Культур-мультур. Часть двадцать девятая

67

– Куда ты лезешь, идиот!

Истошный крик вернул Багрова к действительности, и оказалось, что обращен этот крик вместе с определением к нему самому. Он проходил мимо огромного здания «Башкредитбанка», когда завернувший «мерседес» чуть не сбил его с ног. Из машины выскочила молодая женщина в состоянии самого крайнего возбуждения.

– Я два года отдавалась, чтобы купить эту машину! – заорала она, явно не соображая, что говорит. Поток ярости обрушился на Багрова, и чтобы как-то защититься, инстинктивно, он выставил вперед руки и закрыл глаза. Это был страх, хотя с чего бы так пугаться какой-то уличной дамы? Но вместе с тем это было что-то новое, какой-то жест, который к нам приходит, когда мы его перенимаем у кого-то. Тут перенимать было не у кого, но жест – вот он, он был реален.

Как это ни странно, буквально через долю секунды крик прекратился вообще. Багров осторожно открыл один глаз, затем второй. Молодая женщина удивленно смотрела на него, явно ничего не понимая. Боковым зрением Багров видел, как она стремительно превращается из вздорной женщины в заведующую отделом банка «Уралсиб». Это было так удивительно, что Багров смотрел во все глаза. Новая личность была чуть постарше и более суровых правил, потому что обнаружив, что она одета весьма раскованно по своим новым меркам, бывшая вздорная женщина немедленно села в «мерседес» и укатила прочь, видимо, обновлять гардероб, не сказав при этом ни одного худого слова.

Багров пожал плечами и хотел было уже продолжить свой достаточно бессмысленный путь, как вдруг увидел, что поменялось еще кое-что. Только что наверху двадцатиэтажного здания висели огромные буквы Башкредитбанк, за которые было заплачено около восьмисот тысяч рублей, если не врали источники. И вот теперь там было написано «УРАЛСИБ».

– Хе-хе-хе! – зашелся мелким, нервным, неприятным смешком Багров, который раньше не замечал за собой такого. – Так ведь это же сделал я! Это я такой крутой! – подумал он и пошел дальше, веселый и довольный собой, как Рустик Нуриев, местный музыкант, поэт и вообще весьма талантливый человек.

Чтобы еще такого сделать, самодовольно думал он, но пока ничего особенного ему не приходило в голову. Идти вверх по Революционной уже не хотелось, что там такого может случиться, он не знал, но хотелось идти по Ленина, все-таки центровая улица.

68

Возле галереи «Мирас» стоял мрачный худой человек, в котором Багров не сразу узнал Касымова. Ну, бывало, Александр Гайсович находился не в духе. Но это было что-то особенное.

– Здравствуйте, Александр Гайсович! – сказал Багров, приближаясь на нетвердых ногах, словно перед ним был источник радиации. Касымов повернул к нему изможденное, яростное, почерневшее лицо и сказал:

– Я разменял квартиру и переехал.

Он замолчал. И молчал очень долго. Потом добавил:

– Теперь я живу на остановке «Спортивная» с сыном.

– А как же Москва, журнал… – сказал Багров и осекся.

– Взяли племянницу, – сказал Касымов.

Он повернулся и, не прощаясь, пошел к дому печати, словно журавль с неудачной охоты, которому незачем больше жить.

Багров долго смотрел ему вослед, а потом, развернувшись, быстрым шагом перебежал улицу, завернул на Ленина. На углу Достоевского он остановился и с глазами, полными слез, купил коржик в маленьком буфетике возле Ашханы.

69

– Багров, как я рада вас видеть, мой друг! – услышал он над самой головой голос Галины Александровны Бельской. Подняв голову, Багров обнаружил эту даму рядом с собой.

– Представляете, я получила письмо от дочки Шаляпина, – продолжала тем временем Галина Александровна. – Незадолго до смерти Рудика Нуриева она встретила его в самолете. И он ей сказал: «Скоро мы встретимся с вашим отцом на кафтане!» Представляете?! Что это за такой кафтан?

Багров пожал плечами, никакого кафтана он не знал, кроме того, что носили когда-то стрельцы.

Галина Александровна Бельская, потомок известной в Уфе дворянской фамилии, была страстной почитательницей Шаляпина. С его именем она ложилась спать, с его именем она вставала, и каждому, кого встречала, она готова была рассказывать о Шаляпине ну просто бесконечно. Этого было мало – с каждого она требовала немедленных действий во славу Шаляпина, что несколько утомляло, это раз, а во-вторых, порождало, как ответную реакцию от местного сообщества, стойкую репутацию местной сумасшедшей.

– Я тороплюсь, Галина Санна! – сказал Багров с коржиком во рту, смущенно улыбаясь – врать он не умел.

– А когда ко мне зайдешь? Я живу в этом доме, – Бельская показала на угловой дом, в котором располагалась Ашхана. – Заходи, ведь мы же с тобой хотели сделать интервью про Шаляпина! Вот ты не знаешь, какой он чудо-человек! А я тебе расскажу, а ты напишешь!

– Галина Санна, – судорожно проглотив кусок коржика и загоревшись ни с того ни с сего, Багров вдруг стал решительным. – А ведь вы не случайно любите Шаляпина!

– Конечно, не случайно, в мире вообще нет ничего случайного! Он же гений, как его не любить? – Галина Александровна была само очарование.

– Дело в том, что вы его внучка! – улыбнулся на всю улицу Ленина Багров.

– Ну, милый, что ты, ведь это же не правда, – засмеялась Бельская счастливым смехом.

– Он же был большой шалун по женской части, так что вы его потомок, это сущая правда, уж поверьте, – наседал Багров.

– Нет. Ну, это… – неуверенно сказала Галина Александровна, все менее и менее противясь мысли, которая ей, несомненно, нравилась.

– Это правда, помяните мое слово! – вдруг сказал Багров изменившимся голосом и, не прощаясь, пошел по Ленина дальше. Шагов через двадцать он оглянулся, не в силах быть таким напыщенным и серьезным – Бельская все еще стояла на перекрестке.

70

Словно покинув зону Шаляпина, Багров тут же забыл о нем через сто двадцать шесть шагов – возле сгоревшего здания Театра юного зрителя, а до того – дома политпросвещения. Около сего объекта двойного назначения стоял человек, в котором Багров без труда узнал архитектора Константина Донгузова. Это опознание было тем легче, что Багров принимал участие в пресс-конференции, которая как-то проходила в агентстве «Башинформ» и где сей архитектор выступил с речью, которой не понял абсолютно никто. Даже Багров, как ни напрягал мозговые извилины, должен был сдаться. Пресс-конференцию организовал вечный Василь Ханнанов, чему она была посвящена – уже забылось, кто там был – тоже вылетело из памяти, а вот архитектора Донгузова и страшное свое умственное напряжение он запомнил.

– Здравствуйте, – сказал он опасливо, медленно приближаясь. Видимо, ему казалось, что господин архитектор в ответ скажет ему нечто, что опять превысит отведенные ему лимиты понимания. Однако же все оказалось не так страшно, потому что архитектор сказал в ответ вполне себе понятное:

– Здравствуйте, Багров.

Обрадовавшись, что его знают и помнят, Багров вернулся в благостное состояние духа и вдруг рассказал архитектору о Галине Александровне Бельской, что она внучка Шаляпина и о Рудольфе Нуриеве, что он генерал КГБ.

– Это любопытно, – сказал где-то через минут сорок архитектор, потому что именно столько продолжалась речь Багрова, – а мне вот кажется, что если это здание облицевать красным кирпичом, оно будет очень даже неплохо выглядеть.

Багров оглянулся на здание Молодежного театра.

– Ага, – сказал он, – это будет неплохо, но к чему вот здесь дурацкий шар из камня?

– Что за шар? – отрывисто спросил архитектор, у которого, видимо, заработала творческая мысль.

– Да если вы облицуете этот театр красным кирпичем, какой-нибудь ответственный товарищ обязательно предложит вот здесь установить большой шар из камня.

– Ну надо попробовать, может быть, шара и не будет. Или мы потом поставим здесь памятник Мустаю Кариму, – вдруг сказал он и, кажется, сам себе удивился.

– Да, будет, – сказал Багров и стал растирать руки, чтобы провести некоторые манипуляции.

Архитектор с любопытством разглядывал все эти странные пассы, пока Багров не сказал:

– Ну вот, все.

– Что все? – не понял Донгузов.

– Через пару недель вы начнете реконструкцию этого театра. Но помяните мое слово насчет шара. И еще – мне не нравится, что он называется «Театр юного зрителя». Пусть он будет называться «Национальный молодежный театр».

Донгузов, который, видимо, только из чувства приличия ничего не сказал, после некоторого молчания, которое ничем особенным не было заполнено, попрощался и выразил намерение пойти домой.

– А я вас провожу, – быстро сказал Багров, – вы где живете?

И они пошли дальше по Ленина, поглядывая по разные стороны этой великолепной улицы.

71

Неловкое молчание, которое воцарилось между ними, было прервано на следующем перекрестке, Кирова и Ленина. Там они встретили Нину Дмитриевну Исанбердину, куратора галереи «Мирас». Поскольку все были знакомы, между ними и состоялся довольно церемонный разговор о том, о сем, об уфимской культуре, о выставках, которые хорошо было бы осветить в печати.

– Что-то мне надоело писать о художниках, – сказал Багров. – Вон и Касымов перестал почти о них писать. Давайте лучше я вам сделаю музей современного искусства.

– Это как? – быстро и сурово спросила Нина Дмитриевна, и глаза ее за стеклами очков недоуменно сверкнули.

Надо же, вдруг подумал Багров, у нее на носу очки! До сего момента эти самые очки сливались с самой Ниной Дмитриевной и никак не выделялись на лице.

– А вот, – махнул налево рукой Багров. – Здание пропадает, центр научно-технической информации. И он стал делать какие-то пассы.

– Ну вот, через пару лет, – наконец объявил он. – Здесь будет музей современного искусства. Вы там будете директором, а я пресс-секретарем. Правда, недолго.

– Вы знаете, я тороплюсь, – нарушил неловкое молчание Донгузов.

– Не торопитесь, – посмотрел на него Багров. Он был в каком-то трансе, который делал его не то чтобы нахальным, но скорее свободным. – Вот посмотрите направо.

Нина Дмитриевна и архитектор послушно, словно загипнотизированные, глянули направо. Вдалеке высился дворец профсоюзов.

– Нет, не получается, – сказал Багров после некоторого перерыва. – Ну, хорошо, посмотрите налево.

Нина Дмитриевна и Донгузов так же послушно посмотрели налево. Перед ними лежала улица Кирова и ничего более.

– Видите там, вдалеке – это кинотеатр "Йондоз". Вы из него снова сделаете собор, – обратился он к архитектору.

– Ну, теперь и мне пора, – сказала, очнувшись, Нина Дмитриевна.

– Дсданья! – попрощались они дружно.

– Я вас провожу, – сказал Багров архитектору, и тот обреченно, как всякий интеллигентный человек, кивнул.

72

– Багров! Багров! – вдруг закричал кто-то сверху на следующем перекрестке – Ленина и Чернышевского. Подняв голову вверх, Багров обнаружил художника Королевского, который стоял на роскошном, однако избитом временем балконе старинного здания.

– Здрасьте, а вы тут живете?

– Да! – важно сказал Королевский. Он был пьян.

– Ну, пока! – сказал Багров и отправился догонять Донгузова, который, тем временем, радостно убежал вперед.

– А вам не надоела эта физиономия? – спросил Багров, догнав архитектора возле витрины «Башинформсвязи».

– Что за физиономия? – интеллигентно удивился тот.

– А вот! – и Багров ткнул рукой в большой плакат с Ельциным. Он там как раз провозглашал – мол, берите суверенитета сколько проглотите. Рядом с ним стоял какой-то мужик с кураем, очевидно, это был намек, мол, нам надо ровно столько, чтобы только дунуть.

Архитектор остановился и вздохнул. Тут плакат стал цветным, и на нем появился какой-то ушастый, спортивного вида мужчина-парень, – улыбчивый, некрасивый и чем-то все же приятный.

– Это кто? – ткнул ошеломленный архитектор в фотографию.

– Будущий президент. С января, – важно ответил Багров.

– А фамилия у него какая?

– Не знаю.

Донгузов поморгал и увидел, что плакат стал прежним.

– Ну, пойдемте, что ли, – сказал он тоскливо.

И они пошли дальше вдоль по Ленина-реке, как назвал эту улицу в своих стихах поэт Хусаинов.

73

Багров, однако, больше никого не встретил. Вообще-то, когда он прогуливался по Ленина, ему навстречу обязательно попадался двадцать один знакомый. Это было проверено. Однако сегодня был, видимо, не его день.

– А как вы думаете, Шаляпин, когда жил в Уфе, мечтал о всемирной славе? – спросил он Донгузова.

Выслушав в ответ тираду, в которой он не понял ничего, хотя все слова были вроде бы понятны по отдельности, Багров, чтобы что-то сказать, заметил:

– Вот тут, – они стояли возле концертной афиши, которая находилась напротив оперного театра. – Вот тут давно пора поставить памятник Шаляпину. Я Бельской обещал. – И он постучал по гнилой доске, заляпанной поколениями афиш. – Эту фигню мы уберем, а вместо нее будет памятник. А делать его будете вы, Константин Александрович!

– Я? – удивился Донгузов. – И когда же?

– Ну, года через три-четыре!

– Хорошо, я согласен, до свиданья! – серьезно сказал Донгузов и пошел домой чуть быстрее, чем того требовали приличия. Багров смотрел ему вслед и думал, что на его месте побежал бы вприпрыжку.

Окончание следует…