От Боярского леса до горы Саит-тау. Часть пятая

16. Интерлюдия: родной язык и иже с ним

Видимо, нелишне будет упомянуть, что воспоминания свои мама и тетя Фатыма озвучивали на чистом татарском языке. Я печатала их сразу на русском языке. И потом перечитывала им записанное на русском языке. Полагаю, что я прилично владею татарским языком, но все же не на уровне литературного творчества.

Почти два года я работала в Киргиз-Мияках в редакции районной газеты «Октябрь» переводчиком-литсотрудником (1967–1968). Газета выходила на двух языках – русском и татарском. Заместитель редактора по татарской версии Сагида-апа Гафарова перечитывала мои переводы газетных публикаций на татарский язык три месяца подряд и правила в основном синтаксис. К орфографии на татарском претензий не было, ибо я незамедлительно приобрела четырехтомный русско-татарский словарь и очень внимательно проверяла свое правописание на татарском языке. К орфографии и прочим параметрам моих текстов на русском языке вопросов не возникало вообще. Смысл предложений на татарском тоже удавалось передать, но порядок слов… Тут побеждала русская грамматика! Я же окончила в Мияках русскую школу. И учителя у нас по русскому языку и литературе были просто замечательные!

Сагида-апа не только правила. Она терпеливо объясняла мне каждую правку – и так в течение трех месяцев! Низкий ей поклон через все эти годы! Спустя три месяца она просто сказала: «Все, больше твои переводы на татарский язык не перечитываю. Главное ты поняла! Будут сомнения, не стесняйся, задавай вопросы». Так эта добрейшая и умнейшая женщина, филолог и педагог, подняла меня на ступеньку выше в части владения родным языком…

Владение двумя языками (билингвизм) облегчает изучение третьего языка и далее. Формируется более гибкий механизм усвоения языков и вообще более гибкое мышление! Мы же с детства еще постоянно слушали башкирское радио, башкирские песни, общались с башкирами, которые жили рядом с нами. Мы свободно понимали башкирский и при желании могли и говорить на нем. Когда я в Алматы брала свой башкирский песенник (татарский быстро куда-то пропал) и сразу читала слова песен на татарском языке, тамошние татары только диву давались! А многие песни-то, особенно старинные, народные, общие для этих двух этносов…

В Узбекистане я довольно скоро начала понимать узбекский, а в Казахстане казахский. Однажды в Турции полтора часа беседовала о жизни с местной турчанкой, которая говорила только на турецком, а я на татарском. Понимали друг друга! В 1998 году мы с мужем в первый раз поехали в Турцию и добирались на гигантском многоуровневом пароме австралийского производства из Стамбула в порт Эрдек на Мраморном море.Турчанка с мужем навещали в Стамбуле единственного сыночка, который обучался в военном училище. Профессия военного в Турции считается престижной! Ну, это все тюркские языки, которые относятся к одной языковой семье.

Далее волею Судьбы явились ко мне английский и французский, немного итальянский (по самоучителю). Оказалось, что знание языков может не раз внести в жизнь яркие и разнообразные возможности и повороты, чаще счастливые, а порой даже вдохновляющие. Как это происходило, я уже описала в своей книге «Жизнь, жизнь. Не только о себе». Публиковали в «Истоках» с июля по сентябрь 2019 года. Это было несколько неожиданно…

Итак, вспоминает Рашида Давлетшина, моя мама:

17. Покупка первого дома

Я очень хотела, чтобы у нас был свой дом. У меня в голове засели мытарства военного времени, и я говорила Булату: «Вдруг опять начнется война, и я с ребятишками останусь на улице». Я всерьез боялась этого. К тому времени у нас были небольшие сбережения, но дом, который мы нашли, стоил 11 тысяч рублей. Денег на покупку дома не хватало, и, чтобы набрать нужную сумму, мы с Булатом продали даже свои наручные часы. Я продала еще швейную машинку, отрезы на платье, купленные раньше. Все это тогда было в дефиците.

Еще мы взяли в долг 2 тысячи рублей у Клавдии Николаевны Колос, которая заведовала районной аптекой. Она одолжила нам эти деньги сроком на один год. Так у нас появился свой собственный дом с участком в 0,15 га, с огородом и садом. Крыша была из листового железа, но всего одна комната, правда, довольно большая. Зато был большой холодный коридор из сруба, за счет которого летом жилое пространство расширялось. Ограда со стороны улицы была сложена из больших камней. Во дворе стояла летняя кухня, тоже из таких же каменных глыб, обмазанных глиной. За домом был большой погреб, стены которого были обложены камнем.

За огородом был обрыв, а внизу текла речка Миякинка, где барахтались гуси и утки со всей округи.

На следующее лето мы построили свою баню и очень этому радовались, потому что до этого топили соседскую баню и ребятишек парили там.

Вспоминает Зайтуна: По ограде из больших камней мы бегали, как горные козлята! Мини-китайская стена нашего раннего детства…

В 50-е годы на крутом берегу речки в конце нашего огорода росли кусты дикой малины, ежевика, земляника, а к 70-м таких растений и кустарников уже не стало! Их почему-то вытеснили лопухи, полынь, лебеда и чертополох.

Кстати, гора Саит-тау находится совсем недалеко от нашего дома в Киргиз-Мияках. В детстве летом мы довольно часто шли вниз по течению речки и доходили пешком до горы, взбирались на нее и спускались по крутому склону с другой стороны в узкую лощину, по которой бежал прозрачный ручеек, собиравший воду из горных родников. Это была наша вольная воля! Для маленьких человечков целое путешествие!

18. Время крепдешина – мои наряды

В начале 50-х у меня было одно платье из черного крепдешина, которое мне сшила Латыпова Мукарама. Оно было приталенное, с пояском, с юбкой клеш и воротничком с белой каймой. Еще я сшила себе платье из сиреневого крепдешина, тоже в цветочек, с галстуком-бантиком. Мукарама была очень хорошей портнихой и закройщицей, она же сшила мне коричневое платье из вельвета в мелкий рубчик с кокеткой спереди, которую по краям украшали по две обтянутые этой же тканью пуговицы. У меня было еще зеленое платье с красными розами из шифона, очень тонкое.

В то время очень модной тканью был бостон, из которого шили юбки и пиджаки. В Доме быта было ателье, где такие костюмы шили на заказ. Сначала летом я носила тапочки из черного хрома, которые тоже шили в местной обувной мастерской «Местпрома», а потом я как-то приобрела китайские туфли лиловато-коричневого цвета из очень тонкой красивой кожи с шелковыми шнурками, на каблуках, но очень удобные. Зимой, конечно, все ходили в валенках, а мужчины в «бурках» (мягкие валенки из тонкого фетра, обшитые снизу кожей и на кожаной подошве).

В 1957 году Фатыма окончила Торговый техникум при Башпотребсоюзе, вышла замуж за Марата Калимуллина и стала работать в городе Салавате. С 1976 года она начала снабжать нас приличной обувью, большей частью чешского и югославского производства, потому что работала в обувном отделе Салаватского горпромторга. К тому времени в продаже появились (только по блату, как дефицит, и только для избранных) импортные кожаные сапоги, модельные туфли, красивые домашние тапочки, которые раньше нам и не снились.

Пальто мы покупали сшитые на швейной фабрике «Мир» в Уфе. Зимние и демисезонные пальто шили тоже из темно-синего или серого бостона, воротники были из цигейки, каракуля или чернобурки. Норковые и песцовые воротники появились гораздо позже.

20. Младшенький

Когда Марат пошел в первый класс, а Зайтуна училась в третьем классе, родился Рустам, наш младший сын. Всех моих троих детей принимала врач-акушер Хайрат Сунгатовна Хабибуллина. Мы, деревенские женщины, тогда толком и не наблюдались в женской консультации, но роды прошли благополучно, хотя впоследствии оказалось, что они все же отразились на состоянии моего женского здоровья.

Мы как-то разговорились с Булатом и вдруг осознали, что скоро наши старшие друг за другом окончат школу и уедут учиться, а мы останемся вдвоем. Мы решили, что нам нужен еще один ребенок. Это был 1958 год. У нас была всего одна, хоть и довольно большая комната. Старшие дети спали на лавке за печкой, а Рустаму мы заказали глубокую деревянную кроватку, которая стояла в ногах нашей кровати, чтобы я могла вскакивать на каждый звук.

В Мияках работал краснодеревщик Михаил Щеглов, который в свое время сделал для нас также круглый стол с резными ножками и откидными краями. Первую зиму с Рустамом нянчилась младшая сестра Булата Фануза, которая тогда окончила среднюю школу. Потом Булат направил ее учиться на курсы кройки и шитья в Уфу. Позднее Рустам ходил в ясли или садик, а пока мы были на работе, да и в остальное время им занимались старшие дети, особенно Марат. Он его и кормил, и на горшок сажал, и по необходимости даже обстирывал.

Как-то Зайтуна поехала за ним в садик на велосипеде, и на повороте не справилась с рулем и упала вместе с Рустамом. У него оказалась сломана голень. Когда мы с Булатом возвращались с работы, Зайтуна, заплаканная, шла нам навстречу с Рустамом на руках, и мы поняли, что случилась неладное. Сразу же пошли в травмпункт, и Камиль Галимович Якупов наложил ему гипс на всю ногу. Пока нога заживала, он испытывал сильный зуд и с утра до вечера отковыривал гипс, и весь пол к вечеру покрывался гипсовой трухой. Нога благополучно зажила, и больше у моих детей каких-либо травм не случалось.

В 1966 году Рустам пошел в первый класс. Зайтуна в том же году поступила на химический факультет Башгосуниверситета, а Булат – в Свердловскую высшую партийную школу.

Продолжение следует…