Дневник ИХТИКА. Часть тридцать восьмая

27 января 2004 г.

Её заботливый голос по телефону вдруг, ни с того, ни с сего, оборвав на полуслове свой монолог, грустно скажет: «Я тоже тебя люблю». Зимой ведь все прячутся по своим норкам и живут каждый по своим адресам, как таракашки. Когда я была маленькая, то всегда удивлялась, как люди могут жить с разноцветными лампочками в квартирах. Пока мама однажды не открыла мне глаза, что это просто шторы разных цветов, а свет внутри везде белый. Люблю по Икее ходить, как будто у кого-то дома находишься.

Оказывается, бельё утюжат не только для того, чтобы оно ровненькое было, без складок, но и чтобы убить там микробов.

Вот я простыла, только не знаю где; таскаю с собой градусник, как дура... Посчитала все цветочки на обоях в своей комнате.

Мы с подружкой договорились, что, если никто из нас не найдёт себе мужика, будем жить вместе. Я знаю, ты делаешь из пластиковых канистр кормушки для птиц, дома и на работе, ты завёл котёнка. Ты любишь животных, значит ты добрый человек.

У меня в этих маршрутных ПАЗиках на кочках так груди сильно трясутся.

А, оказывается, звёзды перемещаются, да ведь? Решила волосы отращивать... И ещё, знаешь, не люблю совсем, когда собаки лают не по делу. Как будто внутри меня все лампочки перегорели... Мне кажется, я всех подвела под одну черту – боюсь, что посадят в клетку... Сегодня из одной форточки на первом этаже я точно слышала обезьяний крик мартышек. В автобусе малышу показала язык, а за окном в витринах везде скидки, скидки.

Зачем тогда на качелях ты насыпал мне столько семечек, видишь, какая у меня маленькая ладошка.

Тогда я этого тебе не сказала, но всё-таки ты «старый Мазай, размечтавшийся в сарае».

Я – маленькая, в шортиках таких, как сейчас помню, голубых – и проводит руками вниз, в футболочке (надпись: «The girl») – и босоножках. Однажды, вот так, мы приехали с папой на какое-то болото помыть машину. Руками я собирала лягушек и жаб в банку, а папа их вечером отпустил. У меня всегда руки холодные были тогда, как эти жабы. В детском садике я любила смотреть сквозь них на солнце, ладошка тогда становилась вся насквозь красная и потом я прижимала её к лицу – как же было хорошо тогда...

В другой раз папа взял меня с собой на рыбалку в Татарию. Такая красота в тот солнечный день, я с тяжёлым спиннингом по пояс в воде, в палатке же душно. Отморозила навсегда все детородные органы, но всё же тот незабываемый солнечный день...

Сегодня рано утром, когда все ушли на работу, к нам в квартиру зашла старая соседская кошка, соседи её не кормят и часто не пускают к себе домой. Я ей начала всё показывать у нас, открывала двери, даже от кладовки на балконе – знаю, хотя это грустно, что она никому об этом не расскажет...

Кто съел всё печенье, а? Пока мы тут с тобой беседуем, где-то в Маньчжурии мышь проникает в амбар. В глухой сибирской деревне на последние батарейки мальчик в сарае засыпает с плеером в ушах. (Где взять бензина для мотоцикла, чтобы доехать в соседнюю деревню к ней, где взять бензина, если не украсть его?)

Там я общалась с людьми, которые не говорят о деньгах. А я потому и люблю приходить к тебе, что забываю с тобой обо всём. А ещё мне очень нравится, когда ты говоришь, что всякое в жизни бывает. Или так: «Мылыш, ты что, забыла о том, что мы все живем только один раз?» Да, ревнивая, да, собирала улики в твоей комнате. Но в пустой же утренней квартире, попугай в клетке сидит, жёрдочку в лапках сжал. Все эти слова я взяла с неба.

– Есть у меня один талант: я умею проходить по слякоти или другой какой грязи, минимально запачкавшись, так как я именно так искусно выбираю, куда наступить и как поставить ногу. Потом я почти всегда ловлю вещи, подхватываю их уже на лету, если уронишь или если они валятся. А ещё я великолепно и моментально могу назначать место встречи так, чтобы точно не потерять друг друга. Или, скажем, найти в городской местности куда бы сходить по нужде (задумчиво улыбается). А ещё, а ещё, я так аккуратно поливаю умывающемуся на руки воду, что – ни много, ни мало такая оптимальная струя получается как бы.

– Я круто зажигаю спички на ветру, прикуриваю, например, кому-нибудь на улице, попросившему огоньку. Только вот, почему-то, если попадается незнакомое слово или фамилия, я никогда не могу правильно поставить ударение...

– А я научилась специально не переспрашивать, если что-то не расслышу, сама додумываю что это могло бы быть, а угадаешь или нет уже не имеет значения, прикинь?

– Когда выпью, душа открывается иногда, и тогда по разговору ни за что не определишь, серьезно я говорю о вещах или можно списать на воздействие алкоголя. Если спишешь – проиграешь, если отнесешься не серьезно – тоже проиграешь.

Совсем не узнаю твой голос и что такое на тебя нашло, несёшь какой-то бред.

Допрашиваю о всяких мелочах, о которых можем знать только мы с тобой. Ты возмущаешься такому недоверию и тому, что я тебя не признаю, но всё равно отвечаешь подробно.

– Не пьяна ли ты?

– А сам-то?

– Мне нужно так мало совместно проведенного времени, чтобы уже начать приводить примеры, взятые из тем этих разговоров, а это всегда всем приятно, согласись? Почему ты всегда обижаешься, ведь это всего лишь игра?

Почему они через каждое слово говорят «как бы»? Может быть, они сомневаются в реальности этого мира, может быть, он представляется им лишь видимостью? Они такие деликатные. Везде и всюду, когда что-нибудь спрашивают, непременно добавляют «если не секрет».

Водитель в мусоровозе ковыряется в своем мобильном телефоне. Продавцы на улицах никогда не бывают задумчивы.

Аккуратно кладу молодой билетёрше-кондуктору в её ладонь свою монету, на что она не менее аккуратно отрывает билетик и значительно вручает его мне. Шикарно смотрится моя рука с парой кошачьих царапин. Я некоторое время смотрю на этот кусочек тонкой бумаги, подсчитывая в уме: счастливый или нет? Она же, облокотившись спиной о поручень, заинтересованно и выжидающе смотрит на меня. Я слегка морщусь, мол, «к сожалению» и «увы», зато повезёт в любви и проч. Проворно начинаю засовывать билет в карман (хотя обычно сам не замечаю, как он оказывается у меня во рту); кондукторша тоже резко отворачивается и уходит на своё подогреваемое место смотреть в окно. Когда я готовлюсь выходить, мне хочется сказать ей что-нибудь примиряющее, и я, сильно смутившись, шучу тихо: «У вас в троллейбусе холоднее, чем на улице».

Конец уже почти января. Числа не помню, да и к чему они, эти числа?

На рассвете вспоминаю, что у меня ведь совсем нет денег на езду в городе. Пишу на клочке туалетной бумаги, чтобы, мол, поспособствовали те, кто прочтёт, вешаю её на трельяж, чтобы увидели, как проснутся. И, конечно, не удерживаюсь от того, чтобы не приписать что-нибудь раздражённое о базисе и надстройке, о буржуазии, прибавочной стоимости и интеллектуальном пролетариате, о вещах в себе...

Утром рекламные ходоки подбросили под дверь свои газетки. А я сижу и отделяю друг от друга дольки мандарина, раскладываю их ровно на столе, как боезаряды, чтобы сейчас же запивать их чаем. Внезапно осознаю, что это вовсе не дольки, а яйца гигантского колорадского жука. Становится дьявольски противно.

Курю на балконе и размышляю о пачке лотерейных билетов, подаренных мне друзьями на день рождения. Не могли ли организаторы подтасовать результаты?

Роюсь в библиотечном каталоге в разделе «Буржуазные теории». В здании библиотеки попадаются, кажется, одни молоденькие девушки. Книги они берут, кажется, только по экономике и финансам (провинциалки, что ли?) Увидев моего Юргена Хабермаса, отойдя, шушукаются.

Звоню другу, бывшему сокурснику по юрфаку, чтобы пригласить его на философские посиделки в университете на нашей кафедре. Несмотря на поздний час, мне говорят, что он всё ещё на работе. Звоню в прокуратуру, там же мне преспокойно буднично сообщают, что он “выехал на труп”.

10 февраля 2004 г.

Сидел сегодня на диссертационном совете, была защита по онтологии и теории познания. А там заседают ужасно мудрые пожилые профессора. Один из приехавших специально на эту защиту немецких гостей говорит через переводчика о ком-то или чём-то, “изнурившем себя в бытии”. На мгновение его взгляд задерживается на мне, и, наверное, он подумал сейчас о своей далёкой Саксонии и о той, оставленной там.

Отворачиваюсь в окно, где на перёкрёстке стоит группа девушек, ждущих зелёного света, чтобы перейти дорогу.

Представляю тебя, наконец-то, будто бы приехавшей ко мне из Германии и что-то мне быстро и воодушевленно рассказывающей, а потом ты лезешь обниматься, смеёшься и смеёшься на меня, потому что я ни черта не понимаю немецкого. Мы с тобой никогда раньше не виделись и не общались. А я, смущаясь, бормочу тебе по-русски: «Ну что ты всё смеёшься, ты ведь сама же меня не понимаешь». После чего, немного отстранившись, ты как-то странно смотришь на меня некоторое время, будто пытаясь что-то вспомнить, а потом снова заливаешься смехом и уже лезешь ко мне целоваться.

Или, может быть, наоборот, ты – обыкновенная падшая женщина, а я иностранный гость.

В какой-то момент мне так сильно захотелось вскочить на стол, топтать бумаги, пинать бутылки с минеральной водой, и когда я опомнился, то облегчённо обнаружил, что этого не произошло на самом деле и, конечно же, ещё больше смутился.

Наша методистка сидит в другом углу аудитории. От скуки смотрим друг на друга. Как только она моргнёт – тут же и я. Поначалу она думает, что так получается случайно и, сев поудобнее, продолжает пристально смотреть на меня. Мы начинаем моргать уже почти одновременно. Она, кажется, начинает слабо улыбаться – догадывается, что это я так с ней играю, но хочет всё-таки проверить, чтобы знать наверняка. Вот, смотрит-смотрит, а потом специально и уж, по-моему, больно нарочито моргает, то есть быстро закрывает и открывает глаза. А я вслед за ней и нет. Она недоумевает, и теперь уже я начинаю улыбаться. Чувствую, как ей сильно хочется мне что-то сказать, но идёт ужасно важное заседание...

А-а! Самая главная новость: я же посеял свой драгоценный блокнотик! Как же стыдно, если кто найдёт и прочитает (прикусывая нижнюю губу), ну и жалко тоже, конечно. Потому что, когда я напьюсь, то строчу и строчу туда, как ошалелый, и не помню потом, и удивляюсь, и боюсь...

Я сегодня что-то много улыбаюсь неуверенно, именно неуверенно так.

(Лексика, синтаксис и орфография авторские).

Продолжение следует…