Книжный на проспекте. Часть первая

– Вы, вероятно, хотите прочесть незатейливую историю со счастливым концом?

– Неужели я выгляжу так, будто меня нужно приободрить? Но, да-а-а, вы все правильно поняли. Что-то незатейливое, если можно, а то, знаете, голова после рабочего дня – ну в самом деле склеенная копилка. Того и гляди развалится.

– Вам бы чая с мятой перед сном, что скажете? С ложечкой меда – песня. Секундочку, сейчас принесу то, что вам нужно. На-чи-на-ю-щий писатель, поддержим?

В книжном на проспекте светло и просторно. Недавно привезли новые стеллажи и магазин преобразился. Говорят, здесь бродит приведение купца, крупнейшего издателя XX века. Остряка-графомана в прошлом. В этом году здание претерпело реконструкцию. Нетленными остались лишь лепнины, которыми и по сей день любуется призрак. Важно выхаживая вдоль потолка. Это мне так сказали, а я делюсь. Вы не подумайте!

Еще, помнится случай… Да прямо-таки на грани фантастики. Однажды в книжный на проспекте заглянул воришка. Поднявшись на второй этаж, он жадно запихивал книгу под куртку. И призрак, воспарив к люстрам, начал раскачивать их, привлекая внимание консультанта. Паренек, не дождавшись засады, от испуга побежал к выходу. Книга потерпела крушение, но вскоре вернулась на прежнее место ласковой рукой сотрудницы магазина.

Извините, что занимаю ваше время всякими байками (а, может, и не байками вовсе). Но ровно столько я ждал, пока принесут мою веселую и незатейливую историю. Я простил продавщице ее оплошность, когда она не вернулась спустя секунду, как и обещала. Кто ж успеет. Но прошло больше пяти минут, а милой девчушки все нет.

Вечереет, успеть бы на автобус.

Наконец, она выскочила из подсобки и направилась к кассе, держа в руках маленькую тоненькую книжечку «на зубок».

– Держите. Эта книга моей хорошей знакомой. В продаже еще нет, поэтому, считайте, эксклюзив в дар!

– Премного благодарен, но… не стоило. Я заплачу, поддержу начинающего писателя. Знаю, это дело непростое, сам когда-то пробовался. Не вышло. Хорошо хоть в редакции нашлось местечко.

– Всего доброго. Кажется, ваш автобус подъехал.

Обложка непримечательна. Что плохо. Сейчас вот как привлечь? Чтобы захотелось в руки взять, рассмотреть… Или кликбейт, или двусмысленная картинка. Подметишь суть, лишь приглядевшись. Или материал подобрать тактильный. Кожа, атлас. Дорого, но работает. Это я как сотрудник отдела типографии заявляю. А тут обложка как обложка. Белая. С мультяшным котенком посередине.

Жена уже спала, когда я вернулся домой. Пес приветливо встретил и повел к пустой миске. По вечерам дома особенно уютно. Тусклый свет на кухне порой дребезжал, лампочку бы заменить. Завтра. А сегодня чай и новая книга. Веселая и незатейливая история. А милая все-таки эта продавщица. Маленькая, юркая. Вчерашний ребенок. И не страшно ей одной, с призраком в магазине. Или небылицы все это?

Людвиг, наевшись, запрыгнул на диван и засопел. Таинственная тишина проникла в комнату сквозь сетчатые занавески с потоком январского дыхания. И вот, что я прочел (не смею задерживать вас, потому упускаю невинное предисловие):

I

О таком не вспоминают и уж тем более не пишут. Стараются не думать. Прячут куда подальше в чертогах памяти и забрасывают ключ в омут сознания. Чтобы избежать соблазна открыть тайную комнату, куда запрещено заходить и детям, и взрослым.

Однажды я проникла в эту комнату и теперь… Все кажется искаженным и зловещим. Мир, люди. И в особенности дети.

Мне 5. Мы живем в деревне. Я, мама и младшая сестра, ей три. По будням мы ходим в садик. Мне грустно, когда мама задерживается и забирает нас последними. Воспитательница злится, лишь нянечка Люба остается ласковой. Гладит волосы и зачем-то кладет в карман мятные конфетки и бутерброд, завернутый в фольгу.

Моя мама красивая. У нее черные вьющиеся волосы и добрые глаза. Она всегда хочет спать. Наверное, поэтому у нее такие мешки под глазами, а ноги заносит от усталости. А еще она одинока. Не знаю, когда я это поняла. До рождения сестры или после. Ведь отца Таи я не видела.

«Твой папа – космонавт, мой тоже», – говорил Дима из детского сада, и я охотно верила.

По выходным к нам приходят гости. Мама достает зелье и угощает всех, кроме нас с сестрой. «Жадина», – думала я. И ей становится весело, она улыбается и, кажется, глаза становятся еще добрее. Чаще всего к нам приходили дядя Коля и Витя. Мне больше нравился Витя. Он катал нас сестрой на плечах и приносил конфеты. Не мятные, но тоже очень вкусные. А еще он научил меня делать «эффект зелья». Надо всего лишь покружиться вокруг себя и брякнуться на пол, ударившись затылком. «Башка, как бутылка колы после тряски, запузырится, заколебешься откачивать», – подмигивал Витя.

Дядя Коля нравился маме так же, как и мне Витя. Правда, конфет он ей не приносил, странно. И на плечах не катал. Тая уже обычно спала, когда приходили гости. И каково было счастье от осознания, что катать будут только меня!

На кухне всегда пахло рыбой, зельем и дымящимися волшебными палочками. Мама говорила, что они изгоняют злых духов.

В один из вечеров все очень устали и еле держались на ногах. У них не было сил даже говорить. Мама задремала на подоконнике, не потушив волшебную палочку. Я ей помогла, харкнув на кончик, как научил Витя. Дядя Коля храпел, держа в руках недопитое зелье. Убедившись, что никто не видит, я макнула палец в стакан и потянула в рот.

Какая же горькая эта живая вода! Все лекарства горькие и противные, я это давно поняла.

Тая спала на полу, обняв игрушку. Я ее не бужу, она маленькая. Мне интересно с самой собой. Я играла с дощечкой, на которой можно рисовать, а затем стирать картинку и рисовать заново, пока меня не ущипнул Витя. Он вернулся из магазина и принес еще зелья.

Витя нарисовал мне домик с трубой, забором и прудиком. Рядом конура для собаки. Рисунок казался милым. Наматывая на указательный палец мои волосы у висков, Витя улыбался. Затем его рука спустилась и коснулась плеча.

Мне стало страшно, страшно. Я все поняла. Мне было не больше 5. Но я не закричала, ведь старшая. Сестра спала рядом, а я не хотела, чтобы она проснулась и заплакала. Мужские руки расстегивали пуговки на платье одну за одной. Я до сих пор помню эти дурацкие белые трусики с мультяшным котенком посередине, которые вмиг сползли, когда он снял платье.

Я слышала голоса на кухне. Мама сначала стонала, а потом успокоилась. И вскрикнул уже дядя Коля. Казалось, он долго делал ей больно, и мама решила отомстить…

II

«Нет, это надо оставить детей на двое суток и уйти на гульки, доигралась. Господи-господи, пресвятая мать Богородица», – жаловалась бабушка соседке по телефону. И почему она так злится? Вот мы с Таей на маму не обижаемся. Она очень устала. Мне кажется, мама болеет. Ее часто тошнит, она все время спит. Даже зелье и волшебная палочка не помогают. А еще у нее растет живот, только это секрет. Мама просила не говорить об этом бабушке. Я умею хранить секреты! В садике ябед бьют.

Я чувствую себя взрослой. Пусть не умею резать хлеб и зажигать плиту. Но с голоду мы с Таей не умерли. Хорошо, что я вспомнила про бутерброд, завернутый в фольгу и мятные конфеты. У нянечки Любы самые вкусные бутерброды!

III

Мне семь. Оказывается, дядя Коля – мой папа. И как я раньше не догадалась? Мама говорит, что отец – тот, кто воспитывает. А еще у меня родился брат! Я так рада. Надо попросить нянечку Любу сделать бутерброд и для него. Вдруг маме станет плохо, и она опять пропадет.

Так и случилось.

23 февраля папа пришел с работы и принес ананас.

– Мишка где?

– Спит.

– А мать где?

– Не знаю.

– Ну, собака, держись, блин!

Дядя Коля больше не пьет водку. Это вовсе не зелье, а дрянь редкостная. Вот, что говорит папа. Мишка ревет и хочет к маме. Я тоже хочу, но уже не плачу. И Тая не плачет. Миш, ты чего? Хочешь, спою колыбельную?

Мне нравится смотреть взрослые фильмы. Ведь я и сама уже взрослая и скоро пойду в школу. Осталось понять, почему в этих фильмах так часто причиняют друг другу боль? Сначала дядя целует тетю и все хорошо, а потом… Это похоже на удар электрошокера? Я не выхожу на улицу, за сестрой и братом надо приглядывать.

Интересно, а Димка знает про … ? Завтра в садике спрошу.

IV

Мама не пришла. Мы не ходим в сад и у нас нет бутербродов. Зато есть сухая рыба, припрятанная в шкафу. Папа ищет маму. И снова пьет зелье.

Утром мы поехали к бабушке в соседнюю деревню. Я счастлива! Ведь там будет каша и суп, дедушка нальет парного молока. Раньше мы ездили туда только летом. И впервые едем зимой. Я взрослая, поэтому сама одеваю Таю и Мишку. Он все время кряхтит и чем-то воняет.

У бабушки много гостей. И еды! Я объедаюсь до боли. Выбежав на улицу, не могу сдерживать рвотный рефлекс. Я зажимаю рот ладонями. Живот вздулся. Может, я тоже больна, как и мама?

– Крепись, девочка, – меня прижимает к себе тетя Маша, соседка бабушки. Она в черном платке и плачет. От пальто пахнет топленной печкой и сеном. Поскорей бы в баню.

– Я взрослая и не плачу, что же вы, тетя Маша.

Меня окрикнул дедушка и я бегу к нему. Валенки скользкие и я падаю. Дедушка не смеется. А летом всегда был мне рад. Это потому, что я уже не ребенок?

V

На улице снежно, и мы всей семьей идем гулять. Жаль, без мамы и Мишки. Его оставили у тети Маши, говорят, маленький еще. Я в его возрасте часто гуляла с мамой, она катала меня на санках по дороге в садик.

Мы гуляем не одни, с нами еще много людей. И все с цветами. Сегодня праздник? Бабушка плачет, и я делюсь с ней мятной конфетой, которую нащупала в кармане. Тая теперь тоже взрослая и грустит. Конфет в кармане не осталось.

– Сейчас увидишь маму, – говорит папа, сжав мою варежку вместо ладони. Я его обманула! На улице холодно и потому сжала руку в кулачок. Папа оказался хитрее и все же нащупал пальцы.

Меня подводят к гробу и молчат. Там спит бледная женщина в синем платье. Ее волосы припорошил снег.

– Это не мама. Моя мама не такая тощая и страшная.

– Малыш, так выглядят мертвые, – сказал дядя Коля, то есть папа, присев на корточки.

Толпа бушевала, перешептываясь:

– Конечно, не мама. Незнамо когда и видели ее, проклятую.

– Люба!

– Ну что, что Люба! Нарожала, кому? Детей грязных, голодных привезли, тихий ужас, – в женском голосе крепчала уверенность. Она хотела, чтобы ее услышали все. Ее и так все слышали. Но молчали. Молчание – знак согласия?

– Неправда! Не голодные, мы бутерброды ели! – кричу я что есть силы. И плачу. Как взрослая. Тихо глотая слезы.

VI

Оказывается, плакать здорово. Становится легче, и страх отступает. За печкой чьи-то тревожные голоса. Мишка хнычет во сне, слов не разобрать. Трещит затопленная печь. Наконец-то тепло.

– Поступим так, каждая по ребенку возьмет, одна семья не потянет, – говорит бабушка.

– Мам, а как распределим? – спросила тетя Оксана. Она моя крестная, и я хочу жить с ней. Оксана городская и живет в квартире с большими окнами. Я была там однажды. И кормила настоящих аквариумных рыб.

– Тогда Даша займется Таей, а Кире отдадим Мишу. Так и сделаем. Нам с дедом не поднять, да и что ребятишкам делать в глуши. Может, вы, дочки, их… людьми сделаете.

В садике нас учили делиться. Бабушку, видимо, тоже. Нас поделили между родными сестрами мамы. Я буду скучать по Тае и Мишке. Впереди первый класс.

Маме завтра 24.

VII

Оксана тоже красивая, хотя на маму совсем не похожа. Но я все равно зову ее мамой. Мы живем вдвоем, не считая рыбок. Мама заплетает мне косички перед школой и целует на прощание. Мне хорошо с ней.

В школе друзей мало. Одноклассники еще малыши, не то что я. Иногда я пересказываю фильмы, увиденные еще давно, Сашке. Он сказал, что это называется «любовь». От нее случаются дети. Почему любовь – это больно? Сашка смеется и говорит, что я стану его женой. Мама разозлилась, узнав, что Сашка – мой жених. Говорит, все мужики козлы. Надеяться можно только на себя и никого больше.

Оксана научила меня включать плиту и резать хлеб. Теперь после школы я частенько жарю яичницу и делаю бутерброд, как у нянечки Любы. Интересно, что с ней? Она придумала новые сказки?

Мне нравится мое школьное платье. Темно-синее, с пуговицами. Как у той бледной женщины в гробу. Это не мама, я знаю. А платье сшила Оксана. И новые брючки, и новую юбку, и майку с трусиками в горох. Это все она.

Может быть, мама тоже стала космонавтом и потом вернется, как дядя Коля? Нужно лишь подождать.

Продолжение следует…