Я тренировался упорно и фанатично, начинал рано утром, а заканчивал, когда тьма уже не позволяла разглядеть оружие. Падая без сил на кровать, я снова и снова прокручивал в голове все, чему научился за день, повторял вчерашнее и строил план завтрашнего занятия. По словам моего очаровательного учителя, я прогрессировал не по дням, а по часам. Иногда во время тренировок я так засматривался на ее гибкое тело, на ее кожу со скользящими под ней тугими узелками мускулов, на то, как ловко она орудует клинком, что пропускал уколы и удары. Она злилась и кричала, чтобы я не ловил ворон, а я был почти счастлив, вдыхая запах ее разгоряченного тела, когда мы, скрестив мечи, глядели друг на друга между сверкающих лезвий. Раскрасневшаяся, она отталкивала меня, и мы продолжали тренировку с удвоенной энергией.
Честно признаюсь, что не будь мой график таким интенсивным, то я уделял бы ей гораздо больше внимания. Но все мои силы были направлены на достижение поставленной цели, которая красной точкой непрерывно пульсировала в мозгу. Я поставил на карту все, даже собственную жизнь, и не собирался проигрывать. И каждая тренировка, каждый выученный финт, каждая капля ненависти к тому, кто отправил меня в первый в моей жизни нокаут, приближали меня к моей цели.
В перерывах между тренировками я разглядывал терем. Не знаю, как еще можно назвать это строение, оно не было похоже ни на что, виденное мной прежде. На вбитых наискось в землю сваях высился сруб с крутой двускатной крышей. Иногда он казался новеньким, будто рабочие только накануне покинули стройку, а иногда, будто стоял тут веками. Снаружи терем выглядел маленьким и компактным, но внутри в нем было просторно и множество комнат. Все в нем было простым и даже грубым, но сквозь эту грубость проступало некое изящество и воздушность. Прямо клубок противоречий, как и его хозяйка. Она, кстати, называла его не иначе, как «моя избушка». Однажды я не удержался и спросил:
— Почему сваи вбиты криво?
— Не криво, а под углом. — Она брезгливо сморщила носик, будто я ляпнул невесть какую бестактность.
— Хорошо, почему сваи вбиты под углом?
— Правильно заданный вопрос уже содержит в себе половину ответа, не так ли, красавчик? Можешь не отвечать, этот вопрос был риторический. Я понимаю тебя, нельзя же быть специалистом во всех областях сразу. Если ты обратил внимание, недалеко отсюда течет река. Сейчас лето и она не кажется такой уж большой и широкой, но каждую весну она становится весьма полноводной, и когда начинается ледоход, уберечься от него не так-то просто. Вода несет льдины прямо сюда. Посмотри, моя избушка стоит в низине и если бы сваи были вбиты вертикально, то лед их давно бы расщепил.
— Ясно. Только выглядит это как-то…
— Как?
— Смешно. Похоже на ноги.
— Какие еще ноги?
— Птичьи. Терем на птичьих ногах.
Она откинула голову и залилась смехом, есть у нее такая манера.
— Скажи еще, избушка на куриных ножках. — И снова засмеялась, но уже своей шутке.
— А почему нельзя было построиться не в низине, а на холме?
— Бери меч и пошли тренироваться!
Иногда было совершенно непонятно из-за чего она сердится.
У меня оставалась еще пара вопросов, на которые пока не было ответов. Например, я до сих пор не знал, как зовут мою покровительницу, но я решил оставить все как есть. Раз она решила не называться, значит, на то у нее были причины. И еще я не понимал природы ее ненависти к Кощею. Взять хоть меня. Жил я себе поживал да добра наживал и не ведал даже, реален ли тот Кощей, пока это не затрагивало меня лично. И если бы он только похитил Василису, то это было бы еще полбеды. Он же меня нокаутировал!
Конечно, вслух я бы ни за что и никому не признался, что истоки моей ненависти находятся именно здесь, в уязвленной гордости, в унижении, которое я ощутил, придя в себя после позорно пропущенного удара. И сколько бы мне ни говорили, что я не хуже, что я просто оказался неподготовленным к встрече с этим противником, что при прочих равных шансы у меня выше и так далее, я знал одно: я проиграл. Все эти слова про то, что я не хуже — всего лишь жалкие попытки сохранить потерянное лицо. Все равно, что прикладывать подорожник к отрубленной голове. И еще я знал, что он мне за это заплатит. И чем сильнее мое унижение, тем большую плату я за это возьму.
Я ехал знакомой дорогой, но на этот раз уже не осторожничал. Обгоняя пышные кортежи знати, направлявшейся к замку, я с удовольствием наблюдал удивление на вытягивающихся лицах. От одного из таких кортежей отделился гонец, пустивший коня в галоп, но я не стал препятствовать ему, рассудив, что будет даже лучше, если новость о моем приближении поспеет раньше меня. Пусть знают о том, что возмездие неотвратимо.
Вскоре показались башни, расцвеченные праздничными штандартами. Судя по всему, я прибывал к самому началу торжества.
Люди, теснившиеся в воротах, расступились, и я беспрепятственно въехал в замок. Главная площадь была полна шумного народу, но при появлении всадника в доспехах все притихли, и цокот подкованных копыт Верного звонко отдавался от крепостных стен. Центр площади был свободен, образуя что-то вроде арены, и въехав на него, я осадил коня. Почему-то я был уверен, что никто меня не остановит, что ко мне со всех сторон не бросится вооруженная до зубов охрана и мне не придется отбиваться от них, как от разбойников. Ветер хлопал разноцветными полотнищами, люди перешептывались, робко указывая на меня пальцами. Первый раз в жизни я выходил на поединок в такой тишине, не имея за спиной ни преданных фанатов, ни даже секундантов в своем углу.
Еще никогда я не ощущал такой колючей настороженности и открытой враждебности зрителей. Было ясно, что здесь невозможно рассчитывать не только на поддержку, но даже на каплю сочувствия. Но этих людей нельзя было винить. Все это царство целиком было заколдовано, все здесь видели мир иначе, чем его видел я. Ничего, когда кладенец поразит врага, все эти мерзкие чары рассеются. Кто знает, может, все эти люди мне мерещатся и когда заклятие будет снято, я увижу вокруг себя пустыню. А пока я наслаждался эффектом от своего появления.
Напряжение росло. Казалось, что оно передалось даже коню, потому что Верный начал нервно переступать ногами, крутиться, а потом и вовсе загарцевал. Я осаживал его, но все же конь взвился свечой, и мне пришлось сильно натянуть поводья. Наконец мне удалось заставить коня опуститься на все четыре ноги. На несколько мгновений я отвлекся и прозевал момент, когда появился Кощей.
Он стоял напротив, облаченный в свои черные доспехи. Меч в черных ножнах висел на боку, ветер шевелил волосы на непокрытой голове.
Я впервые видел его лицо. Конечно, я ожидал увидеть нечто подобное. Исходя из того, как все выглядело в этом царстве, нелепо было бы предполагать, что под шлемом скрывается урод с хищными клыками и свиным рылом. По идее, он должен был сделать себя красавцем с белозубой улыбкой. Но его лицо оказалось вполне обычным. Я видал и покрасивее. Но вот что обращало на себя внимание, так это его открытость и прямой взгляд. Такого мужчину я мог бы уважать, не будь он Кощеем.
Тишина на площади стала прямо-таки нестерпимой. Каждый звук казался лишним, залетевшим сюда случайно, и рождал желание поскорее избавиться от него. Кто-то из нас двоих должен был эту тишину прервать. Тот, кто это сделает, покажет свою слабость. И это точно буду не я.
Кощей протянул ко мне открытую ладонь:
— Давай поговорим как мужчина с мужчиной.
Спокойный голос из груди, прямо заслушаться можно. Может, при других обстоятельствах я и заслушался бы.
— Мы оба знаем, зачем ты здесь, Иван-царевич.
Еще бы! По крайней мере, я точно знаю, зачем здесь я.
— У тебя своя цель и ты стремишься достичь ее во что бы то ни стало.
Верно. По-другому и быть не может.
— У меня своя цель, и я тоже к ней стремлюсь. Беда в том, что если я позволю тебе достигнуть твоей, то я не смогу достичь своей.
Естественно. Но к чему ты клонишь?
— Тебе не кажется, что в данную ситуацию вовлечено больше двух сторон?
Какие еще стороны? Что ты имеешь в виду?
— Ты же должен понимать, что Василиса не медаль для победителя, не кубок, не награда. Ее нельзя разыгрывать, как приз. Она не вещь, она — человек.
И поэтому как вещь ты выкрал ее из-под венца? Кто-то из нас двоих демагог.
— Разве не будет правильным дать ей возможность самой сделать выбор? Дать возможность выбрать то, чего хочет она, а не то, чего хотим от нее мы?
Ах, вот оно что! Теперь мне все понятно. Дать возможность сделать выбор человеку, воля которого полностью подавлена чародеем? Человеку, который будет говорить то, что требует от него хозяин заклинания? Дать выбирать тому, у кого нет выбора? Вернее, есть только иллюзия выбора. Нет уж, увольте.
— Разве это будет по-мужски?
На «мужика» давишь? На «слабо» берешь?
Я понимал, что он хочет втянуть меня в переговоры. Возможно, в этом и заключается его хитрость, его коварный план заговорить мне зубы, сбить меня с толку, дождаться момента, когда я утрачу бдительность и наложить на меня чары, как он уже наложил их на свое царство, на своих подданных, на Василису, и превратить меня в своего почитателя, поклонника, обожателя. Какая мерзость! Нужно было кончать с этим как можно скорее.
— По-мужски будет сразиться со мной! — крикнул я, вставая в стременах.
Кощей вздохнул, и его лицо исказила гримаса, будто своими словами я заставил его страдать.
— Просто представь на минуту, что ты осуществил задуманное, Иван. Каков будет результат? В одном случае отец лишится сына, в другом — невеста лишится возлюбленного. Неужели ты не видишь, что последствия обоих вариантов ужасны? Подумай, не будь дураком.
Если его тактика заключалась в том, чтобы вывести меня из равновесия, то у него это с блеском получилось. Это слово… Лучше бы он меня ударил. Лучше бы плюнул в лицо. Одно дело, когда о тебе судачат за спиной и там между собой придумывают обидные прозвища. Совсем другое, когда унизивший тебя враг, открыто называет тебя…
В глазах у меня потемнело от гнева.
Я выхватил меч и вонзил шпоры в бока Верного.
Конечно, расстояние было слишком мало, чтобы конь смог как следует разогнаться. Кощею ничего не стоило увернуться не только от копыт, но и от моего рубящего удара. А мне пришлось тормозить и разворачивать гнедого. Что же это такое? Он снова заставил меня промахнуться! Неужели все повторяется? Нет, я ему не Авдей! Довольно с меня этой клоунады! Он заплатит сполна!
Окончание следует…