Дневник ИХТИКА. Часть сорок седьмая

12 февраля 2005 г.

Стою на автобусной остановке «Пединститут», поднимаю голову и вижу ворону, сидящую на дереве. Мы долго, кажется, смотрим друг на друга и от этого у меня пропадает желание ехать домой, но появляется другое – увидеть тебя, и плевать, сколько и где придётся ждать окончания твоего трудового дня.

В пьяном баре на ул. Карла Маркса она мне объясняет, что, вот, сейчас я тут, и она тоже со мной. Но я-то знаю, что это-то что, вот ворона... или тот трамвайный билетик с шестизначным серийным номером, по которому я позвонил 17-летней тебе.

Я шёл в библиотеку за анархистом Фейерабендом, а пришёл к тебе.

1 марта 2005 г.

«Теперь совсем другая жизнь, но, как и прежде, снега тень напоминает о тебе и возвращает в день, где никто, нет, никто не заменит мне свет твоих глаз, хотя бы раз...»

Мне снился сон:

Шла с работы домой, как обычно. И вдруг, ни с того ни с сего, в один, можно сказать, миг так расстроилась, что осела посреди улицы. Прислонившись к чему-то, безобразно сидит на корточках и безотчётно плачет. И с каждой секундой всё больше и сильнее налетают на неё казавшиеся вытравленными воспоминания того ужасного дня, когда тебя не стало, и накатывает катком, ничего нельзя поделать, ничего.

Весна. В районе полудня. Стоит в каком-то парке и жмурится на слепящее солнце, улыбается, из глаз текут слёзы. Руки в карманах.

Бодрой походкой спускается к реке, срывая по пути большие зелёные кленовые листья и что-то негромко насвистывая. И неожиданно вдруг замирает, будто вспомнив что-то важное и хитрое. Голова поворачивается на бок, и глаза вслед за ней. Выражение лица сменяется на как будто обеспокоенное, он неопределённо и медленно лезет в карман, извлекает оттуда свой телефон в довольно потёртом кожаном чехле. Нажимает клавишу проверки счёта и, прежде чем посмотреть, вспоминает тот день, такой же солнечный и радостный, когда они вместе бродили по парку, то брались за руку, то снова шли врозь, махая руками, как буратины. Как, присев на корточки и утвердив перед собой бутылки, обсуждали каких-то общих знакомых: ты как всегда укоряла, а я оправдывал их. Как я то и дело ходил пописать за здание Госцирка и видел там в одном месте через прозрачную стену разных животных и обезьян. Пытался показать одной палец, но она упорно меня не замечала, отчего я почему-то сильно расстроился.

Он опускает голову на телефон и видит строчку, что его баланс составляет 23 цента.

Сжимает трубку в руке и оглядывается кругом, ища место, где можно было бы присесть. Сев неподалёку от дорожки на пригорок, начинает перебирать списки адресной книжки. Наконец, находит запись о ней, даже две. Привычно ставит блокировку клавиатуры, встаёт и идёт дальше, вниз по тропинке, то хмурясь, то улыбаясь.

Довольно долго посидев на большой бетонной глыбе и покидав камешки в холодную реку, вытирает руки о свитер и спрыгивает с камня.

Курить хочется, будто и не бросал вовсе – думает он.

После чего достаёт телефон и нажимает кнопку вызова.

– Э, привет...

– Да, вроде узнаю. Привет, конечно (хмыкнув). А с чего это ты вдруг?

– Это, я кое-что хотел просто сказать... в общем, может, ты помнишь...

– Ну-ну?

– И...

Тут связь обрывается. Она нарочито быстрым движением складывает и убирает свой телефончик обратно в сумочку и смотрит на пролетающие мимо маленькие маршрутки «ГАЗельки», слегка опустив голову. – Всегда так делала. – Потом начинает медленно крутить головой вокруг, будто ища кого-то, ходить по остановке кругами. Наконец, останавливается, закрывает лицо руками и начинает там часто дышать.

Ничего нельзя поделать, ничего.

Проснувшись с бодуна, думаю на растрескавшуюся голову: блин, жаль, что тогда компас с фосфорными стрелками не купил, ведь стоял же, долго раздумывал.

Голова так раскалывается, что хочется просто мычать. Где-то внутри начинают всплывать и неотвязно преследуют отголоски былого веселья: «Ох, меня прёт, меня прёт, потому что снег идёт, меня прёт! Государыня моя-я!..»

Он резко поднимает свой указательный палец вверх и кричит: «Тиhхэ! Послушаем погоду».

«Көндөң аяҙлы булыуы, төндә бер аҙ ҡар яуыуы көтөлә...» («Днём ожидается безоблачность, ночью, возможно, выпадет снег» – авторск. пер. с башкирск.)

Стоять на светофоре и напевать полонез. «Ты, давай, туда или сюда. Быстрее, то есть, шурши колготками. Мне моя душа-а на исходе дня пропоёт о том, что любовь прошла...»

Трогать в магазине ковры, паласы: живут же дольше любого человека.

Что-то вроде: встать перед спектаклем у входа в театр, будто ждёшь кого-то, наблюдать, замечать лица, и каждое – отдельный огромный мир.

Или едешь в такси, молчите оба с таксистом, ведь что попало не скажешь. Так и пиши только что-нибудь существенное. Но тверди и тверди себе неотвязно: «Я вспоминаю ядреню-феню, как мог я это всё забыть за дверью?..»

Стоял в очереди в отделении почтовой связи с намереньем отправить пластмассу в Таганрог. Увидел на прилавке на обложке одного из бессмысленных глянцевых журналов: «Только для тебя... торт “Мой генерал!”»

Я начинаю нервничать из-за одной вертлявой малолетки в очереди, которая уже запарила говорить в свой телефон одни и те же слова: «Если я выпью – начну потеть, нет, а там сквозняки. Нет, если я выпью...».

Заходят мужик с маленьким мальчиком, и малыш спрашивает:

– А что это?

– Это почта, – растерянно отвечает мужик, озираясь по сторонам.

– А что ты тут делаешь?

– Нужно взять бланк от кабельного телевидения.

– А, мы на почте, нам нужен бланк...

Да, я продаю компакт-диски, хотя сам не понимаю тех, кто продаёт диски.

Он сидит в библиотеке им. Надежды Крупской и, не зная куда деть бланк уже не нужного требования, сложив листок несколько раз, засовывает его в свой ботинок, что ли. Через два дня она замечает в прихожей какую-то измятую бумажку, поднимает, разворачивает и читает: «Шпет Г.Г. Сознание и его собственник. Скептик и его душа. //Филос. науки. – М., 1991. – № 9. – С. 85-136.»

Да в этих маршрутках я и сам иногда ощущаю, как становится столь проницательным мой взгляд. И если тогда встретиться с каким-нибудь знакомцем, то внутри пробегает табун тараканов.

Где-то картошка гниёт в погребах... А в моем детстве люди выкапывали картофель в огромных количествах с огромных полей. Мы с сестрой маленькие сидели на диване, где подушки пахнут дедушкой, вернее, его морским одеколоном. Люди приносили вёдра с картошкой и сгружали в таинственный погреб по желобу, сделанному из двух под углом досок, по которому картофелины весело скатывались вниз. При этом, дед приговаривал, высыпая своё ведро: «Эх, Самара городошка!» На досках оставалась тёплая земляная пыль с поля. «Япунский городовой!»

Я не выдержал и решил подползти посмотреть, так как никогда не видел погреб открытым и всегда гадал, что там за щелями, куда падают мусоринки, когда метёшь пол. Сестра оставалась сидеть на диване в ужасе, не в силах даже отговаривать меня. Гора из картошки дошла уже почти до уровня пола, и я сам не понял, как оказался на вершине этой горы. Какое-то мгновение я сидел так, не шевелясь, и смотря на изумлённое лицо сестры. Потом гора пришла в движение, и я постепенно начал съезжать вниз.

Ужасу сестры не было предела, но она – нужно отдать должное её героизму – бросилась с криком ко мне и пыталась спасти меня. Мы тянули друг к другу руки, но расстояние было уже слишком велико. Сестра, видимо, перестаралась и пропасть погреба приняла и её. Так, пища и визжа, мы съезжали вглубь подземелья, где была видна огромного размера лампа с матовым светом.

Не помню, чем всё это кончилось, но ощущения те я помню всегда. Сестра же ничего такого вспомнить не может.

Ты спрашиваешь, почему у меня такое хорошее настроение сегодня? Ну, я думала, что потеряла свой читательский билет, расстроенная ходила весь день, а он, оказывается, на подоконнике лежал, представляешь! Вот я и обрадовалась, теперь понял?

В подъездах тихо, а мне всегда кажется, что за нами всё время подслушивают и потом предъявят, типа, вот, говорили же... Если долго так сидеть, начинает казаться, что где-то рядом кто-то дышит.

Нам обоим теперь интересно только одно, что же там капает этажом выше, но никто из нас вот уже несколько часов не идёт посмотреть.

На месте своих родителей я бы конечно не стала покупать все эти холодильники, стиральные машины и шифоньеры, а уехала бы куда-нибудь... бросать камешки в море – деловито проговаривает она, туша свой окурок в крышечку от пивной бутылки.

Облокотилась лбом о стену, колупает штукатурку и, зажмурившись, шепчет что-то неразборчиво: «В универмаге, малыш в витрине, уткнулся и смотрит на эти пластмассовые машинки, жалко так...»

Мне самому вспоминается какая-то, казалось бы, забытая летняя ночь, когда я, шатаясь, брёл тротуаром к ней или от неё. И, не в силах более идти и, прислонившись к пыльной чугунной ограде, бубнил какие-то похожие заклинанья: «Бараны в маршрутках и непосредственно жизнь подарит, только прошу тебя, не будь глупа, не будь глупа... Каждое биение сердца почувствуй, любимая. Запахом, вкусом, улыбкой моей заслонись ты от ветра. Тонкие пальцы согрей в жесте прощенья. В голосе, в ритме, в моём к тебе отношении найдешь ты защиту...»

Когда-то в детстве, мы пришли с мамой в гости к одной из её подружек-однокурсниц, что ли. Столько много чудных салатов, но какой там был прелестный магнитофончик у её противного сына, моего ровесника. И как сильно потом я дёргал руку своей матери, и как незаметно расплакался прямо на улице, что мне не можно иметь такой же замечательный магнитофончик, умеющий записывать и хранить в себе разные хорошие песни и мелодии. На той далёкой вечерней улице, мама ничего не говорит, мама только так странно смотрит на плачущего мальчика, такого несчастливого, так несправедливо обиженного всеми...

– Слушай, ведь с тобой всё понятно: ходишь на работу по утрам, вечерами заседаешь в баре, иногда чего-то нажимаешь у своего компьютера – в общем, ничего особенного.

– Оставь ты эту стену в покое. Понос пройдёт, жизнь наладится. Ты уже взрослая девушка, не забывай об этом. Шевролет, говоришь? – переспрашиваю я её.

– Да, – ещё немного помолчав, отвечает она. – Купи, мама, купи, а?

И больше уже не меняется. Задумчивые тусклые глаза читают в рекламной сплошь газете, которую я постелил на ступеньки для нас на посошок перед разлукой... Да, эти жалюзи, купил и закрылся ото всех, и хорошо должно быть...

«Любимой девушке на День Валентина можно подарить любовный роман, она будет тронута вашей заботой».

Из ящиков в подъезде... вытаскивал эти газеты я.

– В сущности, мне нужно не так много денег, чтобы послать всех к чёрту.

– Объяснишь мне это в следующей жизни, хорошо?

(Лексика, синтаксис и орфография авторские).

Продолжение следует…