Как жили башкиры. Счастливое детство в Абуляисово. Часть восьмая

Скоро горы стали отступать от дороги, они как бы удалились вправо, а впереди заблестела узкая полоска воды, которая все больше расширялась впереди, и путники, подъехавшие к реке, спустились к броду и переправились на другой берег. Впереди показались мазаные глиной и беленые известью дома. Дома были похожи на ергаишевские, только возле домов росли высокие и толстые осокори.

Из-под ворот домов этой длиннющей улицы выбегали с громким лаем собаки, они подбегали к телеге и, скаля острые зубы, пытались укусить ноги проезжающих, поэтому мать Банат и Махия-енгяй сидели на телеге, подобрав под себя свои ноги, а Банат, испугавшись собак, давно уже сидела в самой середине телеги, пытаясь вжаться как можно глубже в сено, только мешал ей в этом черный войлок. «У, какие страшные!» – думала она. А собаки, не переставая, облаивали Савраску то слева, то справа, появляясь сбоку от нее...

Наконец, повозка резко свернула вправо и покатила по коротенькой улице, где стояло всего несколько домов. Путники подъехали к деревянному мосту и выехали из этой деревни. Дорога теперь пролегала по подножию трех высоких гор слева от путников. Склоны их были покрыты изумрудным можжевельником, вершина одной из гор заканчивалась скалами, а справа, в низине, виднелась какая-то деревня, а дальше от этой деревни тянулась целая гряда голых гор, одна выше другой.

«Эта деревня называется Средний Муйнак, а та, что мы проехали, была Верхний Муйнак. Нас с Минигуль направили на работу в школу Среднего Муйнака, осенью мы начнем там жить и работать. Нам здесь дали жилье. Вот, как только переедем туда, мы вас позовем в гости», – сказал Юнус-езняй. «А как называются эти горы?» – поинтересовалась Махия-енгяй. «Самая первая – это Такырташ, вторая – Уртатау, а последняя, скалистая – Утя Тишек или Тишектау. Когда вы приедете к нам в гости, мы вам покажем пещеру в этой горе. Гору эту во время Гражданской войны беляки занимали и не пускали в Верхний Муйнак красных, потому что с горы был хороший обзор, видно было, как подъезжали красные, белые отсюда стреляли и убивали многих красных. Но зато со стороны горы Акташ, которая позади Утя Тишек, незаметно подобрались красные и вступили в бой с беляками, уничтожили их и заняли удобную высоту. А потом они установили в окрестных деревнях Советскую власть», – рассказывал Юнус-езняй, ловко управляя Савраской.

Банат же сидела и думала: «Ага, ждите вот, что я приеду сюда в гости! Да не в жисть! Мне и в родной деревне Ергаиш хорошо, нечего мотаться по горам и скалам! Хватит и этой поездки, итак еле живая осталась». Только девочка пока еще не знала, что будет с ней через несколько лет, и какая судьба ей выпадет, и где она будет жить целых шесть лет…

Когда путники стали подъезжать к Абзаново, мать Банат стала рассказывать путникам о своем детстве, прошедшем в этой деревне, о том, как ходили летом за земляникой на ближайшую к деревне гору. Взрослые тогда все время предупреждали, чтобы они, дети, постоянно смотрели под ноги, потому что на горе и у подножия горы было очень много гадюк, береглись, чтобы невзначай не наступить на них. И еще они рассказывали, что люди видели здесь белую змею – царицу змей, и, если при встрече с ней успеть положить на землю перед ней белую ткань или платок, или мужскую рубаху белую, то царица змей будто бы скидывала с головы на тряпку свою царскую корону. Они говорили, что тот, кому удавалось заполучить змеиную корону, тот становился самым счастливым человеком, если приносил ее домой и, завернув в белый платочек, хранил ее у себя дома в потаенном месте в секрете. Многие дети верили в эти россказни, и за земляникой мальчики отправлялись, надев на себя белые рубашки, а девочки – в белых платках.

Правда, по словам сестер мамы Банат и ее бабушки, они никогда не встречали белую змею. А вот у отца матери действительно была змеиная корона, которую отец, когда умирал от холеры, успел оставить матери Банат, как самому старшему в то время ребенку в доме, потому что остальные старшие сестры ее уже давно были замужем в окрестных деревнях. Да еще подарил толстую священную книгу – Коран, главную святыню семьи; все это сокровище было зашито в белую тряпку. Отец велел ей припрятать святыню, чтобы другие не знали об этом. Тут же в передней комнате находившаяся сестра Разифы, мамы Банат, видимо, подслушала их разговор, и после похорон отца елейным голосом обратилась к Разифе, которой было всего 15 лет, со словами: «Ты, Разифа, пока несовершеннолетняя, живешь с мачехой, как бы она не украла святыню отца, дай мне ее до твоего замужества на хранение, она пусть побудет у меня, потом я тебе ее верну». Мама Банат поверила сестре и отдала святыню и за заботами о своих младших сестренке и братишке, чудом выживших в голодный 1921 год, забыла о короне змеиной и Коране, вспомнила о них только зимой 1942 года перед отправлением мужа на Великую Отечественную войну. С просьбой, чтобы сестра вернула ей отцовскую святыню, она обратилась к ней, а та сказала, что во время пожара в их доме она же с мужем, пока крыша не рухнула, еле успели вынести из огня только своих малолетних детей, а святыня осталась дома и сгорела.

Мать Банат до сих пор не верит словам своей сестры. Так ли это было или нет, знает один Бог. Но, во всяком случае, обещанного короной змеи счастья так и не увидела сестра Разифы: муж ее и двое сыновей погибли на войне, неизвестна даже могила их по сей день. А муж Разифы, отец Банат, вернулся с войны живым и здоровым, может быть, подаренная матери отцом корона поспособствовала этому, а, может быть, молитвы ее маленьких детей, ежедневно просивших у Аллаха, чтобы отец их остался среди огня целым и невредимым... Во всяком случае, Разифа среди своих сестер оказалась самой счастливой: именно у нее только муж вернулся с фронта, а у остальных пяти сестер мужья сложили свои головы на полях сражений.

Банат же, слушавшая этот рассказ матери, про себя подумала: «Эх, скорей бы найти эту змеиную корону! Вот найду ее и тогда я обязательно стану счастливым человеком. Но я хочу, чтобы и мои сестры, и брат тоже были счастливыми, поэтому время от времени буду давать ее и своим близким. Только как бы не забыть повязать на голову белый платок, когда скоро пойду за земляникой в Айыргыуак».

Мать продолжила рассказ о своей родной деревне, о природе ее. Рассказывала она и о горе Сусактау: «Говорят, что в Сусактау была пещера и оттуда будто бы тянулся подземный ход до горы Альянка. Раньше, когда казахи совершали набеги-барымту на башкирские земли, именно в ту пещеру спускались башкиры и по подземному ходу выходили там, где не было казахов или можно было спрятаться от них. Ночью же, когда спали враги, башкиры выходили из своих укрытий и нападали на казахов, вырезали своих врагов. Так ли было в самом деле или нет, но известно одно: казахи уже в наше время каждый год приезжают к Альянке, читают аяты, дуа-молитвы, режут баранов и поминают своих погибших в барымте сородичей».

О чем говорили дальше взрослые, Банат не слушала, а вспоминала картинки в учебниках сестер с изображениями воинов, их луки и стрелы, копья и щиты, их одеяния, и в душе своей представляла, как башкиры сражались с казахами, как мстили им, совершая ответные набеги-карымту на казахов.

Только когда путники въехали в Шэртугай, начало деревни Абзаново, она стала, загибая пальцы на руках, считать дома деревни, когда все пальцы рук были загнуты, она достала стебель ромашки из-под войлока, постеленного на телегу, отломила часть стебелька, положила рядом с собой и дальше продолжила загибать пальцы. Сломанных стебельков стало целых четыре, тогда она поняла, что проехали уже сорок домов.

Когда проезжали мимо одного дома, крытого липовой корой, мама Банат сказала: «А вот и дом моего двоюродного брата Давлетши, вон и он сам, что-то делает, ходит во дворе», – и указала рукой в сторону какого-то мужчины. Она и дальше показывала дома своих родственников в Шэртугае, только Банат это было совсем не интересно, потому что она ждала встречи со своими племянниками, сыном и дочкой сестры Миннихаят.

Когда путники остановились у сестры, взрослые чай попили и продолжили свой путь в Ергаиш, а мама Банат оставила дочку на несколько дней у Миннихаят погостить. До самого вечера Банат и дети ее сестры играли на улице. Утром, после завтрака, зять и сестра Банат стали собираться на работу. Миннихаят-апай перед уходом велела сестренке вымыть полы в доме, занесла в дом ведро с водой, мочалку из лыка и ушла. В недоумении осталась стоять посреди комнаты Банат: она до этого дня никогда не мыла полы, обычно в их доме старшие сестры мыли, терли доски пола мочалкой.

Ну, раз сестра велела мыть полы, девочка взялась за дело: долго мочила в воде мочалку, потом водила ею по полу, где вдоль, где поперек досок, замучилась, потому что полы были шершавые, занозистые, а когда хотела отжать мочалку, чтобы вытирать доски насухо, не хватало силенок. Девочка вся вспотела, пыхтела от натуги, еще неровности досок со своими острыми краями и занозами выдергивали из мочалок какие-то нити, волокна, они так и остались тянуться на полу.

Когда девочка с грехом пополам почти домыла полы, дойдя до последней половицы, в дом вбежал племянник, одетый в штаны чуть ниже колен, и он краем штанов своих нечаянно зацепил за ручку ведро и опрокинул его. Вся грязная вода пролилась на вымытые половицы. И пришлось Банат, громко плача, опять вытирать полы, испачкав при этом порванный при падении с телеги на Кысыке Умбета подол своего платья.

Сестра пришла с работы на обед, взяла в руки веник и подмела полы, собрав в совок все мочала, тянувшиеся вдоль половиц после «мытья пола» Банат. Потом она повела Банат в дом брата.

Продолжение следует…