Неповесть. Часть семьдесят девятая

Лакуна

Ещё в середине прошлого мая в кафе «Берёзка» мы с Сержем натолкнулись на компанию весёлых девиц, и довольно весело посидели компанией до закрытия кафе, девицы были из провинции, приехали на какие-то спортивные соревнования и жили тут же в гостинице «Агидель», т. е. прямо над кафе. На следующий день пригласили их прогуляться вместе и показать им город.

На свидание явилась только одна и тут же прилипла к Сержу (ему в тот момент девиц как-то не требовалось, хватало). Пришлось на ходу разыгрывать очередной спектакль и это удалось вполне – Тамара (так звали это рыжее создание) осталась со мной. Фамилия у неё была смешная – Мохнаткина, впрочем, какая разница (моя-то тоже не слишком благозвучная). Вечером у неё были соревнования, а после них мы пошли гулять в наш парк, где погода и окружающая природа вполне выполнили свою функцию – создали нужный романтический фон, естественно закончившийся поцелуями и интимом. Однако до полного соития дело не дошло. Зато мне был выдан её почтовый адрес (с пожеланиями почаще писать) и обещание приехать в течение ближайшего месяца. Жила эта красавица в посёлке «Красный ключ».

Проводив спортсменку на поезд, сразу сел сочинять послание, и переписка завязалась достаточно оживлённая и откровенная. Пару раз Тамара действительно приезжала на очередные соревнования и ко мне и тогда наши отношения стали наконец подбираться к полному адеквату, но встречи были слишком коротки и присутствие мамы свело на нет все мои успехи на интимном поприще. Посему переписка наша продолжилась и осенью, и в начале зимы. Затем эпистолярный источник вдруг обмелел, было только короткое сообщение о переезде на учёбу в техникум (техникум, как позже выяснилось, на самом деле именовался профессионально-техническим училищем железной дороги) в Свердловск.

Длился и длился период подбора подруги для постоянной связи.

Лакуна

В 1966 в Черниковке, между тем, открыли первый в городе зимний танцпол. Эта сараюшка называлась «Юнгородок». Солистом туда пригласили Зета, а он, в свою очередь, начал приглашать нас. Но кроме меня никто не стал туда ездить. Вскоре мне стали разрешать полабать на банджо (в общем звучании ансамбля это проходило почти незаметно), но я привыкал работать с оркестром, стал читать гармонии и вскоре я уже ходил туда со своим электробанджо, которое включал в усилитель, теперь его было почти слышно.

Работать вместе с коллективом очень дисциплинировало, и постоянно происходил процесс обучения и освоения новых приёмов игры и расширение знаний гармонии. Временами туда приезжал и Витька, показывал класс. Народу туда ходило порядочно, поскольку более нигде в округе, да и во всём городе ничего подобного не было. Проходил я туда всю зиму, но в самом конце февраля какой-то шутник-дембель брызнул там горчичным газом, и все, кто в чём был, повыскакивали на мороз, а было тогда за двадцать, приехала милиция и клуб, конечно, закрыли, а через месяц прикрыли навсегда. Здание это простояло заколоченным ещё года три. Затем совсем исчезло.

Лучший способ борьбы – закрытие источника беспокойств.

Лакуна

Шёл май 1967. Серж ещё работал на своём заводе, я закончил второй курс. Оставалось ждать открытия парковых танцплощадок, чтобы попытаться пристроиться куда-нибудь на лето. Уж очень хотелось играть и петь. Тогда-то мы познакомились с Рустиком Масленниковым, он хорошо играл на гитаре (намного лучше меня) и мы пригласили его играть на соло в нашей группе. Звучание сразу стало лучше и качественней, а его сольные импровизации очень украшали наш хулиганский саунд. Репертуар тоже постепенно расширялся, теперь в него стали входить даже отечественные хиты тех лет, типа «Чёрного кота» (уже тогда на танцульках пристало играть попсу). Пел я пока один (но мне сильно не нравилось звучание моего голоса в записи), остальные только «yeah-yeah!» выкрикивали.

И вдруг в самом конце мая нам удалось каким-то образом (нас порекомендовали дирекции парка, вот только кто и по какому случаю, не помню) устроиться играть в парк им. Гастелло – это другой конец города, возле страшного «Пятого квАртала», но все другие площадки быстро разобрали музыканты более известные прикормленным директорам парков. Танцплощадка в парке была квадратной формы и обнесена, по традиции, высоченным зелёным забором без щелей между досками. Неподалёку находился дощатый летний кинотеатр и бассейн с фонтаном, парк был молодой и деревья ещё походили на прутики, а асфальтированные дорожки ещё не успели совсем посереть от впитывающейся пыли. Напротив входа и будочки кассы расположилась наша эстрада-ракушка и всё это, как я уже сказал, было окружено забором более двухметрового роста, на эстрадке стояло справа облупленное и весьма расстроенное фортепьяно (и поскольку оно зимовало тут же, под фанерным ящиком, вид имело соответствующий).

Увидев ф-но, мы возликовали и сразу же решили подыскать пианиста и вскоре обрели такового в лице некоего Вавочки (его порекомендовал Витька Петров). Этот Вавочка оказался своим парнем и музыкантом был неплохим, играл бойко и достаточно технично (что очень укрепило наш ещё очень сырой коллектив) и пел весьма неплохо, что нам сразу понравилось, голос у него был и приятного тембра, вот одна беда – только уж очень много пил и пьянел быстро (поэтому его увольняли отовсюду, я тогда считал: ну как же можно было пить больше Витьки?, но того ведь держали в Башкирии, а позже в ресторане другой центральной гостиницы «Агидель»).

Аппаратуры у нас, как и везде тогда, было немного и я в рассрочку через Володю Шляпникова приобрёл себе комбик (ламповый в 15 ватт), который был оснащён динамиком в 12 дюймов и весил более 30 кг, а остальные усилители и колонки нам предоставила дирекция парка, микрофон присоединялся через красавец: УЭМ-50. На этой площадке я играл уже на своей новой «el Toro». Серж продолжал играть на своём текстолитовом басу и чтобы его было слышнее, мы стали именно его инструмент цеплять в новый комбик. Ещё я раздобыл усилитель от киноаппарата «Украина» и переделал его, добавив в предусилитель пару каскадов на лампе 6П14П (от этого гитара начинала звучать сама, т. е. заводилась и начинала выть, это походило на фузз). Поскольку Сержу всё равно нужно было уходить осенью в армию, то было решено что новую гитару он сделает уже после дембеля. У Рустика была какая-то своя гитара, насколько могу вспомнить – акустическая, с приделанным к ней звукоснимателем нашего с Сержем производства.

Никаких микшерских пультов мы в то время не знали, только смутно помнили, что видели на большой эстраде подобное, у нас каждый инструмент цеплялся к своему источнику звука и настраивать такое количество разнокалиберной техники было сложно (примерно к середине программы каждому начинало казаться, что его плохо слышно и он добавлял громкость своего инструмента, тут уж и остальные подбегали и увеличивали своё звучание, таким образом к концу программы звучание совсем портилось, да и наши самопальные гитары быстро переставали строить), а микрофон заводился поминутно и его не было толком слышно, микрофон был МД-60. Но всё возмещалось драйвом и воодушевлением и сходило за хорошую игру в глазах наших слушателей и танцующих.

Пару раз приезжал Витька Петров, давал ценные советы, приезжал и Зет, что-нибудь исполнял, самодеятельно думаю, мы были не самым худшим коллективом в городе. Зато теперь пели мы вдвоём с Вавочкой, он знал много правильных текстов песен Rock’n’Roll прямо на английском, и петь с ним было комфортней. Впрочем английский у меня был на уровне «шизгары», например – It's been a hard days night звучало – избинохадейзнай...

И вот мы каждую субботу и воскресенье, после «молитвы о хорошей погоде», приезжаем в парк и тащим нашу аппаратуру из летнего кинотеатра, где она хранилась, на танцплощадку, где и устанавливали её на эстраде под навесом, потом быстренько отстраивали инструменты и начинали разминаться (репетировали уже готовые песенки и разучивали новые); так было до прихода кассира, и с первым посетителем начиналась работа. Играли мы без перерыва и к концу программы весьма выматывались. В одиннадцать часов вечера звучала последняя песня, и мы разбирали и переносили инструменты и аппаратуру обратно в кинотеатр. Командовал кинотеатром киномеханик, который пил как сапожник. Он постоянно приносил разнообразные жидкости, которые предлагал и нам, и не всё из его «винного погреба» можно было употреблять без тяжкого вреда здоровью. Однажды он притащил с завода безалкогольных напитков жидкость, которую добавляют в газ-воду из расчета 3 г на 10 л. Это пойло с резким химическим запахом и отвратительным вкусом осмелился попробовать и я, и хорошо, что успел воспользоваться двумя пальцами, засунутыми в рот – это спасло мою юную жизнь и репутацию алкоголе-несокрушимого чувака, а вот Вавочка так сделать не догадался – получил тяжёлое отравление и нам пришлось его обездвиженное тело тащить сначала в вагон электрички, а позже ещё и на третий этаж и звонить в дверь, чтобы мама приняла этот «груз 200».

В парк мы обычно добирались трамваем, а вот поздно вечером трамваи сами все шли в свой парк (или как объявляли по громкой связи в вагоне: всё, надо ходить, трамвайка парком шла…), поэтому обратно ездили электричкой, которая очень удачно проходила по этой станции (стадион Гастелло) в 11-54, частенько, правда, она запаздывала и приходилось торчать на платформе. Как-то раз меня до парка подвёз тогдашний чемпион Мира по мотогонкам по гаревой и ледяной дорожкам Габдрахман Кадыров, с которым я познакомился в эпоху борьбы с распутицей. Как выяснилось позже, Серж тоже был с ним знаком, они жили по соседству. Доставка на призовой золотой модели «Ява» с помощью чемпиона довольно рискованное предприятие – страху я натерпелся на год вперёд (все ОРУДовцы Уфы знали в лицо нашего национального героя и совершенно не чинили препятствий при проезде красных сигналов светофора или ограничения скорости передвижения) и мотоцикл чемпиона носился по городу на предельной скорости. Видевшие мой вояж, тогда зауважали меня за столь звёздное знакомство.

К тому времени борьба с ночными бабочками силами нашего липучего отряда тогда как-то сама собою сошла на нет (пару раз я не явился вовремя в кабинку № 4 и полковник тоже больше не напоминал о себе).

Мы весело лабали в загоне для молодёжи два дня в неделю. Ходило к нам не слишком много молодёжи, поскольку за вход надо было платить, а с деньгами у местных видимо были проблемы. За забором их собиралось прилично, некоторые, самые отчаянные брали забор штурмом, но почти всегда их излавливали милиционеры, присутствующие на танцполе. Особых эксцессов во время танцулек не происходило, отношения выяснялись за пределами танцевальной зоны. Правда, ковбойский кодекс там не работал (не стреляйте в музыканта – он играет как умеет). Однажды местные обиделись на наше замечание в микрофон в адрес одного из них и попытались нас побить после окончания, когда мы уносили аппаратуру в здание летнего кинотеатра, где она хранилась, но были совершенно обескуражены Рустиком, который исполнил стойку каратиста и с криком «кия!» запрыгнул на перила ограждения. Гопники были ошеломлены... Братва тут же зауважала смелого гитариста и после этого случая мы уже спокойно провожали девиц по ночному «пятому квАрталу». Девицы тамошние были под стать кавалерам, красавиц среди них не водилось, а те кто был получше лихо матерились и пили из горла...

Поскольку я выпендрёжник по натуре, то и прикид должен был соответствовать: на своей «кожаной» куртке я поместил собственноручный трафарет, с лицами «The Beatles» жёлтого цвета (жаль, что не знал тогда, что нитрокраску нельзя наносить на кожвинил, краска никогда не высыхает и липнет). Тем не менее я таскал эту куртку довольно долго (несколько лет) и в летнюю жару, чтобы все видели, что идёт рок-музыкант (вот такое ребячество 22-летнего юнца).

То лето удалось во всём.

Продолжение следует…