Счастливое детство в Абуляисово. Часть первая

Там, где Уральские горы, разделившись на отроги, все более понижаясь к югу, тянутся в сторону оренбургских степей, в деревне Ергаиш, окруженной с четырех сторон невысокими горами, стала заниматься заря. Со стороны Ишапайских гор несмело начало подниматься солнце. Казалось, что оно вначале не могло обойти теснившиеся горы и на некоторое время застревало за самой высокой точкой гор, затем, как бы найдя небольшое пространство между ними, резко выныривало из-за препятствий и брызгало свои теплые лучи на деревню.

Почувствовав первые теплые лучи солнца, проснулся черный петух Муглифы-иняй и первым громко запел на всю округу: «Кукареку!». К его громкому кукареку присоединились петухи соседей: началось утро в деревне. На несколько минут только открылись и вновь опустились завешанные на ночь как защита от духоты и от назойливых мух занавески на дверях домов, ведущих во дворы. В них стали появляться еще не полностью пробудившиеся от короткого летнего сна хозяйки и, кое-как брызнув горстями на лица водой из рукомойников, стали снимать с рогов столбиков, врытых перед летней кухней, еще с вечера водруженные на эти рога ведра для утренней дойки. Затем медленными шагами отправлялись к своим коровушкам, наевшимся ночью травы на задах своих огородов и недавно только пришедшим оттуда и легшим на землю, пользуясь отсутствием утром мошек и оводов. Хозяйки же, легонько гладя их спины мягкими, теплыми ладонями, заставляли коров встать, и, подойдя к ним справа, садились доить своих кормилиц, ласково называя каждую ее кличкой.

Муглифа-иняй тоже вышла из своего дома и через плетень бросила свой взгляд на соседний двор и почему-то не увидела свою дальнюю родственницу Разифу, обычно Разифа первой выскакивала по утрам из своей избы и начинала свои нехитрые обязанности по хозяйству. Иняй удивилась этому, но, когда заметила, как в проеме двери соседнего дома показалась голова Хасана, мужа Разифы, успокоилась и медленно побрела в сторону своего сарая, по пути сняв с рогатого столба ведро для дойки и налив в него из кумгана воду, она шла, время от времени поглубже толкая в карман своего казакея кусок старого полотенца, взятый чтобы вытереть после мытья вымя своей буренушки.

Из соседнего дома после отца вышла и Минихаят, старшая дочь соседей. Она некоторое время постояла на крыльце своего дома, а потом медленно подняла руки и сладко потянулась, когда вспомнила, что сегодня дома нет их мамы, которая всегда ругала дочерей, если те долго потягивались, значит, можно ей так постоять и прогнать остатки сна. Затем и она пошла доить Рыжуху. Когда Рыжуха отдала молодой хозяйке последние капли молока, из сарая вышла и Минигуль, длинным прутиком погоняя впереди себя овец и коз. К ним присоединилась и Рыжуха. Минигуль же погнала скотину туда, где тишину деревни время от времени нарушал глухой удар об землю пастушьего кнута и лай его собаки. Женщины, отгоняющие в табун свою скотину, были удивлены тем, что сегодня вместо Разифы их скотину отгоняет Минигуль и стали спрашивать, почему не мать ее занята этим. Минигуль же быстро пробежала мимо них и на ходу ответила: «Мама наша в райбольнице, у нас родилась сестренка!».

Женщины же, справившиеся сепарированием молока, накинув на плечи коромысла, с вздернутыми на их крючки продолговатыми ведрами, купленными у Ивана-лудильщика из Чеботаревки, стали подходить к речке Ергаиш, чтобы успеть набрать воды для питья, пока гуси и утки не успели взмутить воду в речке. Утренний воздух свеж, на листьях осоки, лопухов и суставчатых дягилей, росших по обоим берегам, перемигиваются под лучами солнца серебряные капельки росы. На речке тихо и спокойно, только видно, как насквозь просвеченная солнечными лучами узкотелая водомерка, не оставляя никаких следов на зеркальной поверхности воды, медленно перебирает по воде тонюсенькими лапками. Это спокойствие вдруг резко нарушается огромной рыбой, которая на несколько секунд выныривает из воды, блестя чешуйчатым телом, своим широко раскрытым ртом хватает водомерку на лету и обратно плюхается в воду. Женщины же, привыкшие к таким картинам природы, держа коромысла с ведрами на весу, стараясь не шуметь, сегодня обсуждают слова Минигуль.

– Ой, оказывается, жена Хасана Разифа опять дочку родила, а ведь ждали сына, – начала негромко обсуждение Шамсинур, едва заметным кивком головы только показывая своим соседкам в сторону стоящего почти на самом берегу Ергаиша, в нескольких метрах от мостика, откуда берут воду деревенские женщины, пятистенки-дома, крытого лубком.

– Это, кажись, девятая дочка у Разифы и Хасана, после единственного их сына Хусаина, – ехидно заметила, поджав тоненькие губы, Латифа.

– Интересно, почему Разифа-апай все время рожает только одних дочерей? – как бы себе задала вопрос Фахира.

– Нечего удивляться этому, естественное явление: какое семя попало, то и рожает уж женщина, – ответила Рахиля-иняй, как бы завершая не очень приятный разговор женщин. Через несколько минут она сама же продолжила: «Какого бы пола ни рождался ребенок, пусть только рождается целым, здоровым и невредимым. А нам, женщинам, надо радоваться тому, что на свет родился новый человечек, а то в нашей деревне после войны родившихся детишек можно ведь только по пальцам перечесть… В этом виноват проклятый Гитлер. Сколько молодых парней и мужчин из деревни остались навечно на полях сражений, а те, кто вернулся живым с войны, то или хромые, или безрукие, только те, кто был легко ранен, способен поднять свое хозяйство и трудиться в колхозе за четверых, родить детей. А сколько девушек сохнут без женихов и начали уже стареть, не могут родить и вырастить детей?.. И мой Билалетдин не вернулся из трудовой армии, сложил голову где-то в чужих краях, даже могилки его нет в деревне…

– Ой, Аллах, Рахиля-апай, своими словами разбередила наши душевные раны, вот и я одна осталась без моего Мухамедьяра с целым выводком детей. Сейчас мне приходится быть и матерью, и отцом одновременно для своих ребятишек… Как я была бы рада, если бы он, как мой шурин Камиль, без обеих ног бы хоть, но живой, вернулся с войны, посадила бы я его на самое почетное место на наших нарах, и словами, подсказками хотя бы помогал мне, учил бы наших детей делам, а то за все приходится самой отвечать… Нет ведь, не вернулся, а пропал без вестей, – заплакала Шамсинур, вытирая слезы с лица рукавом своего старенького, видавшего виды платья.

– Разифа-апай по сравнению с нами – все же счастливая женщина, Хасан-езняй живой и здоровый вернулся с войны, с орденами и медалями на груди. Правда, он тоже после ранения, когда брали Кенигсберг, перед самой Победой, был ранен и долго лечился в госпитале города Шауляй. Слава Аллаху и докторам, излечился, наверное, ради счастья девятерых своих детей Аллах пожалел его, защитил от смерти… Это мы только теперь одни вдовы… Что поделаешь, такова, видимо, воля Аллаха, только остается нам, сжав зубы, терпеть и жить дальше, чтобы сохранить жизни своих детей – память об их отцах…

Женщины, видимо, застеснявшись превращения обсуждения новорожденной девочки в слезы о своих погибших на войне мужьях и сыновьях, вдруг резко прервали свои слова и, встав на помост, набрали воды, и то ли от тяжести ведер с водой, то ли от тяжести своего горя, одна за другой потянулись к своим домам.

Породив такие слова, в деревне Ергаиш появилась на свет маленькая девочка. Это произошло в конце июля 1948 года.

Оттого что девочка родилась в многодетной семье десятым ребенком, взрослые на нее не обратили особо много внимания, просто ей дали имя сестры Банат, умершей в день ее рождения, и сказали: «Бог взял одну, дал другую, пусть живет эта, раз родилась. Слава Всевышнему!» – и продолжили жить своей повседневной жизнью.

Когда девочка стала осознавать себя, ей было года три, наверное. А до этого в ее памяти остались лишь отдельные эпизоды жизни своей многочисленной семьи. Как в тумане помнит она, как, спустившись с широких нар, держась за их наличник, медленно пошла вдоль длинных нар, покрытых разноцветным тряпичным паласом. В памяти, как недалеко от нар на корточках сидит мужчина в синей с тоненькими белыми полосками рубашке и черных штанах и руками призывает ее к себе. Девочка помнит, как она неуверенно сделала несколько шагов к нему и чуть не села от испуга, что сейчас упадет, но мужчина успел подхватить ее за подмышки и прижал ее к своей груди.

А крепко засевшая в ее память картина – это множество людей, больших и маленьких ростом, в длинных платьях, среди них особо выделяется крупная, полноватая женщина в годах, в цветастом платке на голове. Как объяснили девочке взрослые – это МАМА, так зовут ее, а разного роста люди в платьях – это СЕСТРЫ. Мама девочки бывает дома очень редко, потому что она работает в колхозе, поэтому маленькая девочка постоянно находится в окружении своих сестер.

Продолжение следует…