В 1722 году, по повелению Императора Петра Великого, при воеводе бригадире Бутурлине, был делан выбор девиц в Уфе от пятнадцати- до двадцатилетнего возраста, из сословий казачьего, военного и посадского, для отправки в замужество за поселённых в Таганроге гарнизонных солдат; отчего девицы многими родителями были скрываемы и выбор кончился не более, как десятью только девицами. Это обстоятельство родило в Уфе пословицу – беда согнёт в таганий рог(2), которая в настоящее время, кажется, утратилась.
Третий бунт начался в 1735 году, по случаю предпринятого построения г. Оренбурга. Башкирцы, справедливо опасаясь, что основанием новой крепости будет стеснена их свобода и обуздано своевольство, решились воспрепятствовать её построению и взбунтовались. Предводителем их первоначально явился сын вышеупомянутого Кусюма, старшина Акай(4). Бунт, по обыкновению, начался разорением нескольких деревень и разбитием нескольких многочисленных русских отрядов. Город Уфа, по этому случаю, сначала возмущения вытерпел годичную осаду, начавшуюся с октября месяца. Эта осада лишила жителей города возможности пользоваться выгонами за Белой, на которых накошенное сено было сожжено башкирцами; выезд за дровами и ввоз хлеба и других необходимых потребностей тоже сделался невозможен; войск же в городе, с которыми можно бы было добыть необходимые продукты силой, находилось мало. Вследствие этого жители стали испытывать во всём совершенный недостаток, и скот от голоду стал гибнуть, потому что должен был питаться древесными ветвями и листьями. Тогда-то жители золотухи, засеявшие упомянутый выше мыс (между рр. Уфой и Белой) яровым хлебом, накосившие несколько стогов сена и сделавшие большие запасы дров, помогли Уфимским жителям и тем отвратили грозящую опасность. Бунт этот усмирён был не ранее 1741 г.
В этом же году появилась в Уфе в первый раз сибирская язва на лошадях.
В 1759 году над городом разразилась страшная гроза, и молния сожгла кремль со всеми внутренними его строениями и повредила древний Смоленский собор.
(Оренбургские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1864. 31 октября)
Спустя 38 лет после Акаевской осады, в 1773 году начался страшный Пугачёвский бунт, в который Уфа снова подверглась осаде гораздо более опасной, чем тогда. Одновременно с нападением на Оренбург самого Пугачёва, началась осада и Уфы.
В числе мятежников, окружавших Пугачёва, самым главным был казак Зарубин, названный Чикою, который играл роль фельдмаршала графа Чернышёва; ему-то Пугачёвым и было поручено взятие Уфы. Командуя 10000 скопищем мятежников, Чика 1 октября 1773 года подступил к Уфе и расположился в селе Чесноковке, за рекой Белой, в 10 верстах от города. Вместе с тем огромное число мятежников, под начальством беглого Уфимского казака Губанова, наименованного полковником, заняло село Богородское, находившееся тогда на Сибирской дороге, в 18 верстах от города. Таким образом город был обложен с двух сторон множеством неприятелей.
Уфимские укрепления были очень слабы. Защитой городу служил отчасти существующий ещё тогда вал, потом возвышенность положения и наконец река, при начале осады ещё не замёрзшая; но всё это, разумеется, было слабым препятствием для неприятеля и потому необходимо было принять другие, более действительные меры, какие только были возможны при тогдашних обстоятельствах. К счастию, в это смутное время начальниками города были — воевода Алексей Никифорович Борисов и комендант, полковник Сергей Степанович Мясоедов, люди опытные, мужественные и любимые гражданами; они умели вдохнуть в других мужество и возбудить готовность защищаться до последней крайности. Много также содействовал им своими советами мужественный и умный купец Иван Игнатьевич Дюков. Но, несмотря на эту готовность, если принять во внимание многочисленность мятежников, плохие укрепления и недостаточное количество войска, находившегося тогда в городе, положение Уфы было, можно сказать, отчаянное. В самом деле, военные силы в городе состояли из одной роты, называемой тогда штатскою, одной роты инвалидов, 20 человек пушкарей и 200 человек казаков; главными же и действительными средствами обороны могли служить только пушки, которых считалось большого и малого калибра до 40. Вообще количеством и качеством огнестрельного оружия защитники города значительно превосходили мятежников, которые в этом отношении имели большой недостаток, потому что большая часть их вооружена была только саблями, копьями и топорами.
Всеми войсками в городе командовал капитан (впоследствии майор) Кузьма Пастухов. Из вышеозначенного числа 100 человек отчислили к резерву, под командою майора Пекарского; к резерву же присоединено было 150 человек дружины, образованной из молодых казаков и мещан, по приглашению Дюкова, который и начальствовал ею. Как сам Дюков, так и его сподвижники во всё время осады оказывали постоянное мужество и усердие, неуступавшее регулярным войскам. Кроме того составлено было ополчение из отставных солдат и казаков, из числа которых самым опытным и хорошего поведения поручались во время вылазов и преследования неприятеля маленькие отряды.
Казак Чика по прибытии в Чесноковку, не вдруг начал осаду, этому препятствовала весенняя [осенняя] распутица и река, ещё не вставшая. Когда 18 октября река покрылась льдом, Чика отправил на берег переговорщиков, имеющих в руках копья с привязанными к ним красными знаками, с требованием сдачи города, без кровопролития. Для переговоров в первый раз выезжал сам комендант Мясоедов, а потом высылаемы были другие чиновники и несколько раз купец Дюков. Подобных переговоров во всё продолжение осады было много и в особенности всякий раз после неудачного приступа. Мнимыми обещаниями сдать город, стараясь удержать неприятеля от нападения сколько возможно долее, осаждённые между тем с величайшей энергией спешили привести его в возможно лучшее оборонительное положение, что и исполнено было ими с успехом. Вот какие меры были приняты. Река Белая, очень рано тогда покрывшаяся льдом, по редкому случаю, образовала большую полынью от самой Золотухи до горы, где теперь архирейский дом; эту полынью постоянно расчищали и не давали замёрзнуть. Такой мерой достигли того, что приступ неприятеля с этой стороны, по крайней мере на первый раз, ещё не мог быть слишком опасен, а следовательно не требовалось тут ни очень сильных укреплений, ни больших военных сил, которые назначались только туда, где встречалась настоятельная нужда. Вместе с расчищением полыньи устраивались и батареи. Всех батарей было пять: четыре неподвижных и одна лёгкая конная. Первая, самая главная, состоявшая из 12 орудий, была поставлена на самом берегу р. Белой, при устье безымянного ручья, там, где теперь на набережной улице деревянный мост; вторая — из 6 орудий, стояла на сопке Усольских гор и могла защищать две стороны города; третья из 6 же орудий — на горе, где ныне архирейский дом, также могла обстреливать две стороны и, сверх того, защищала городские въезды — Фроловский и Ильинский; четвёртая — из 8 орудий, находилась на том самом месте, где теперь старое кладбище около Успенской церкви. Эта батарея устроена была против скопищ Губанова, расположенных, как сказано, в селе Богородском, и могла защищать въезды Казанский и Сибирский; наконец пятая, подвижная батарея, из 4 орудий, стояла у собора и являлась всегда там, где грозила большая опасность.
_________________________
Продолжение следует…