В застенках у штампов (великие помыслы и плохие рифмы)

«О тебе немного погрущу, / Выпью водки с картошкой в мундире / И опять беру в руки перо, / Ты надежды мои обманула, / Не поняв моих искренних чувств, / Для любви моё сердце открыто / И тебе лишь оно отдано, / Нет, я вовсе не так уж несчастен. / Что с того, что я много страдал? / Жизнь без боли была бы некстати, / Как без перца и соли еда, / Как унылы пустые беседки! / И эстрада мокра от дождя./ С почерневшей от сырости ветки / Ворон каркнул, меня рассердя…» и т.д.

 

1

И т.п. механический набор однообразных сквозных штампов, рифмованных каких-то автоматических заготовок, собранных вместе. Ноль свободной поэтической игры с отвлечённым смыслом и с предметной чувственностью. Всё затасканное в поэзии притаскивается им и сюда. Наш поэт точно не способен почувствовать жизнь самостоятельно, без этих уже внутренних блоков, помыслить всё бытие заново, окунуться с головой (не теряя головы) в Универсум, но уже на свой страх и риск!

Автору словно кто-то под страхом физической расправы навязал беспощадно-мёртвую, чудовищную необходимость личного небытия. Заменив саму жизнь сомнительным мемориалом уже при жизни поэта. И это даже не постмодернизм (в котором автор или бог якобы умерли). В постмодерне необходимо теплится ещё историческая память великой поэтической традиции всех веков. А здесь как бы вырванный из истории и не самый удачный кусок мёртвого во времени искусства недавно минувшей советской эпохи.

И поэту никак не вырваться из его магического круга, не испытав подлинной внутренней свободы. Не написав стихотворения вне зависимости от жёстких магических рамок. 

Вместо этого – колдовские знаки минувшего мёртвого времени: его образы, ритмы и стихотворные размеры. Всё это – слабая попытка имитировать истинную мощь поэтической стихии. Конечно, даже и в такой попытке можно расслышать отзвуки от стихии поэзии. Но это стихи без я поэта. Не личная поэтическая стихия. Не строка, идущая из глубины души.

 

2

Читатель обратит внимание, как на всём протяжении весь нехитрый конгломерат отстойных форм и образов безвременья твёрдой рукой самого же (?) автора, совершенно бестрепетно, преумножается, ничуть не становясь свободной игрой, без которой, повторимся, поэзия – мертва.

Это – некий монолит, стела непроходимой однородности образов и форм. Куда там до животворящей игры со смыслом и чувством!

 

3

Конечно, читатель, не имеющий слуха к живому слову и подлинной поэтической речи, массовый читатель, непродвинутый в искусстве слова и небрежный, возможно, даже и не заметит всего того, о чём я тут на протяжении целых двух абзацев распространялся. Но стоит ли такого внимания стихотворчество, когда есть столько развлечений вокруг, социальная сеть или кино? Для массового и безликого читателя – не стоит. Но поэзия суть атрибут человеческого вида, и без стихотворчества наш вид неизбежно деградирует.

Итак, истинная поэзия требует самого серьёзного к себе отношения. И читатель подлинный, искушённый в поэзии, поймет, о чём тут идёт речь. Этим он отличается от любительской толпы многих околопоэтических невежд.

 

4

Итак, чуткий мой читатель, придётся тебе сегодня немного потерпеть, читая подборку. И пострадать, и посочувствовать автору нижеследующих, бедных стилистически и несчастных по духу, стихотворений. Ибо они не свободны от унаследованной нечеловеческой графической магии советского периода, магии вовсе не поэтического свойства. Это, конечно, не Мистерия, призванная освобождать души от страха смерти. Это – именно следствие внушённого страха. Это – магия. Навязчивое состояние, от творчества ещё очень далёкое.

Но не будем отчаиваться, и потом, не всё коту масленица, подлинный мой читатель! И наш поэт, Дмитрий Детинин, как мог, был по-своему искренен. Обнимем же его так же искренне и мы. По-цеховски, так сказать, и по-братски!

Что делать, иные наши вкусы намертво формированы чудовищными предшественниками, и навязанные нам насильственно. А далее навязчивость эта уже автоматически распространяется на всю нашу душу и отключает механизм личной осознанности, блокирует исцеляющую полноту бытия-смысла. Вредит художественности стихотворчества в целом.

 

5

Но будем реалистичны, это ещё не конец света, дорогой мой читатель, массовый или продвинутый. И наш драгоценный поэт освободиться, бог даст, из застенков, в которых давно томится его слово, его поэтическая речь. А с ним вместе – возликует и его читатель. Не всё ещё потеряно.  

Пока же перед нами мрачный обелиск – даже не советской, а околосоветской официозной поэзии. И в советских редакциях всё-таки работало некоторое количество хоть и оболваненных духовно- эстетически, и зарытых под редакционные блоки и плиты царящего в культуре безвременья, но всё же формально-грамотных профессионалов, не вполне лишённых слуха и к русской изящной словесности, и к поэзии вообще. В совписи оставались недобитки-интеллигенты, честные труженики-профессионалы, сочувствующие серьёзной, исторической, настоящей поэзии. Не заформализованной до смерти. И там, в совиздате, не всё подряд печатали.

 

6

Наша редакция с симпатией и сочувствием относится к писателю Дмитрию Детинину. К тому же, сам он – педагог дополнительного образования. То есть: обучаясь, учится, как гласит латинская пословица. Старается человек, пишет. И наш литературный сайт приветствует сам факт его обширной трудовой деятельности. его упорство. Идёт навстречу автору и публикует большую подборку его стихотворений. Это нужно сделать, потому что это не безграмотно написано. И в имитации массовый читатель найдёт для себя поэзию, так как он просто не отличает одно от другой.

Так пусть же читатель сайта, массовый или продвинутый, сам судит стихи Дмитрия Детинина, по собственному своему усмотрению, на свой слух и на своё дыхание. Словом, так, как может.

Не всё в стихах Дмитрия Детинина одинаково худо. Есть, есть-таки в них и запал и посыл, воплощённый так, как уж вышло. Есть в них даже некий и рыцарский дух, а это ли немало?! Читайте стихотворение, написанное от лица рыцаря. И выражается тот околосоветский поэтический рыцарь так, как только и должен он выражаться. Оксюморонно, мрачно, но пафосно. И вообще, порой лирический герой Дмитрия Детинина, так сказать, вовсе не чужд даже иных и прозрений… Или, говоря словами самого поэта:

И в бесплодных, тяжёлых раздумьях

Озаренья чудесного жду (!)

И ведь дождётся, верим мы! Вот только сам автор обзаведётся сначала новыми, необходимыми для этого техническими средствами из более широкого поэтического арсенала, не пренебрегая, в том числе, исторической глубиной, и уж тогда он точно справится и с бесплодными, тяжёлыми раздумьями своего бедного рыцаря.

Остаётся лишь добавить, что любовная лирика в стихах Дмитрия Детинина, как-то особенно нелепо переплетена с неприлично-пафосным гражданским чувством. Растворена в нём безначально, но окончательно (?), как, впрочем, это и было принято ещё в пору тотального строительства безобразно- антитеистически понятого, но почему-то при этом, всё-таки светлого, будущего.

 

7

Но, с другой стороны, вдруг подумалось мне, этот стиль Дмитрия Детинина можно определить и гораздо нейтральнее и проще. Это такая разновидность сильно усечённого и адаптированного к тому времени сентиментализма. А именно советского, положенного на атеистический, на пуританский лад консервированного сентиментализма. Такой по-советски консервный сентиментализм, выражал раньше чувства среднеарифметического советского человека в целом. Такое было время и поэтика времени.

Многие из нас ещё помнят эти тесные для души и порой пронзительные чувства, но только поэт Дмитрий Детинин умудрился представить нам сегодня их мумию воочию.

 

8

И наконец, возвращаюсь к началу, к самому моему заголовку. Несколько слов об авторских помыслах, о содержании стихотворения и о рифмах – у любого поэта.

Понимаете, любезный читатель, если рифмы и ритмы у поэта плохи (чтобы не сказать, безобразны), как полено до выделки из него Буратино, то, как бы при этом ни были велики помыслы автора, темы, им взятые, избранное им содержание, но стихи с такими поленными рифмами и ритмами всё равно никогда не станут ни превосходными, ни даже просто достаточно хорошими стихами. Автор может при этом гнать и гнать подёнку из строк по-стахановски, но стихи всё же останутся по-прежнему – нелепы и смешны. Независимо от слов и содержания, от помысла или мысли, вложенной в них. Они будут смешны в своей нелепости отнюдь не потому, что автор их большой юморист. Увы, этого нет.

Стихотворение – изделие тонкое, хрупкое, эксклюзивное (простите за ставшее затёртым слово).  Всё стихотворение целиком – это штучная нерукотворная вещь. И форма стихотворения должна нести на себе знак своего мастера, как скрипка работы Страдивари, например, это – небывалый ещё прежде звук! Он только и будет воплощённым помыслом и содержанием всего, сыгранного в дальнейшем на скрипке. Он и только он.

Стихи – это не погонные метры, товарищи массовые поэты-читатели плохих стихотворений. Мастерству же следует учится постоянно и бесконечно в нём упражняться.  Это адский труд. Но только тогда появляется поэт. Только так и Паганини когда-то, заслужил от тёмного народа безошибочную легенду о том, что маэстро покровительствует сам дьявол (если не сам Господь Бог).

И, наконец, чтобы не быть голословным, говоря о рифмах Дмитрия Детинина, приведу два его четверостишия из разных стихотворений. Их можно бы приводить подряд, поэтому – только два. Они иллюстрируют мои слова о помыслах, содержании, рифмах и ритмах в детининских стихах. Рифмы на всём их протяжении – банальны, затёрто-просты или откровенно плохи, совершенно не изобретательны, за редким исключением. Как и ритмы, как и образы, как и содержание… заявляющее о себе во всю мощь.

 

1. Незаметно промчалося лето,

И настал расставания час.

Не забыть нам тебя, наша смена,

Породнила крепко ты нас.

 

2. Оставь свои глупые ласки.

В них нет настоящей любви.

Не будем гоняться за сказкой.

Друг другу чужие уж мы.

 

Оно прелестно, разумеется.

И вот, сказав всё, что следовало сказать, теперь подытожим. Автор, бесспорно, молодец. Он старался, несмотря на обстоятельства, на отсутствие условий и предпосылок для творчества, он писал, не покладая своих рук, закусив, так сказать, буквально удила. И заслужи-таки одобрение. А последнее детининское стихотворение, посвящённое маме, ни что иное, как самая беспощадная самокритика.