Книжный на проспекте. Часть третья

ХХIII

У меня все хорошо. Я оканчиваю одиннадцатый класс с уверенностью в том, что без труда поступлю на филологический. Дядя Володя тайком от Даши подкидывает деньги на карманные расходы, но я их не трачу. Берегу до худших времен. Тая тоже готовится к поступлению, в медицинский колледж.

С ней мы не общаемся. Кажется, обе разлюбили мятные конфеты. А с Витей наоборот, крепкие друзья и даже больше. У нас с ним секрет.

Сейчас он работает в редакции и готовится к переезду в съемную квартиру. Но мне не страшно терять его. Я этого хочу. Хорошо, что обстоятельства порой могут решить за людей, не давая им права что-то изменить.

Я сбегаю с последнего урока физики и возвращаюсь домой пораньше. Тая еще в школе, а Володя и Даша на работе. Витя берет отгул, и мы в последний раз остаемся в квартире вдвоем перед его переездом.

Он целует меня рьяно, словно пытается съесть. Прижимает к себе вопреки обстоятельствам и кровному родству. «Я тебя люблю, слышишь, Таня, люблю!» – говорит Витя, нависая над моим телом.

Я молчу, не издаю ни звука. Мне уже не больно, мне безразлично. Впервые это случилось в девятом классе и тянется уже два года. Порочное сношение. Без удовольствия, искр из глаз, с огромным чувством вины перед семьей Даши и самой собой.

Я не знаю, как так вышло. Взыграл юношеский интерес? Маниакальная тяга к тому, чтобы меня любили. Но меня опять любят по-взрослому.

Витя вскрикивает, бьется в истоме и откидывается на спинку кровати. А я молчу, не издаю ни звука. Мне безразличен Витя и все то, что он делает со мной. Я под куполом собственных мыслей, страхов и снов. Мишка плачет, Тая плачет. Витя рисует домик с трубой, забором и прудиком. Рядом конура для собаки. Бледная женщина в синем платье. Я глажу волосы Пашки. Мишка плачет, Тая плачет. Витя рисует домик с трубой…

– Давай сбежим вдвоем? Все равно окончишь школу, поступишь. Я уволюсь и уедем, нас никто не найдет, – повторяет Витя изо дня в день.

– Вить, я тебя не люблю, это все порочная связь.

Витя не в силах отказаться от меня. Говорит, что я – его все. Что остальное неважно, главное – чтобы я его полюбила. Он сделает все возможное. Ведь невозможное мы уже сделали.

– Вить, ты только пообещай, что никому об этом не расскажешь.

– Верь мне.

Мне кажется, я бесплодна. Мы не предохраняемся. Мое чрево ядовито, и я сама вся из яда. А может Бог видит, что из меня будет плохая мать. Значит, моя мама все же хорошая?

В этом году ей 34.

ХХIV

– И для чего мы взвалили на себя это бремя, Володь? Сердобольные, решили девочке помочь. Оксанку нашли, вот бы и катилась к ней обратно. Сил моих больше нет, – шарманкой заводилась Даша.

– Вот я слушаю тебя и не понимаю, она же твоя племянница. Это я по всем соображениям должен быть против. Но Танька – хорошая девчонка. По дому помогает, к экзаменам готовится, не то что наша Тая. Еще и тиранию твою терпит, абсолютно незаслуженную, – привычно защищал Володя.

– Я чувствую, что с Витей что-то происходит. Это все она виновата.

– Витя повзрослел, свои заботы. Радуйся, что не сидит у маминой юбки и не клянчит деньги. Видишь, квартиру решил снять. Ему давно пора свою жизнь устраивать. А, Даш?

– У него девушки нет. Как мать я переживаю. Он же не дурен, все с Танькой возится.

Возится… Мягко сказано, тетя Даша.

ХХV

После экзаменов еду в деревню. Мишка вырос, теперь его шутливо зовут Михаилом. Тая приедет лишь в августе. В деревне ей скучно и не с кем общаться. Я за старшую. Варю кашу, а дедушка наливает парное молоко. Бабушка больше не лежит в спаленке и не кряхтит. Бабушки нет.

Утром мы едем на сенокос. Впервые вдвоем. Дедушка говорит, что я похожа на мать. Маленькая, юркая и очень красивая. Он все время куда-то спешит и говорит больше обычного. Как будто не успевает завершить дела перед отъездом. Он торопится сказать мне все то, что так долго лелеял в сердце. «К мадам скоро перееду, соскучилась, небось, без меня», – кряхтит дед, стирая капли пота.

Я взрослая. И молчу. Оказалось, для этого не нужно красить губы красной гуашью и душиться парфюмом.

Мне хорошо здесь. Всегда так было, но сейчас особенно. Я чувствую, что приношу пользу своим отсутствием семье Даши. Прости меня, тетка. Кто ж виноват, что меня любят по-взрослому.

На самом деле любить – это не больно. Так мне подсказывает сердце.

ХХVI

Я студентка филологического факультета кафедры зарубежной и русской литературы. Любить чтение и хорошо писать сочинения недостаточно, чтобы оставаться на плаву и получать стипендию. Беру уроки английского на деньги, отложенные благодаря Володе. Наступили худшие, но счастливые дни. Так бывает?

Живу в общежитии с Идой. Меланхоличной и скромной девушкой. Какое редкое и красивое имя… Она помогает мне с домашкой по языкознанию. А я ей с литературоведением. Чувствую в себе импульс к сочинительству, есть, о чем рассказать. И чему научить.

В нашем университете просторные светлые коридоры. Есть бюсты Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Чехова… и моего любимого Достоевского. Это не портреты в кабинете русского языка и литературы в школе. Это бюсты.

Денег не хватает, нужно искать работу. По вечерам в будние дни мою полы в супермаркете, а по выходным разношу листовки. Витя пишет, что скучает. И я переживаю за него. Скорей бы отболело, и он встретил достойную девушку. Он этого заслуживает. Он умеет любить.

Ида из обеспеченной семьи и, к счастью, щедрая. Она делится домашними вкусностями, брезгливо отодвигая банки с огурцами и помидорами, привезенными мной из дома.

 XXVII

Холодает. Застывшую октябрьскую грязь припорошил первый снег. Я стою у книжного на проспекте и раздаю листовки. Приглашаю прохожих заглянуть в новую кофейню за углом. На следующей неделе увижусь с Дашей, Володей и Таей. Она тоже приедет. Не без труда, но все-таки поступила в медицинский колледж. Ехать боязно, но нужно привезти еще огурцов и забрать теплые вещи.

На удивление меня встретили с радушием. Даша расцвела, у них с Володей все наладилось. Нет ощущения, что приехала домой. Скорее, в гости. Мой дом теперь – общежитие. Моя сестра – Ида. Витя тоже здесь. Он заглянул к родителям, чтобы познакомить их с новой девушкой.

Ее зовут Саша, она корреспондент. Они познакомились в редакции. Даша не верит своему счастью и приветлива с гостьей. Саша смуглая и крепкая девушка с большим носом, настоящая командирша.

– Саша, налить вам еще чая? Совсем ничего не попробовали, что же вы, не стесняйтесь, – подскакивает неугомонная Даша, проявляя явную симпатию к девушке сына.

– Невиданная щедрость… Абсурдная скромность, – шутливо шепнул мне Володя.

Витя печален. Он не подает вида, но я все понимаю. Тоскливо размешивает сахар и смотрит на меня, переводя в миг оживающий взгляд на Сашу. Стерпится-слюбится?

После второй чашки чая гостья сбросила вуаль скромности и заговорила. Живо, красиво, как и подобает хорошему корреспонденту. Она переводит взгляд на меня и тут же стыдливо отводит. Я ей не нравлюсь?

XXVIII

«Спокойной ночи, дочка», – Володя тушит свет в моей спальне и плотно закрывает дверь. Дочка… Меня редко так называли. Ласково и с улыбкой. Я хочу, чтобы в будущем у меня родилась девочка. Назову ее Идой и сделаю самой счастливой.

А вдруг я все же бесплодна? Мое чрево ядовито, и я сама вся из яда? А может Бог увидит, что из меня будет хорошая мать?

Мысли перед сном привычно стягивают голову. Кошмары больше не снятся. Лишь бюсты Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Чехова… и моего любимого Достоевского. Это не портреты в кабинете русского языка и литературы в школе. Это бюсты.

Завтра еду в общежитие, завтра еду домой.

XXIX

Я устроилась на работу в книжный на проспекте. Совмещать с учебой непросто, но нужны деньги. В магазине тепло и платят достаточно, чтобы комфортно жить. Мне рассказали, что здесь бродит приведение купца, крупнейшего издателя XX века. Остряка-графомана в прошлом. Но мне не страшно. Я взрослая.

Работать в книжном интересно. К нам заглядывают разные люди с разными предпочтениями. Я формирую свой литературный вкус, зачитываясь передовыми идеями новинок книжной индустрии и нестареющей классикой. Я больше не Соня Мармеладова. Мне, кажется, начинает везти. Везет тому, кто везет?

XXX

– Саша все знает, – написал Витя.

– Но ты же обещал…

 XXXI

Мне очень плохо. Я вся горю и жду слез, а их нет. Обида вспарывает грудину, и я вижу, как моя черная порочная кровь струится и заливает постель ядовитой кислотой. Простыня начинает пузыриться. Сердце импульсом выталкивает ключ от тайной комнаты, в которую я заходила и не раз в детстве, наивно считая себя взрослой. Я хватаю его и проглатываю, а он вновь выпрыгивает из грудной клетки.

Витя сказал, что не хочет, чтобы его отношения начинались со лжи. Но эта история и его абсолютно не красит. Теперь я расшифровала этот странный взгляд Саши. Какова же тайна командирши, что мой брат благородно решил обменяться с ней нашим секретом. Может, она убийца? А вдруг узнает Даша? И Володя. Кажется, я умираю.

Мишка плачет, Тая плачет. Витя рисует домик с трубой, забором и прудиком. Рядом конура для собаки. Бледная женщина в синем платье. Я глажу волосы Пашки. Витя вскрикивает, бьется в истоме и откидывается на спинку кровати. Мишка плачет, Тая плачет. Витя рисует домик с трубой…

Надо всего лишь покружиться вокруг себя и брякнуться на пол, ударившись затылком. Башка, как бутылка колы после тряски, запузырится, заколебешься откачивать. Я кружусь в бреду и падаю на пол, ударяясь головой еще раз и еще.

Уходите, все уходите. Не могу. Не хочу все это помнить. Я не взрослая. Уходите, прошу, уходите. Нет сил на крик. Нет слез. Я молчу, не издаю ни звука. Мне уже не больно, мне безразлично.

Я хочу зелье и волшебную палочку.

Конец

Лампочка перегорела, и я остался в темноте наедине со своими мыслями. С этим послевкусием от веселой и незатейливой истории… Что стало с этой девушкой? Что стало с Таней? Почему судьба этого ребенка так трагична. Почему ее сердцу выпало так много пережить и перемолоть. Почему ее голове пришлось стать склепом родовых пороков и грехов?

У моей дочери есть все. И у меня в ее возрасте, как оказалось, было многое. Как бы ни гневался на судьбу и приземленных родителей, не разделяющих мой интерес к писательству. Прости меня, Таня.

Светает. В автобусе я смертельно хотел спать, а сейчас единственное, чего мне хочется, так это поскорее заглянуть в книжный на проспекте. Пора выгуливать Людвига и собираться на работу. Наверху послышался будильник жены.

Рабочий поток мыслей прерывался строчками из маленький книжечки «на зубок». Обложка с мультяшным котенком уже не выглядела так наивно и бессмысленно. Отпросившись пораньше, я отправился в книжный. Я не знал, что мне сказать и нужно ли что-то говорить. Но так хотелось оказаться там вновь и вернуться к себе прежнему. Вчерашнему торопыге, который наспех заглянул в магазин за легким чтивом.

Я не хочу больше думать о Тане.

– По-вашему, это незатейливая история со счастливым концом?

– А почему же нет?

– Вероятно, вы не смыслите в счастье и радостях.

– Незатейлива она потому, что может случиться с каждым. А счастливая потому, что не случилась с вами.

Я швырнул книжку продавщице, маленькой юркой девчушке и вышел из магазина. Передо мной стоял мужчина в брючном костюме с тростью и неодобрительно кивал. Он схватил меня за грудки и начал трясти, пока я не узнал в нем лицо того купца, графомана в прошлом. Меня охватил ужас. Призрак!

Продавщица улыбнулась, увидев в окно эту картину. Наконец, она обрела верного защитника, пусть и среди мертвых. Наконец, ее кто-то действительно любит.