Культур-мультур. Часть двадцать восьмая

64

Багров глупо засмеялся и разжал руку. Мир, каков он есть, медленно проявился обратно и занял положеное место. Черный шар снова висел над перекрестком и не собирался никуда исчезать. Какое любопытное кино! – подумал Багров. Какие интересные перспективы открываются, подумал он же. – Как будет любопытно обставить Голливуд, если освоить эту технологию, получила свое развитие эта мысль, и он чуть ли не на одной ножке попрыгал дальше вниз, по улице 50-летия Октября по направлению все к тому же Центральному рынку.

Ну надо же было такому случиться! Зловещий черный шарик, которого так боялся Багров, оказался ничем иным, как просто-напросто неизвестным пока не только науке, но даже физиколюбителям, деревенским кандидатам на Нобеля, способом имитировать события окружающей нас жизни! Как любопытно! Как здорово! Феерические мысли о съемках кино с лучшими красотками вселенной захватила Багрова и он очнулся только когда вместо Аны Беатрис Барроз поцеловал дверь магазинчика «Подписные издания», к которому его сами принесли ноги. Этот магазин находился в двух или трех шагах от перекрестка и частенько Багров его навещал в обеденный перерыв. Это был любимый магазинчик журналистов дома печати.

Но Багрову сегодня как-то не хотелось рассматривать книжки, сегодня отчего-то хотелось петь и танцевать, как это бывает, когда страшная опасность пролетит по касательной.

В магазине, естественно, были посетители, они гуляли вдоль полок, брали в руки книги, слюнявили пальцы, перелистывали страницы. Положив книжку на место, они что-то спрашивали у продавщиц, выслушивали их, а затем уж либо рука тянулась к карману за последней сотенной бумажкой, либо, наоборот, пожав плечами и как-то сгорбившись, они покидали магазин.

В своем хорошем настроении Багров даже не знал, как ему быть, что такого отчебучить. Он поздоровался со знакомой продавщицей, в растерянности посмотрел налево и направо и в дальнем углу заметил точно такой же черный шарик, какой он видел на улице. Не понимая, что он делает, Багров подошел к нему и размахивая пальцем, как оратор на трибуне, с размаху проткнул его. К удивлению Багрова свет вокруг него не померк, просто в ушах зачвакало и неприятный голос сказал буквально следующее, причем со страшным акцентом: «Один татарин приехал в Уфу из-за границы. Он был очень известен во всем мире и думал, что на родине его тоже примут очень хорошо. Но ему не разрешили встретиться со своими педагогами, общественностью республики и даже не пустили в училище, где он когда-то учился. Этот татарин обиделся и уехал обратно, где вскоре умер неизвестно отчего».

Багров вытянул палец обратно, зачем-то облизал его и задумался. Ему решительно не понравилось, что на сей раз не было кина. Подумав, он решил, что дело было в том, что в прошлый раз он этот самый шарик сжал. Он почесал правую щеку и, быстро протянув руку, схватил черный шарик. Потная ладонь сразу же высохла, похолодела, и уже другой голос, уже без никакого акцента, заговорил, словно продолжая прерванную радиопередачу:

– Таким образом удалось организовать подпольную резидентуру КГБ в Париже. Никого уже не смущали многочисленные молодые люди, что прибывали и убывали в неизвестном направлении. Так же была идеальная крыша для путешествий по всему свету. В конце концов Нуриев был удостоен звания генерала КГБ, стал Героем Советского Союза. Однако в какой-то момент все ему надоело, и он стал проситься обратно, в Россию. Он мечтал снова выступать на сцене Башкирского театра оперы и балета. Но мечтам его не было суждено сбыться…

В себя его привела какая-то тишина, вдруг наступившая в магазине. Багров обернулся и увидел, что все посетители и продавцы смотрят на него. Багров пожал плечами, нелепо взмахнул рукой, изображая поэта Владислава Троицкого, который именно так читал свои стихи, и стал рассматривать бесконечную Сметанину, которой были заставлены полки магазина.

– Какой нелепый эффект, – думал он. – Никакого изображения, одна звукозапись. Да, придется поломать голову.

И, снова поймав себя на мысли о больших деньгах, он чертыхнулся и отошел недовольно к полке, на которой стояли всякие фантастические книжки.

– Извините, а когда будет восьмой том собрания сочинений Гарри Гаррисона? – спросили у него над ухом. Багров обернулся и увидел парня лет тридцати пяти, прилично одетого, с редким еще в Уфе сотовым в руках и с пейджером на поясе. Да и одет он был, ясное дело, не на китайском рынке.

Короткие переговоры завершились тем, что парень купил пятитомник Филипа Дика, который, как оказалось, недавно появился в магазине.

Этого парня в магазине явно знали. Прислушавшись, Багров понял, что этот парень владелец какого-то супер-пупер магазина и он любит читать книжки, что у него большая коллекция этой самой фантастики. Как интересно, подумал Багров, но уже никаких выводов делать не стал. Какой тут можно сделать вывод? Любит человек читать – пусть читает. Багров по привычке полез в «потолыцю», отголосок педагогического детства с пятитомником Макаренко на полке, и уже повернулся, чтобы пропустить парня. Глядя в его удаляющуюся спину, он понял, что это Казакбуллин Ильдар Дамирович, 1964 года рождения, владелец магазина «Глобал Инвариант», который торгует элитной верхней одеждой. Но этот бизнес только прикрытие, а на самом деле…

Но тут перед глазами Багрова зашелестела кинопленка с видом книжных полок, и голос в его голове сообщил, что на основе этого собрания в республике будет открыт уникальный музей фантастики и детектива.

«Тьфу ты, – подумал Багров, – журналистика какая-то, какое-то агентство “Башинформ”». Между тем Казакбуллин как ни в чем не бывало вышел на улицу, сел в большую черную машину, каких Багров еще не видел в Уфе, и уехал.

Багров смотрел ему вслед, словно впервые видя какой-то плавный след, плывущий в воздухе за машиной, какой бывает, когда курсор мышки работает в особом режиме. «Днем на работе, вечером читает книжки – что в этом плохого? – подумал Багров. – Да, так и пройдет его жизнь. Но ведь он-то этого не знает, а я знаю. Постой! Так ведь музей создадут потому что этому парню придет кирдык! – спохватился Багров, вдруг вспоминая еще какой-то кусочек информации. – И что теперь делать? Идти предупреждать? Он спросит, откуда я это знаю? А как сказать, откуда? А вдруг все это только сказка, какая-то информационная наводка, – подумал Багров. – Вдруг все не так? Откуда мне проверить?»

Тут ему открылся еще какой-то кусочек информации, и он отправился дальше к Центральному рынку, не зная, чему и верить, от его хорошего настроения не осталось и следа.

65

Тилибомкнул негромко телефон, и Соловьев ткнул пальцем по иконке. «Ра-а-а-ботаем», – сказал он негромко и неловко встал с кровати, на которой провел уже столько времени, что слился с ней очертаниями. Гамаюнов храпел на соседней. Он не шевелился, и только подрагивание большого носа выделяло его из мира мертвых.

Возвращаясь к срединному состоянию, Соловьев стал медленно, но весьма целеустремленно собираться в нечто целое. Его руки то удлинялись на всю комнату, то сжимались в точку на теле, пока он не почувствовал себя готовым – просветленным на все сто процентов. Наконец, он взял в руки небольшой чемоданчик, отрегулировал его вес в руке, шагнул к двери и вышел, щелкнув китайским замком.

Гамаюнов уже ждал его на улице, в автомобиле. Как он вышел раньше Соловьева, откуда авто – спрашивать было бессмысленно. Мир медленно двигался вокруг, подчиняясь незримой воле тех, кто видел в нем свои ходы и направлял по ним свое живое орудие.

66

Багров дошел до кафе «Уныш» и по привычке посмотрел на него. Там всегда кто-то был из коллег, кто остановился на минуту поговорить с Гекльберри Финном. О коллеги, коллеги! Кто бы воспел судьбу провинциального журналиста с его мечтами и надеждами, с его скучной обыденностью и волшебным мигом удачи, когда кажется, что ради нескольких строчек в газете можно было жить, как будто в его руках волшебное, ни с чем не сравнимое орудие, преображающее небо и землю!

Багров вспомнил жаркий сентябрьский день, когда в доме печати прощались с одним из стариков-журналистов, который, как говорили в толпе, сгорел на работе. В фойе было скученно, стояли ровесники покойного, набежавшие, как репортеры, со всех сторон. Они и были репортеры, старая хватка никуда не делась, и только угрюмые лица цвета киви выдавали их с головой. Так много информации прошло через них, что они теперь и сами были рабы ея, мысленно обрабатывая текст, готовя его к печати:

«Вчера в доме печати состоялось прощание со старейшим журналистом…»

И в свежем номере выйдут стишки покойного, поэзия, нелюбовь к которой скрывается под фразой типа – напечатай одного, все графоманы набегут, не замечая иронии, спрятанной в ней…

Легко ли полновесность бытия переводить в штампованные фразы, в удобоваримые, как части конструктора, свидетельства незыблемости картины мира, в которой все идет в топку, даже собственное небытие. Так что перехватишь в «Уныше» стопку концентрированной информации и снова за работу, за дело, за старинное дело свое…

Из «Уныша» вышло несколько алкашей и прошли мимо Багрова по своим неотложным делам. Вслед за ними вышел, как ни странно, Юнусов.

– О, Багров, – сказал он, улыбаясь шире обычного. Он был явно весел.

– Юнусов! – в тон ему откликнулся Багров. – Ты что тут делаешь?

– Есть такое волшебное слово «менеджмент»! – улыбнулся Юнусов. И они стали разговаривать. Со стороны это походило на какой-то спектакль, потому что бывает ли в жизни, чтобы люди так общались – весело, спокойно, непринужденно? Чтобы смеялись от души? Чтобы буквально прыгали от радости, от удачно сказанного слова, штуки, от анекдота?

Мрачному человеку, страдающему от бодуна, все на свете кажется фальшивым, даже каким-то непристойным, нарушающим торжественное течение трагического миросозерцания. Собственно, поэтому все это не могло продолжаться долго, и Багров с Юнусовым расстались. Правда, перед этим Юнусов рассказал, что ушел из своего магазина, что теперь безработный, долги, что…

– А что там случилось с карасем?

– Каким карасем, – не понял Юнусов.

– Ну, ты же рассказывал, что у вас в аквариуме жил карасик.

– А, это смешная история получилась, – обрадовался Юнусов. – Туда запустили коллеги пираний, ну, купили по случаю. Эти пираньи и сожрали щуку. А карась как забился куда-то в игрушечный кремль, так и жил там, перебиваясь крохами. А потом мы забухали, забыли кормить рыб и пираньи сдохли. Теперь там живет один карасик! Вот такие дела!

Багров засмеялся от такого неожиданного исхода, и они попрощались. Юнусов торопился, волшебное слово «менеджмент» звало его в дорогу, которой не было конца.

Продолжение следует…