Дневник ИХТИКА. Часть сорок восьмая

Когда я в полном спокойствии почти что засыпаю, обстановка вдруг резко меняется, и я вздрагиваю, потому что на меня несётся какая-то разлохмаченная женщина и, глядя мне прямо в глаза, истерично орёт: «Дискотеки не будет, я сказала!» Хватает невесть откуда взявшийся стул и замахивается им на меня.

Вздохнув, переворачиваюсь на другой бок и вижу: будто я в какой песочной стране, где жара. Спрятавшись, наблюдаю, как молодая женщина набирает из колодца воды и такое при виде этого меня сжирает желание, что я не знаю, что и делать от безысходности.

И, крякнув, я яростно замахиваюсь топором на сучковатый чурбак, но лезвие лишь глубоко увязает в дереве, даже не потрескав его. Я переворачиваю топор с чурбаком обухом вниз и снова остервенело замахиваюсь. Чурбак, вертясь, улетает далеко вперёд и приземляется прямо на росток клещевины – декоративного растения, похожей на миниатюрную пальму. Мама, в каком-то старомодном сарафане и встав в позу, укоризненно смотрит на меня. Я вытираю пот со лба воротом рубахи. Потом она говорит: «Что ты такой дёрганый-то?».

Солнечное небо, саржевая ткань формы липнет к телу. Я стою под берёзой и жду пока мне зарядят рожок от автомата. Я стою и внимательно смотрю то на ящик с патронами, то на быстрые пальцы нашего взводного командира. А потом, лежа на песке и ожидая команды на огонь, естественная мысль: а что если встать, и очередями, очередями вокруг?

Повертевшись ещё, слышу какой-то постоянно нарастающий гул в ушах: не то в самолёте, не то в вертолёте я сижу на жёстком сидении и осознаю, что по нам стреляют со всех сторон, вижу даже появляющиеся дырки в полу. Крепко сжимаю свой парашют на животе и начинаю орать во всё горло матом.

Стою на ветру и смотрю на озёрный камыш, тоже слегка покачиваю головой. Вынимаю из задних штанов джинс свой потёртый блокнотик с карандашиком и начинаю что-то туда записывать, но разгон почерка, рука всё медленнее, всё тяжелее выводить корявые буковки, так как слова становятся тяжеловесными... И я, как в детстве, начинаю передвигать их как кубики-конструкторы, но не могу, ибо это уже огромные валуны, здания, громады, наваливающиеся на меня со всех сторон и я задавлен ими, погибаю в темноту вперёд, успев лишь чуть-чуть порезаться об лист камыша.

Большой, бесшумный, прозрачный лифт медленно везет меня куда-то вниз, в самые недра земли...

Потом идут уж совсем невразумительные вещи. Будто я отключаю наш телефонный аппарат от розетки, несу его на кухню и ставлю на газовую плиту. Зажигаю конфорку на полную мощность и сажусь рядом ждать.

Сижу за школьной партой на ленивом необязательном уроке, ковыряю в носу. Стреляю накатанной козявкой в стену, но она улетает в ином направлении, вверх. Вижу, как падает на стол к девчонкам. Одна из них, в которую я уже как три года по уши влюблён, спокойно подвигает её колпачком от своей ручки к краю стола. Мне ужасно от всего этого, и я готов провалиться сквозь землю.

Тогда я откидываю одеяло, надеясь, что всё это, наконец, прекратится.

И мне через некоторое время видится следующее. Будто я в какой-то командировке еду поездом в плацкартном вагоне, посреди ночи осторожно встаю, беру со столика вилку и иду в туалет, по пути тыкаю этой вилкой какую-то толстую женщину.

Проводница включает во всём вагоне свет и объявляет сонным голосом, что в поезде едет убийца, и сейчас они его будут выявлять. Потом вагон обшаривает с собаками ОМОН. Овчарка долго принюхивается к моему паху, на что молодой милиционер подмигивает мне, мол, после этого просто нужно подмываться, и они идут далее.

В конце концов, после долгих хождений выясняется, что преступник – это я. Но меня не крутят, а сочувственно оставляют одного полежать в последний раз на своей полке, подумать, может быть, о своём... И та женщина, которую я пырнул, участливо подходит ко мне и показывает небольшую ранку на бедре, мол, ерунда. Начинает ласково успокаивать меня, говорит, что мы ещё поедем на Восток, в Индию, и что люди там совсем не злые живут... Я злобно отмахиваюсь от неё, говоря, что теперь лет 10 воли не видать, какой, нафиг, ещё Восток.

Сквозь свои, кажется, всхлипывания слышу, как эта участливая женщина объясняет молодому милиционеру с собакой: профессор, на какой-то конгресс... никогда ничего подобного... из интеллигентной семьи... по философии...

Я беру себя в руки и оказываюсь на сцене, в глаза мне ослепительно светят прожектора. Я – мастер тюремной лирики. Стыдливо и неловко говорю, что писал я все свои стихи для себя, а не для них. Закрываю глаза и затягиваю задумчивую песню, песню об индийских слонах, умудряющихся воровать кошельки у простодушных туристов, о былом друге, о молодости губ, о смелости силлогизмов, о том, как амулет переживает владельца, как пусто и страшно счастью без человека в предрассветную ночь, и как одиноко сфере пространства без мыльной радужной оболочки...

10 апреля 2005 г.

Мама сидит на кухне и безучастливо грызёт тыквенные семечки, то и дело переключая каналы телевизора. Я наливаю себе кофе, то и дело бросая в её сторону издевательские фразы: «Как, ты ещё не приняла участия в конкурсе лучших приколов?! Немедленно отправь SMS на простой короткий номер, проголосуй за любимого участника и получи приз. Ты можешь управлять эфиром! Торопись, а то проиграешь – до окончания голосования осталось всего 3 часа!»

Пульт дистанционного управления перестаёт подчиняться маме, и я советую ей постучать по крышке или повертеть батарейки, контактная поверхность которых, по-видимому, окислилась. Она только смотрит на меня растерянно, на что я встаю в позу этих счастливых клоунов из тупых рекламных роликов, делаю руками как бы рамку от ящика и изображаю: «Купите у нас интеллектуальный пылесос и получите в подарок супер бонус – 25 замечательных дополнительных насадок! О-о! Но это ещё не всё – я вхожу в раж и продолжаю с всё более нарастающей истеричностью лезть со своей рамкой маме прямо в лицо – сделав заказ по почте, вы автоматически приобретаете право на два дополнительных супер-фильтра!!! Звоните, звоните прямо сейчас, количество призов ограничено-о-о!»

Чуть позже захожу в комнату к родителям, там мама опять, как всегда, валяется, смотря таким образом телевизор. Я присоединяюсь валяться с ней. Потом начинаю комментировать происходящее на экране, пародируя актёров мелодрамы: «между им и ею что-то было», понимаешь, между ней и им (показываю расстояние примерно в один метр) что-то (крутя пальцами, как фонариками) было (из всех пальцев оставляю один указательный)!

Лежит моя усталая мама и смотрит в потолок неподвижными своими глазами. Я снова медленно захожу, подхожу и сажусь рядом. Через некоторое время она глубоко вздыхает и переводит свой взгляд на меня, от чего мне становится так сильно жалко чего-то.

Через какое-то время я тихо говорю: «Ты знаешь, есть такая песня...» И, поняв её взгляд, хрипло и неуклюже начинаю петь: «Недавно гостила в Чудесной стране, там плещутся рифы в янтарной волне, в тенистых садах там застыли века, и цвета фламинго плывут облака. В горах изумрудных сверкает река, как сказка, прекрасна, как сон, глубока. И хочется ей до блестящей луны достать золотистою пеной волны. Меня ты поймёшь, лучше страны не найдёшь. Меня ты поймёшь, лучше страны не найдёшь... Красавиц видел я немало и в журналах, и в кино, но ни одна из них не стала лучше милой всё равно. С тобою связан навеки я, ты жизнь и счастье, любовь моя. Между прочим, всегда я была нарасхват, прогуляться со мной до сих пор каждый рад, а тебя иногда не могу я понять, уж тебе ли не знать. Между нами непогода, грозы и дожди, мы с тобой громоотводы, просто подожди, скоро ты меня согреешь и оттаю я, оглянуться не успеешь, я уже твоя. Когда нужно сказать, слова становятся лишними всё замирает, часы замедляют свой бег. Любовь умирает в саду под зимними вишнями, малышка, во всём виноват этот снег. Так же как все, как все, как все я по земле хожу, хожу. И у судьбы как все, как все счастья себе прошу... Это незнакомо, в первый раз со мною. Я на всё готова, но с тобой только. Я очень боюсь тебя потерять, но знаю, что потеряю. Я так не хочу тебя отпускать, но все равно отпускаю... Quanto costa, как всё просто, я поверила серьёзно. Ты спросил, у лифта стоя, сколько твое сердце стоит. Знаю это всё, повторяю вновь: это не любовь, это не любовь. Усни моя обида, засыпай, тревожить сон я твой не стану. Усни моя обида, стихнет боль, лишь время мне залечит рану. Я-яблоки на снегу-у, ты им ещё поможешь, я уже не могу. Я-я-я яблоки ела, я-я просто сгорела, я просто сгорела, мысле-е-нно. Love-love ловила – мысли, взгляды твои, думала, думала о любви. Знаю я, что ты красивый где-то ешь одиноко виноград. Над тобою только птицы, только небо и рассвет. Желтый лист осенний кружит с высоты, вот опять разбиты все мои мечты. Платье не по росту, нету красоты, на меня такую не посмотришь ты. Скажу тебе: «Ты Super Dетка!» Ты – супер, и снова я застываю и, честное слово, от взгляда тако-о-го скрываются редко... У моей подруги длинная коса, полюбил ее ты раз и навсегда... Твой взгляд, твой смех, который так мне нужен... Я знаю, я буду, лететь безумной вспышкой, я буду, я буду, для тебя всегда твоей малышкой!..»

«Много ли встречала ты таких как я? И часто ли кричала твоя глубина? Я знаю все пароли к тебе и капризы. У моей стервы за спиной одни сюрпризы. Ты моя стопроцентная суперзвезда, наш путь с тобой – это опасная игра. Пришли мне ночью все свои на жизнь эскизы, я разгадаю в них все твои капризы. Горят глаза мои как на небе Луна! И мне так хорошо не было никогда!»

«Маленький злодей, бесчувственный мэн, отдам подруге, надоевшая тряпка, годы без идей, ветер перемен, память о прошлом и мысли не в порядке. Сладко так въедался дым, ты с другой, а я с другим, всё понятно, всё понятно... И вновь прекрасный сон, простой, как дважды два четыре, где он в меня влюблён, и мы одни в целом мире. Он на руки берёт, несёт меня сквозь туман, и наш корабль мечты заплыл в любви океан. Он мой, я его и больше никого, кокосовый коктейль, сладкое вино, и слёзы глотаю, но знаю всё навсегда ушло...»

Этой ночью с пятницы на понедельник тратим время, сливая килограммы денег. Знаю, что ты не такая, зажигаем, выбирай коктейли в баре, да, и пусть мешают. Нас не раздражает, жарко, но не душно я фристайлю чушь тебе в уши, чувствуешь мой жар, ты меня хочешь тоже, очередь в чилаут, большой диван из кожи, позже этой ночью некуда спешить, мы возбуждены, молоды, впереди вся жизнь, двигай всем, чем тебя мама смогла наградить, все думают сегодня будто рождены тусить... Ты напрасно меняешь замки́ – я проникну в тебя как дым. Мне нравится твоя чёлка, все мы здесь не надолго. Будущие мамы хвастайте телами, парни не бойтесь обнимите их сзади. Летим, клубимся в дым, а о том, кого как зовут на завтра может и не вспомним. Формы, обтянутые тканью, глядя на них, беби, хочется сказать: "мама, тебе надо сниматься в рекламе с этими пузырями, что так красиво искрятся в моем бокале". У меня сейчас одна проблема – научить тебя двигать телом, и когда тебя научу я мы с тобой потанцуем».

Я замечаю, как уголки её губ слегка приподнимаются. Тогда я встаю и ухожу.

Специально переключаюсь внутри себя на другую песенку, где есть, в том числе, такие слова: «и тихонечко злюсь, на себя» и неожиданно понимаю, что я ведь никогда так не делал, и как это такое вообще возможно, когда люди плюют в лицо своему отражению в зеркале...

Потом, я знаю, мама засыпает, положив голову почти под подушку, в обнимку с неработающим пультом.

Ли-ли-ли-ли-лили воду в решето, во-во-вот тебе и здрасте. Лучше все-таки делать то, лучше все-таки делать то, что ты де-де-де-лать мастер! Только не надо перебивать, только не надо переживать. Может быть выйдет, а может не-е-е-ет... Новая песня вместо штиблет...

На кухне отец снимает очки и сам с собой что-то бормочет, когда заканчивается передача, тоже берет пульт, вздыхает, и начинает переключать дальше.

 (Лексика, синтаксис и орфография авторские).

 Продолжение следует…