10 НОВЫЙ ДИОГЕН
Пальцем веду вдоль полок.
Поиск конкретного томика.
Мирно соседствует Поллок,
С рекламой шале в тропиках.
Сотен ноунеймов штатных
Суперы глянцем грудятся —
На авторский метр квадратный.
Меловки грамм сто двадцать.
Семьдесят грамм газетка —
Поймите, мы же не рэкет! —
Купюра и три монетки,
По сходной цене Беккет.
Вот прекрасный образчик,
Читабельная гарнитура:
«Путешествия Гулливера»
Изданы «Детской литературой»
С цензом пять плюс Свифт.
Кант для начальных классов.
Едущий вверх лифт
В шахте с тросов сорвался.
А в потоке людей снова
Промелькнула свеча грека.
Освещая лица прохожим,
Он кричал: Ищу человека!
11 ЛЮБОВЬ НЕ В МОДЕ
Каждый звонарь на своей колокольне по-своему прав.
Щуплый послушник с архимандритом требует равных прав.
Прайсы на каждую свечку и на каждый кадила взмах.
После вечерни кассу снимает придворный монах.
Игумен с уставом прибыл на Бентли в чужой монастырь.
Дьякон весь в синих наколках рэпом читает Псалтырь.
Свои для своих: здесь нет места людям случайным.
На темных иконах под старину сзади «маде ин чайна».
Исповедь ровно ложится на лист отчета для органов.
В столовой их Джонни Уолкер под наш бефстроганов.
Поклон за поклоном, не в пояс, а в пол, не жалея лбов.
В моде валюта и власть, легкий акцент. Не в моде любовь.
12 ЛЕТИ!
Грызи одиночество, словно собака кость,
Слюною стихов захлебываясь.
Не упомянут, а если помянут — вскользь,
Желчью острот отплевываясь.
Не хлеба, а спичек возьми на последний рубль;
Глаза с огоньком геростратовым.
Когда все к обочине, влево выкручивай руль —
Не время рыдать над растратами.
Ржаного брось ломоть на полупустой стакан:
Не чокаясь — за вдохновение!
Нежный балет превратился в угарный канкан,
Помпезный банкет — в погребение.
Тоскливого быта окурки в урнах унылых.
Громких тирад вялое конфетти.
Любовь запускает в полет даже бескрылых.
Тебе подарили крылья. Лети!
13 НА ОЦЕНКУ
Страна не для тех, кто живет в ней,
А для тех, кто в ней правит.
От столицы немало припасено ножей
До самых окраин.
Конвейера лента: один истукан заржавел,
Другой не обит от окалин.
Если два брата в поле, один из них Авель,
Другой обязательно Каин.
Пока занимал себе место в очередь
В завтрашний светлый день,
Посрезали монетой отточенной
Вчерашнюю дребедень.
Поёт с баллистически точным расчетом
Специально обученный хор.
Соль давно перестала быть нотой,
Это даже не натрий-хлор.
Ценность катрена теперь в призах,
И в голосах жюри.
Протри объектив, удобно устройся в лучах,
И за оценку умри.
14 ЦЕЛУЙ
Целуй этот дождь, словно он твой кумир,
И любовник на краткое время циклона:
Заварил тебе кофе и бросил в него зефир,
Приглашает выпить с ним на балконе.
Прихватив нечитанный томик с собой,
И сирени запах смешав с озоном,
Он нарушил молний кудрявых строй,
Марширующих облачным серым газоном.
Ты отдашься, но не возьмет он тебя.
Посулит, но пройдет, только оставив лужи.
Ты поёжишься, ласковый плед теребя,
Замечтавшись о том, кто действительно нужен.
15 ПОРТРЕТ СТАРИКА В КРАСНОМ
Словно о павших минута молчания
Затянулась на полчаса,
Свесив руки стоишь изваянием,
Подпирающим небеса.
Ботинки дубленой воловьей кожи,
Брезентовые штаны,
Уши так к шуму доков привыкшие,
Что аж больно от тишины
Этих музейных дворцовых залов,
Где роскошью ослеплена,
Твоя неуместная речь звучала,
Хотя по-французски она.
Замерли каждый друг против друга:
Он на холсте, ты — перед ним,
Словно бы бег циферблатного круга
Принадлежит вам одним.
Кто ему волосы выбелил щелоком?
И вспахано кем чело?
Сколько рассветов, встреченных с колоколом,
Безвестно в закат утекло?
Тихо, смирено, совсем по-мужицки
Тяжкие руки сложил.
Сколько трудов и усилий таится
В переплетениях жил?
Кем его раны на сердце залатаны?
Где та, с кем делил постель?
Сколько внучат и детишек оплакано?
Опоры не будет ужель?
Судьбу словно хочешь переупрямить,
Стоишь, дыхание затая.
Безмолвно обветренными губами
Твердишь: «Он — это я».
Дружки, с которыми ты куролесил
В кабацком дыму до утра
В твоем граде имени Марсельезы,
После бурга Святого Петра
Вмиг обесценились и опостылели.
Не крепче воды стал хмель.
Выйдя из этой искусства обители,
Не будешь прежним теперь.
Теперь на вопрос «Что хотите увидеть
Вы в галерее картинной?
Хотите, покажем Вам живопись маслом?»,
Ответишь: Живопись жизнью!
16 БЕТХОВЕН
Звоны в ушах заливают потоком
Оглушающего кюве.
Но не под силу перекричать им
Музыку в твоей голове.
Раздирая привычные диапазоны,
Словно Самсон пасти львам,
Клавесинщиков узость позорит
Он — сам Бетховен, Людвиг ван!
А если презрением зубы стиснул,
В нем видится на просвет
Императору и всем присным
Уленшпигелевский силуэт.
Волос хоть не завит, а взлохмачен,
Но он вам не цирковой павиан,
Он вам не комнатная собачка,
А он — Бетховен, Людвиг ван!
И на кулак намотавши жилы —
Струны отвергнутых дважды страстей —
Видишь сам: что тебя не убило,
То сделало лишь звучней
И в ре миноре здесь непосредственно
Экзамен девятый тобою сдан.
Повернись, зал тебя приветствует,
Тебя, Бетховен, Людвиг ван!
17 Felecita
Обронила лишь один ты из тысяч.
Им любуюсь: хоть из мрамора высечь.
Карандашной полосой на белизнах
Рафаэлевских набросков эскизных,
Хоть небрежно лег, но прихотливо,
Искушения запутав извивы.
От сплетенья солнечного книзу,
Как лучами на апрельских карнизах,
Растопило умиления льдины,
Хотя не было там льда и в помине.
Горняки смущенно улыбаются:
Даже в самой глубине земного хаоса
Не добыть им ничего подобного,
Чтобы угольнее цвета было чёрного.
И пою «Felecita» в голос,
Обнаружив на подушке твой волос.
18 ДЖУЛЬЕТТА
Я — Джульетта, и мне все равно
Что писал обо мне Шекспир.
Мне нравится бохо и ар-нуво,
А не надменный ампир.
Да, не в Вероне я родилась,
Но горд головы наклон.
Многоквартирный район мой палац,
Старый перрон мой балкон.
Мне не шестнадцать. Что из того?
Ведь чувства обострены.
Гуляет по венам веселый огонь
Любви моей новизны.
Не юн и Ромео, и кое-где сед.
Но все же куда-то вдаль
Уносит тревоги постылой след,
Волнения и печаль,
Когда умостив щеку на плечо,
«Ты мой» выдыхаю вскользь,
И он устремляет ладони чёлн
По волнам моих волос.
Подготовил Алексей Кривошеев