Живописная повесть Алексея Храмова

В библиотеке им. Заки Валиди, в зале с роялем, сейчас выставка художника Алексея Васильевича Храмова, к его 115-летию. Он мне известен, как отец прекрасного писателя и тоже художника Петра Храмова, который был его старшим сыном, и написал удивительный роман «Инок». Мы неоднократно обсуждали в культурных кругах города это выдающееся произведение уфимской литературы. Поэтому мне было любопытно заглянуть в дверцу времени – как выглядел мир тогда. И случай представился. Я благодаря стечению обстоятельств пришла, когда началась развеска картин и побеседовала с Олесей Георгиевной Храмовой, хранительницей творческого наследия этой семьи. Она представилась и объяснила степень причастности к семье Храмовых, была женой младшего из сыновей:

– Мне художник приходится свёкром. И мне осталось это наследство, так можно сказать, – вот эта коллекция, которой собираемся распорядиться разумно, не только чтобы мы знали, но и любители живописи, и профессионалы. И поэтому делаем выставки. Вот эта приурочена к 115-летию. (Алексей Васильевич Храмов родился 25 февраля 1909 года в г. Белебее.)

– Расскажите немножко о выставке, как вы её комплектовали? Какие работы вошли?

– Мы старались представить все жанры, в которых работал художник. Алексей Васильевич писал во всех жанрах. Это уголок портретов. Старались представить именно те портреты, которые для него характерны – это психологические портреты. То есть внимание на лицо и руки. Традиция русской художественной школы и, может быть, ещё Рембрандта, у него тоже немало портретов старых людей. Когда через лицо, через посадку, весь образ говорит о прожитой жизни. Старались представить вот эту сильную сторону художника. Вот, кстати, его тесть изображен – вот такой крестьянин, обратите внимание на интеллигентные руки. Он был репрессированный. После репрессий ему было запрещено жить в Уфе. И он жил как крестьянин в деревне. Ему отбили лёгкие в лагерях, и потом, когда его в госпиталь уже больного в Уфу привезли, он прожил недолго. Посмотрите, ведь надлом в человеке. Лицо крестьянина, а руки выдают. Он владел до революции заводиками небольшими, сам их построил, за это и упекли. Промышленником был, за это и поехал в лагеря. Вот эту всю судьбу удалось передать художнику – так он руки выделяет. Руки выдают, что человек-то перед нами в принципе непростой.

Вот портрет матери, ей тоже очень много пережить пришлось – там в роду очень много репрессированных, растрелянных. Репрессии коснулись Храмовых много раз, потому что это был зажиточный купеческий род.

И женился-то художник тоже на женщине дворянского происхождения. Они издалека в Уфу попали, с южных пределов России были сосланы.

– В общем, рыбак рыбака видит издалека. Уровень культуры обоих был высок и позволил создать общее понятийное поле.

– Да, хотя они приняли вот это всё – и власть, и жизнь. Ну, а куда деваться.

– И быт же тоже имеет значение и корректная манера общения. Все эти привычки и просто вещи – салфетки, вышитые скатерти, всё накрахмаленное...

– У меня дома в сундуке вот такие ещё шляпки с вуалью, ну ещё что-то осталось. Ну, как и все, они это приняли достойно. Ну ладно, эпохи меняются, политики меняются – искусство вечно.

Два портрета немножечко другие, но тоже психологические.

– А вот портрет, пожалуй, в духе Серова, просто отдых – это жена художника, мать двоих сыновей в минуту покоя.

А это его старший сын – он в карнавальном костюме. Но лицо у него не соответствует такой карнавальной одежде.

– Да, я подумала, что шляпка как у «Незнакомки» Крамского, а почему-то шинель и всё такое будничное.

– Ребёнок ушел в себя. Это у него домашняя одежда. И художник показывает контраст. Мальчик ушел в себя – и художник очень точно ухватил этот момент.

Вот эти портреты рода со всей историей века.

(Дед художника по матери – уфимский купец второй гильдии Михаил Андреевич Степанов-Зорин (1845–1921). В 1909 году прадед начал возводить в Уфе храм Вознесения Господня. Деньги собрали среди уфимских купцов. Пожертвование на это строительство сделал и император Николай II. Вознесенская церковь построилась в 1919 году, а потом была разрушена властями и на этом месте была построена школа. У Михаила Андреевича была дочь – Прасковья Степанова. Муж дочери, белебеевский купец Василий Храмов, был расстрелян. Сын, Алексей Васильевич Храмов, остался без отца. Мать воспитала и вырастила четверых детей.

В 1930 году Алексей Васильевич окончил художественное отделение Уфимского техникума искусств по классу Л. В. Лезенкова и Н. В. Самарина. Алексея Васильевича, как имеющего купеческое происхождение, не приняли учиться в Академию художеств, не разрешали продавать свои картины. Он месяцами жил без средств к существованию. В основном жили в Уфе на скромную зарплату жены – учительницы.)

– Поскольку этот год юбилейный и для нашего города, мы представляем на выставке ещё и городские пейзажи. Хотя Храмов ими не увлекался. Вот картина, которая называется «Дом, в котором я живу». Трудно узнать, да? А это то место, где будет построен торговый центр «Башкирия».

– То есть он ещё не был построен, какого года картина?

– Художник умер в 1978 году. Предположительно, это начало 70-х, может быть середина. На этом доме, вот с того края есть памятная табличка – он прожил здесь последний год. В основном, Алексей Васильевич Храмов состоялся как пейзажист. И мы представили здесь пейзажи. Если говорить о характерных каких-то особенностях его живописи – то это сдержанность, точный рисунок, просчитанная композиция и эмоциональность одновременно. Он и сам был очень сдержанным человеком, это по автопортрету даже можно судить, но в то же время эмоциональным. И в картинах это чувствуется. Вот картина для глаз – это радуга, вид из окна на месте будущего торгового центра «Башкирия». У него даже есть такое выражение, которое цитируют часто: «Язык художника должен быть лаконичным – у него всего одна страница для повести». Его картины не только пейзаж, который мы видим, в них ещё есть какая-то философская подоплека. У него есть все времена года. Могу такую историю рассказать про японскую делегацию. Наверное, в 70-х приехали в Уфу японцы. А до того времени были посланы в Японию работы художников Советского Союза. И после японцы приехали и по разным городам ездили. И приехав в Уфу, захотели увидеть художника, который так хорошо рисует снег. Для них снег – это удивление. И их провели в мастерскую к Храмову.

Действительно снег ему удается. И зимние пейзажи какие тут у него. Есть, конечно, величественные. Очень часто ощущается влияние Левитана, это был его кумир – я сделала такой вывод из той литературы, что после Алексея Васильевича в доме сохранилась. Много изданий именно про Левитана, по творчеству Левитана, даже с буквой «ять» есть.

– Могу спросить, сколько картин на выставке?

– Если со всеми, то 58, вот с этими этюдиками.

– Вижу замечательные этюды и наброски в стеклянных витринах. Это очень интересно. Это же внутренняя лаборатория художника. Вот тут – весна, воробьиные гнёзда. Такое ощущение Саврасова какого-то.

– Обычно, конечно, у Храмова любимое время – осень. Я вот такое составила впечатление. Потому что я лично виделась с художником один раз, была ему представлена. И была в то время слишком юная и глупая, что б вообще о чём-то говорить. Эта осень у него всегда такая глубина. Вот это одинокое озеро. Озеро прекрасно, его никто не видит, и в этом может быть своё очарование. Лично мне кажется, подача такая – одиночество можно принять с достоинством. Прекрасное, даже если его не видят, может быть прекрасным, как одинокое озеро.

– Рефлексия какая-то внутренняя есть.

– Есть тут какая-то печаль! У него всегда всё очень в меру. Вот «Сирень. Весна». Как бы Бурзянцев подал – бушующее, на разрыв. У Храмова это другое восприятие – радость, весна пришла, очень сдержанная.

– Из серии, наконец-то дожили и до сирени, наконец-то мы миновали эту зиму, ещё один май.

– Да. И тут напряжение, и даже грусть, но очень в меру.

– Творческое наследие художника велико. Если здесь 58 картин, представляю, сколько он нарисовал за свою жизнь. В каких ещё местах и музеях мы можем увидеть картины Алексея Храмова?

– В музее Нестерова, в Аксаковском музее. Но продано и за границу было очень много. Может быть, лучшее было продано.

– Некоторые вещи, которые кажутся во время оно лучшими, потом выходят из тренда. А творчество целиком отстаивается со временем и на передний план выходит то, что казалось незаметным. Потому что река времени уносит лёгкие приметы, и обнажается скелет мышления, который внутри закопан.

– Безусловно, вы правы. Я хочу упомянуть вот такой момент – иногда художник создаёт что-то, с чем потом ни за что не может расстаться. Это очень распространено. Имеет место быть и здесь. Реалистическая школа в лучшем смысле. Вот здесь в основном картины 60-х и 70-х годов. Более ранние виды Уфы, потом Белорецкий комбинат. Портрет матери, 50-е годы. Да, он прошел весь фронт, но военной тематики никогда не касался. (Участник Великой Отечественной войны, Храмов пять лет провёл на передовой, был в окружении, участвовал в обороне Ленинграда, форсировании Днепра, штурме Кёнигсберга. Домой вернулся после победы над Японией и вновь занялся живописью.)

Прожил 69 лет. Тут мы не выставили его последнюю картину «На цветы выпал снег», потому что всё время выставляли, она очень эмоциональная. Он закончил работу в мастерской и пришел домой, жена открыла дверь, он упал, по дороге в больницу скончался.

– Легко ушел. До последнего работал. Есть люди – годами лежат парализованные, а это страшно. Для художника потерять способность к движению и зрение ужасно. А он до последнего дня работал. Это Божье благословение. Это как бы достойное включение в жизненный миф. Ведь о каждом художнике создается миф. Вот беру у вас интервью – это тоже теперь часть мифа о художнике, о семье творческих людей Храмовых.

Олеся Юрьевна, спасибо вам за то, что у художника такой чуткий хранитель. Благодаря вам, мы имеем возможность прикоснуться к судьбе и живописи Алексея Храмова.

Выставка экспонируется в старинном особняке по ул. Октябрьской революции, дом 10, можете посмотреть картины на втором этаже библиотеки им. Заки Валиди до конца августа.

Фото: Галарина Ефремова