Дети и наш быт
В тех же суровых условиях Севера росли и наши дети, разделявшие судьбу родителей. Конечно, уходу за ними матери отдавали все силы. Наш сын первые 10 месяцев рос крепким и здоровым, пока соседка по этажу, находясь в безвыходном положении, не оставила у нас на время своего больного ребенка. С этого момента начались проблемы со здоровьем сына и у нас. Отмечу лишь несколько моментов. Однажды вечером прихожу со службы домой – дома никого, а на столе записка на внутренней чистой стороне обложки раскрытой книги:
«Андрюша заболел ложным крупом! Я уехала с ним в Колу» (ближайший город, где имеется детская больница).
Иду на всякий случай встречать вечерний автобус. Из него выходит, шатаясь, моя жена. Измученная и похудевшая, с опавшим лицом. Собирается назавтра ехать в Мурманск сдавать кровь на плазму для ребенка. В тот момент мне казалось, что если она еще и кровь сдаст, то крови у нее вообще не останется. Срочно бегу в экипаж и оформляю на завтра командировку в Мурманск. С моим однокашником Валей Надеждиным, особая благодарность ему, решили вместе поехать в Мурманск и сдать кровь на плазму. Военный городок закрытый, поэтому выехать можно только по командировочному удостоверению или отпускному билету. Нам удалось попасть на утренний рейсовый автобус. Прибываем в Мурманске в пункт сдачи и сдаем кровь. До отхода автобуса обратно в Лицу обходим все указанные офицерскими женами пункты, не забывая и о себе, то есть отовариваемся бутылочным пивом.
Вскоре я ушел опять в море, а Андрюша уверенно пошел на поправку. На вопрос, почему нельзя, хотя бы за деньги, получить для такого случая свежую кровь, ответ был один: не положено! Ну, а если бы я в тот момент был в море, защищал Родину на дальних рубежах? С этого момента я прекратил сдавать кровь, хотя раньше делал это ежегодно и безвозмездно, начиная с первого курса Военно-морского училища.
Вскоре Андрюша опять долго пробыл в госпитале, потом в детской больнице в Коле. Там один из врачей сказал жене:
— Увезите его на солнышко, желательно туда, где сухой и теплый климат. Тогда он у вас встанет на ноги. Иначе лекарства не помогут. Потеряете ребенка.
У меня подходил отпуск, и мы, договорившись с дальней родственницей, срочно улетели к ней в Туркмению, в город Чарджоу. В сентябре там еще жара под 50 градусов. Для нашего случая лучше не придумаешь. Устроились. Отдышались. Через три дня отправились к врачу. Легкие чистые. Ребенок здоров.
У наших юных жен была своя «боевая служба», без перерывов, адмиральского часа, круглосуточно, независимо, где мужья, — убыли надолго на боевую службу или же просто «вспахивают» полигоны боевой подготовки.
Мужья, как правило, на службе — в море, на дежурстве, на вахте. Оставить больного ребенка не с кем, даже в магазин не выйдешь. К тому же ассортимент в магазине, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Соль, мыло, уксус. Да еще спирт-ректификат в зеленых поллитровых бутылках за пять с чем-то рублей. Со временем исчезла с прилавков даже свежемороженая рыба, которая так радовала нас весной 1971 года. По расписанию машина с продуктами должна приходить в наш городок два раза в неделю; но это по расписанию… Внезапно подует ветер, навалит снега — вот и не проехать ей из Мурманска. Особая история — как добывали простое молоко для грудных детей. Никаких детских молочных кухонь в городке не было. Молоко (почему-то всегда четыре молочные фляги) привозили рано утром, где-то в 5:30, на первый этаж соседнего с нашим дома. Молодые папаши перед убытием на службу занимали очередь, а если молоко вовремя не доставили, то забегали домой, чтобы обрадовать не менее молодых мамаш номером в очереди, передавая своеобразный код доступа. Шанс получить молоко без очереди имел офицер или мичман, помогавший выгружать из машины фляги. Мамы, пока ребенок спит, отправлялись в очередь. И неважно, здоров ли малыш или сама мама. Право на болезнь или другую оплошность нет. Улучшение ситуации мы почувствовали где-то с 1976 года.
Появились молоко в бутылках, яблоки и другие продукты первой необходимости.
Обязательное событие в нашем военном городке — неожиданный и громкий, прямо-таки душераздирающий протяжный гудок, который зимней полярной ночью, а также летом, в период белых ночей, подсказывает, что день условно настал и сейчас 12:00.
Ближе к вечеру все домохозяйки с волнением ждут следующего знаменательного события. Непременный атрибут жизни нашего городка — вынос мусора. Около 17:00 в микрорайон въезжает грузовая машина, в кузове которой стоит солдат из тыловой службы. В зависимости от настроения водитель сигналит долго, практически музыкально. На этот зов из домов начинают выскакивать полуодетые жители (чаще жительницы) с ведрами, наполненными мусором. Женское население по привычке выстраивается в очередь. Ведро передается солдату, который, высыпав мусор в кузов, возвращает его. Если в очереди попадаются мужчины — они обычно становятся одной ногой на заднее колесо грузовика, подтягиваясь одной рукой, а другой переворачивают свое ведро самостоятельно. Все делается быстро, поскольку зимой холодно; надо успеть одеться, добежать до машины, так как она, появившись неожиданно из темноты, так и исчезает буквально через 20–30 минут.
Как видите, быт наших семей был довольно размеренным. Хотя иногда случались прямо-таки ужасные события, вести о которых, как северный ветер, разносились по городку. Гастронома всего два: если кто-нибудь поделился слухом в очереди, то буквально через час о нем узнает весь городок.
Однажды, когда я был на боевой службе на К-429, по городку прошла весть, что на одной из подводных лодок флотилии в море произошла авария ядерной энергетической установки, экипаж получил радиационное облучение, и т.д., и т.п. На самом деле совсем не на нашей, а на другой подводной лодке случилось небольшое ЧП, весть о котором каким-то образом просочилась и, обрастая страшными подробностями, дошла до моей недавно родившей жены. В итоге у нее пропало молоко, так что «молочный» вопрос стал жизненно важным. Весь ужас тех дней вспоминается нам до сих пор.
Недавно в санатории под Москвой мы встретились с супружеской парой. Они тоже проходили службу в Западной Лице, только лет на десять позже нас. Стали делиться воспоминаниями — как ужасными, так и (с высоты прошедших лет) приятными.
Новая знакомая заявила моей жене:
— Ну что вы, Люда, вспоминаете столько плохого — такого не может быть! Мы тоже служили в Западной Лице. Все там было хорошо.
Мы так и сели от удивления. Как это «не может быть», если все было именно так! Тут до меня дошло: товарищ-то прибыл в Лицу намного позже нас и к тому же сразу на высокую должность заместителя командира по воспитательной работе, как ласково называли в тот период замполитов. А если начинал службу в начале семидесятых, да еще лейтенантом на первичной должности на подводной лодке — на всю жизнь запомнишь, как это было.
Когда периодически общаемся в Москве с коллегами по службе, то, естественно, горячо обсуждаем нынешние события и делимся воспоминаниями. Мои рассказы о возможностях атомных подводных лодок, об учениях в удаленных районах Мирового океана все воспринимают с пониманием и с уважением. Как-то раз рассказал, как меня, тогда уже командира корабля, жена попросила достать немного меда и хотя бы килограмм гречки для ребенка. Я ответил ей, что не работаю на продовольственном складе. Жена обиделась. Но я считал, что если командир позволяет себе приносить домой продукты с корабля, то подает дурной пример. Однако в городке ничего не утаишь. Стало известно, что мы с женой поссорились, и кто-то из мичманов тайком от меня принес жене банку башкирского меда в жестяной банке с силуэтом Салавата Юлаева, а также два килограмма гречневой крупы.
Рассказал нынешним коллегам — а они меня подняли на смех: ты что, мол, ерунду говоришь, гречка у нас всегда была, никто ее не ел! Особенно рьяно критикуют меня те, кто служил в составе Группы советских войск в Германии или в какой-нибудь другой стране Варшавского договора, а также служившие в Москве.
В нашем сознании закрепился лозунг: офицер — профессия героическая! Вся инфраструктура атомного подводного флота была построена для обеспечения героя-подводника. А семьи́ и элементарных социально-бытовых нужд у него не должно быть…
Вспоминаю такой случай. Прогуливаемся где-то в 21:30 — вроде вечером, но в разгаре полярный день. В это время на площадь перед Домом офицеров приходит «вечерний» автобус из Мурманска. Все пассажиры вышли из него и деловито разошлись по домам, только одна пара осталась. Молодая жена лейтенанта, сидит на чемодане, а он оглядывается по сторонам, ищет какой-нибудь признак власти для устройства на ночлег, чтобы с утра начать служить Родине. Моя жена говорит: мол, ребята только приехали, давай им поможем. Перед этим мы сами 10 месяцев жили в двухкомнатной квартире без горячей воды, причем не знали, чья она. Хозяин то ли учился в Высших офицерских классах, то ли шел по «большому кругу», то есть проходил обучение в Учебном центре с дальнейшим получением подводной лодки на судостроительном заводе. Теперь, как добрые самаритяне, подошли и предложили ребятам на первое время пожить в этой самой квартире — хозяин по-прежнему был в отъезде. Они тоже прожили там месяцев десять. Случайно разбили дешевую люстру, долго извинялись и, когда съезжали, просто оставили на столе 10 рублей. Милейшая пара — Игорь Мисник и его супруга (по-моему, Наталья). Он был назначен командиром гидроакустической группы одного из экипажей подводных лодок нашей дивизии.
В 1975 году в отпуске, оставив маленького сына у тещи в Стерлитамаке, решили махнуть в Ленинград и в Таллин. Почему в Эстонию? Мой сослуживец предложил остановиться у его родителей — те как раз получили новую квартиру и уезжали в отпуск. Сказано — сделано. Вот в Таллине мы с женой и поняли, как должны жить граждане страны победившего социализма, тем более ее защитники.
Нет такого мерила, чтобы понять и оценить, кому было тяжелее — нашим женам с маленькими детьми на руках, при отсутствии самых элементарных условий для жизни, или мужьям, которых море экзаменовало суровыми штормами, а родной берег — нескончаемым снегом, постоянными ветрами, непрерывными, порой взаимоисключающими, вводными и тому подобными прелестями.
Продолжение следует…