Неповесть. Часть семьдесят седьмая

Лакуна

В Уфе опять наблюдается солнечное затмение (частичное), и я делаю мои первые снимки через свой телескоп (он, наконец, закончен и через него можно наблюдать Луну и звёзды, хотя наводить трубу не очень получается пока, в телескопе всё перевёрнуто). Сохранился снимок наблюдения этого явления, там мы стоим во дворе (Я, Серж, Валерка и Зет).

Я начинаю строить себе новый инструмент, уже из дерева (в столярной мастерской Дворца пионеров). Володя Шляпников помогает выбрать подходящую доску 30-ку (хорошо просушенную и широкую) и я создаю рисунок будущего «шедевра», причём форма не должна повторять ни одну из уже мною виденных (мой постоянный бзик). Мне пришла в голову идея исполнить эту гитару в испанском стиле (в виде головы быка с вонзённой в лоб ему бандерильи). Вырезаю очень бережно (ведь второй такой широкой доски в мастерской нет), потом долго и тщательно шлифую поверхность. Затем окрашиваю чёрной тушью (тушь не даёт разводов и хорошо впитывается в дерево) и начинаю лакировать масляным лаком (он лучше блестит) в несколько слоёв, нетерпеливо дожидаясь высыхания предыдущего слоя (слоёв получилось около одиннадцати).

Гриф я взял от бывшей своей акустической гитары, советского производства, и перекрасил основные лады в красный (гриф теперь чёрно-красный, как настоящая бандерилья) и я ещё делаю головку под крепление струн, похожую на древко бандерильи (сложно было найти колки, ведь тогда ничего подобного не продавали).

Серж изготовил на заводе, по моей просьбе, пластину для крепления струн, и заднюю пластину для закрепления грифа к корпусу, эти изделия были отполированы и отхромированы.

Звукосниматели помещены в прямоугольные корпуса. Этот инструмент был уже значительно легче и удобней, текстолитовых монстров времени провала в «Пожарке».

Гитара будет называться «El Toro» («бык» с испанского) и напоминает чёрную голову быка с вонзённой в него бандерильей, соответственная надпись есть на головке грифа. На плексигласовой деко-доске ещё и трафарет: Ritm.

Гитара была готова только к декабрю.

Лакуна

Очередную зимнюю сессию вдруг сдаю провально: только одна четвёрка, остальное уд. Сказалась, видимо, разбросанность моих увлечений как духовных, так и телесных. Вот например: в настольном теннисе у меня явный прогресс – я становлюсь второй ракеткой, лучше меня теперь только Самигуллин, и то я теперь и его иногда обыгрываю. А для тренировок тоже нужно время. А в нашем Салоне теперь гораздо интереснее, чем на уроках, тем паче, что педпрактика давит на психику.

А тут ещё представилась возможность отыграть на Новогоднем вечере в училище, начинаем усиленно репетировать.

В канун Октябрьских праздников слетал ненадолго в Москву, где купил из-под полы на Неглинке полированные струны для электрогитар, которые стали продаваться тогда (но не в Уфе), звучат они жёстче и громче обычных и не вытираются и не махрятся о лады (это болезнь струн обычных).

Деньги на поездку заработал уже привычным способом – изготовлением лозунгов к празднику. Тогда же мы с Валеркой и Сержем берём халтуру (мне эту работёнку подкинул наш однокурсник Вовка Клочков, у него было ещё несколько заказов, и он поделился с нами, до сих пор не знаю почему, я с ним особо близких отношений никогда не имел) по оформлению Дома Культуры в Чишмах. Я, в свою очередь, позвал Сержа и Валерку. Посёлок Чишмы в пятидесяти километрах от Уфы большая узловая станция и конечная остановка электричек, а ещё это районный центр. Там даже есть кинотеатр и Дом Культуры.

Фамилия директора клуба или Дома Культуры – Галеева, а зовут её Зульфия, хотя представляется она как Зоя (забавно наблюдать как тюркоязычные обитатели СССР нарочно превращают свои, почти всегда красивые имена в подобие русских, вот, например, у меня был знакомый азербайджанец по имени Улдус, так он Толиком представлялся). Так вот по телефону директорша всегда произносила: Згалеева слушал…

Заказ нам делают грандиозный – роспись фронтальной стены фойе. Краски они уже приобрели – это краски типографские, которыми нельзя работать на стене и они не разводятся традиционными разбавителями, лишь только бензин подошёл, кроме того они не укрывистые, т. е. прозрачные. (а мы дураки, согласились и после мучились неимоверно, поскольку только чёрная была туда-сюда).

Тема росписи – героические деяния большевиков и остального народа во время Великой Октябрьской Революции (приближающийся 1967 будет юбилейным). Композицию создаём совместно, много спорим, но в результате вырисовывается нечто вроде «Свободы на баррикаде» Делакруа, правда без бабы топлес. Одни суровые красногвардейцы и матросы, бегущие на тебя из дыма и глубины стены. Писать неимоверно трудно, по озвученной уже причине, и ложится хорошо лишь чёрная краска, кроме того типографская краска сохнет очень медленно, от постоянного запаха бензина кружится голова, а удаётся приезжать лишь раз в неделю с ночевой.

Вот откуда выросли ноги трояков на сессии.

Лакуна

Из Ленинграда мне часто пишет Надя, она устроилась работать на стройку и получает гроши (иногда ей не на что пообедать), я высылаю ей денежки – всё, что у меня тогда было. И в письмах возмущаюсь Венькиным бездушием, но она его защищает и продолжает голодать и ходить на платные подготовительные курсы, еще в Ленинграде продаётся масса книг, которых у нас днём с огнём не найдёшь (вот почему не хватает денег на еду). Переписываемся мы интенсивно, почти каждый день, а иногда я пишу даже два письма за день (удивительно, потому что теперь не могу заставить себя написать ни строчки, только в интернете, и почти всегда немногословно); писал неприлично много, по нескольку двойных тетрадкиных листов. Ну ещё в письма вставлялись иллюстрации и с моей и особенно с её стороны – она присылала прелестнейшие наброски города и уличных сценок. Я обязательно просил и Сержа что-нибудь приписать от себя. Думаю, что ей не было там так одиноко, как позже мне в Москве первые месяцы. Венька ограничивался приветами – он вообще не многословен и теперь. Ещё постоянно пишу Азику в армию и тоже почти ежедневно.

Я рвался в Ленинград.

Лакуна

А в Чишме той осенью в кинотеатре крутили фильмы давно прошедшие у нас, и нам посчастливилось посмотреть «Рукопись, найденную в Сарагосе», пропущенную дома (уж не помню почему, наверное, из-за летнего пьянства и любовных похождений), это первый полностью сюрреалистический фильм, увиденный мной и он оставил глубокий след, не заросший и поныне.

Просмотели мы там и ещё какие-то пропущенные киношки, но запомнилась одна «Рукопись» и ещё раз «Стариков на уборке хмеля». Между тем создание росписи проходило всё тяжелее и тяжелее, Згалеева постоянно понукала и намекала, что не заплатит. Тут ещё выяснилось, что персонажи наши получаются с искажениями пропорций, а отойти, чтоб скорректировать их, места в фойе не хватало, сказалось плохое знание техники выполнения подобных работ, излишняя самонадеянность, отсутствие нормального эскиза (мы писали прямо на стене, без рисунка даже). Но «через тернии – к звёздам» мы постепенно выправили рисунок и прописали персонажи, так что, несмотря на мрачность колорита, работа приобрела сносный вид и даже стала нравиться заказчику (а я по-прежнему вздрагиваю, вспоминая эту чудовищную мазню). Уже наступила зима, и ночевать в ДК стало весьма прохладно (отопление там зачем-то не включили), даже руки мёрзли, грелись основным русским способом (производительность от этого резко падала).

Но всем страданиям рано или поздно приходит конец, и мы числа десятого декабря закончили, наконец, и предоставили возможность комиссии вынести решение о приёмке росписи (от этого решения зависел и гонорар). Комиссия, высказав ряд замечаний, в итоге приняла наш «шедевр», мы исправили все огрехи, и настал вечер триумфа и распития с Згалеевой ритуальной бутылки шампанского, а потом и литра водочки. Наше творение было жуткой чёрно-красной мазнёй со всевозможными огрехами. Получить мы были должны фантастическую сумму в 1500 руб. на троих. Серж и Валерка на расчёт приехать не смогли, поэтому был там один. И вот тогда впервые я обнаружил у себя синдром Джекила-Хайда: непонятно зачем я утаил рублей двести от общей суммы, которые в результате потратил на банкет для нашей бригады (можно подумать что кто-то не стал бы скидываться). Поляну я накрыл в «Башкирии», а потом и в Салоне. Откуда во мне эта жадность? Откуда последующее мотовство? Что было далее с остальными деньгами, помню слабо, вернее совсем не помню, кажется, купил новый магнитофон и джинсы.

Первый сверхдоход от художества (и последний, наверно).

Продолжение следует…