Как жили башкиры. Счастливое детство в Абуляисово. Часть шестая

Долгое время путники ехали по равнинной местности. Кругом красота, густая трава, среди которой полно разных цветов: лютиков, колокольчиков синих и белых, вьюнов, даже сергибусы и сурепка кое-где пестреют желтыми своими соцветиями, кругом поют какие-то птицы: то слышатся трели, то тоненькие свистки – «фьють-фьють», то какие-то непонятные звуки, похожие на треск ломаемого ивового прутика; вот почти под копыта Саврасой бросилась какая-то птица, она то отлетает в страхе от быстрого бега лошади, то снова бросается под самые колеса и потом вспархивает, сама время от времени повторяет «пыть-пыть-пыть». А дальше раскинулись широкие пшеничные поля. Справа от дороги кое-где растут липа, дуб, кусты шиповника с зелеными пока бутонами цветов.

Вскоре путники подъехали к какому-то роднику и там остановились, чтобы дать лошади отдохнуть, да и самим размять свои отекшие от долгого сидения ноги. Мать и девочка подошли к роднику и видят, как вода в роднике бьет с самого дна: вначале там появляется маленький пузырь, он поднимается и из-под него бьет маленький фонтанчик, дойдя до поверхности воды, он стихает, создав небольшую рябь по маленькому зеркалу ключа. Вода оттуда медленно течет по неглубокому руслу.

«Этот родник называется родник Егетбая, он назван по имени моего деда, потому что именно сюда выходила семья моего деда с многочисленными слугами и помощниками на летнюю кочевку, здесь паслись его многочисленные стада коров и овец, табуны лошадей. На этих равнинах люди готовили сено на зиму. А рядом с родником стояла главная юрта деда Егетбая. Он был очень богатым человеком, на зиму вся его семья возвращалась в его родную деревню Самазы. Кстати, скоро мы подъедем к ней. Все родственники моей матери сейчас живут в основном в этой деревне», – рассказывала мать своей младшенькой, которая внимательно слушала свою маму и в то же время успевала опускать ладошки в родник, зачерпывать воду и пить вкуснейшую студеную воду.

«У моей матери был богатый дед, а у меня никакого деда нет… Интересно, почему так? – задумалась Банат. – У моей подружки Фарзаны есть бабушка, а у меня нет. Почему?» Ей стало очень обидно, и она хотела было заплакать, но вдруг взгляд ее упал на одно растение – дерево не дерево, потому что ствол тонкий; куст не куст, потому что выше кустов шиповника, весь в белых цветочках, собранных как бы в метелочку соцветий, такого растения девочка никогда не видела в окрестностях своей деревни. «Это что за дерево? Оно мне совершенно незнакомо», – поинтересовалась она. «А, доченька, это калина. Она вот так в начале лета, в июне, зацветает белыми цветами, а к осени дает людям свои терпкие красные ягоды. Калины много и у нас в окрестностях Ергаиша, особенно в сторону Андреевки, это далековато от нашей деревни, ты там еще ни разу не была, поэтому не видела калину. Даст Аллах, мы этой осенью и тебя возьмем, когда отец твой поедет за сеном, а мы поедем собирать калину».

Вскоре впереди путники спустились в какую-то низину, и Банат увидела еще одну деревню. Она была с четырех сторон окружена высокими горами, только с одной стороны был спуск туда, к деревне, а в конце ее был подъем на горку. Посреди низины, где расположилась деревня, протекала неширокая речка, а на обоих берегах стояли мазаные белой глиной небольшие дома под лубяной и соломенной крышами. Там, где речка делала поворот вправо, почти на самом берегу реки стоял большой дом, крытый железными листами, с несколькими окнами на улицу, у которых только верхние ряды стекол были видны за «русскими воротами», крытыми тоже железом. Путники подъехали к этому дому.

Мать Банат слезла с телеги и вошла в эти ворота, потом исчезла в широком дворе. Она скоро вышла из этого дома, села на телегу и велела Юнус-езняю ехать. «Это дом дедушки Егетбая, сейчас здесь живет его сын Агзам-агай. Сегодня его дома нет, уехал проверять сенокосные угодья свои, дома только енгэй, его жена. Она велела всем нам зайти к ним, выпить чаю, только я не согласилась, потому что до обеда надо доехать до сватов в Умбете, они ждут не дождутся, наверное, нас, итак задержались в пути из-за дождя», – сказала она остальным.

Когда выехали из деревни Самазы, сразу же начался подъем в гору, только перевалили с одной, так сразу же начался новый подъем. «Вот раньше, до Советской власти, здесь были владения дедушки Егетбая, а когда пришла Советская власть и началась коллективизация, все свои земли, свое имущество, всю свою скотину дедушка отдал колхозу, поэтому новая власть его не обидела, даже оставила за ним его богатый дом. И моей маме тоже не навредила новая власть, только она умерла еще молодой от эпидемии холеры, бушевавшей в Башкортостане, поэтому у вас, мои дочери, нет бабушки», – рассказывала по пути мать.

Путники поднялись на высокую гору. Банат надеялась, что дальше поедут, наверное, по равнинной местности и с такими мыслями поднялась на ноги, держась за железную ручку сундука, и посмотрела вперед. За головой Саврасой, впереди, был виден крутой спуск с горы. От страха девочка быстренько села на свое место за сундуком, уперлась ножками и двумя руками крепко ухватилась за знакомую свою веревку. Саврасая, как будто только и ожидавшая, когда девочка усядется, умчала своих пассажиров вниз с горы. Высокие травы, росшие по обочинам узенькой дороги, били по ногам взрослых, сидевших на телеге, свесив свои ноги, а низенькие травы, долго дрожа, стояли, не выпрямляли свои верхушки. Наконец-то путники благополучно спустились с горы и подъехали к резво текущей речке с каменистым дном и вброд переправились на другой берег. «Эта речка называется Акбирде, она берет свое начало там, в горах, недалеко от деревни Куюбар, поэтому, она хоть и неглубока, но течение очень сильное и быстрое», – объяснял женщинам Юнус-езняй.

За рекой была деревня, огибая правый конец ее, дорога пошла дальше вперед к небольшой горе. Банат, смотревшей назад, видно: крыши домов здесь, как и в их Ергаише, крыты соломой или лубком, только ворота дощатые с крышами из досок или железа. Встретившиеся на улице старухи одеты в черные платья и фартуки, на головах у них треугольником повязанные под подбородком синие или белые без узора платки, у некоторых на руках маленькие дети или палки, которыми они опираются об землю, когда медленно волокут свои ноги. Зато они время от времени покрикивают на голозадых детишек: «Ванькя, куда пошел! Нюрка, отойди от гусака!». Банат сидит и ломает голову, что означают эти слова, шустрые уши ее запоминают эти незнакомые слова, завтра она спросит у матери, о чем кричали эти старушки. (Она еще не знает, что приготовила ей судьба впереди долгие годы говорения этими незнакомыми пока ей словами.)

На подножии горы, слева от дороги показались какие-то там и сям торчащие из земли столбики с поперечными перекладинами, которые наверху заканчиваются деревянными крышечками. «Мама, это что за маленькие домики, в них, наверное, птички живут?» — спросила Банат. «Доченька, это русская деревня Верхняя Акбирда, а эти столбики с перекладинами — их кресты, показатель того, что они не мусульмане. Раньше все эти земли принадлежали башкирам, но их продали русским, переехавшим сюда из далеких губерний России. Продали потому, что река Акбирде весной выходила из своих берегов и затопляла долины. Оттого что эти земли кругом окружены высокими горами, после весеннего половодья на них долго стоит вода и тут трава растет обильно, как раз для заготовки сена. Заготавливать-то заготавливали сено, но, если в конце лета, до осенних дождей, не успевали вывезти все сено, осенью оно уже в стогах пропадало из-за того, что под стога попадала вода, вышедшая из берегов речки и затоплявшая всю долину вокруг. Поэтому башкиры предпочли другие земли, а эти, по словам старожилов, за бесценок продали русским. Вот с тех пор здесь живут русские, многие из них, как и соседи наши из Чеботарево, давно уже обашкирились».

Скоро и эта деревня осталась позади, когда путники взобрались на вершину очередной горы. Юнус-езняй остановил повозку, желая дать отдых Саврасой и еще чтобы привязать крепкой толстой веревкой какую-то короткую рогатую жердину, которую достал из-под сена на передке телеги, к переднему колесу телеги. Банат сидит на телеге и смотрит вокруг, видит, что здешние горы совершенно не похожи на ергаишевские: там они покрыты лесами, а тут — одни голые скалистые горы, кое-где покрытые деревьями, похожими на елку, которую она видела в школе на Новый год; только невысокие, ползущие по поверхности гор небольшими кучками, сами такие изумрудно-зеленые. На торчащих из земли камнях лежат зелененькие ящерицы, они, видимо, греются на солнце. Некоторые из них резво трогаются со своего места и в мгновение ока сползают с камней и исчезают под ними.

Так, наблюдая за округой, Банат пока сидела на телеге. Лошадь, видимо, достаточно отдохнула, и путники снова поехали. Юнус-езняй, обратившись к своим спутникам, сказал: «Впереди спуск с крутой горы, да еще она вся косая, вы уж держитесь крепче за телегу, теща, а ты получше смотри за Банат, сейчас мы спустимся с горы Акташ, а внизу уже будет моя деревня Умбет», — с такими словами езняй направил лошадь прямо к спуску. Оказывается, по сравнению с этим крутым спуском, те спуски с гор были лишь скатыванием с пологого холма только. А этот!!! Ужас один… Бедная Саврасая хочет бегом скатиться с горы под напором телеги, но та, раздвоенная на одном конце жердина, привязанная к колесу, не дает ей бежать, тормозит, глубоко царапая дорогу; лошадка хрипит уже от натуги, она, закусив уздечку, выпуская пену изо рта своего, иногда скользит по земле задними ногами, чтобы удержать повозку… Телега кренится то в одну сторону, то в другую, когда колеса ее попадают в яму на дороге, путники сидят ни живые ни мертвые, зажмурив от страха глаза — один Юнус-езняй, не теряя бодрости духа, ловко управляет Саврасой. О Аллах, наконец-то спустились с горы… А внизу раскинулась деревня Умбет.

Эта деревня тоже окружена горами, она разделена широкой рекой Ускалык на две половинки. Один берег реки крутой, прямо у подножия горы, вдоль реки, протянулась узкая длинная улица, а другой берег реки — пологий, там имеется несколько коротких улиц и переулков. Низкий берег реки почти сплошь усыпан гусями и гусятами, они щиплют траву, росшую между гальками и камешками. На берегу там и сям стоят высокие осокори.

Продолжение следует…