Синий волк. Часть седьмая

Еринчин и Эдиге купались в Яике. Шаман вдруг увидел, как тень, будто от облака, нашла на лицо темника. Еринчин посмотрел на небо – оно было чистым. Шаман нырнул в воду, обратился в осетра, и устремился по руслу реки по течению и против него, чтобы обследовать местность. Вынырнув на мгновение из воды в заводи, где, как ему показалось, мелькнула тень человека, он увидел воина, купавшегося, не снимая пояса с маленьким кошельком. На берегу лежала черная одежда воина. Еринчин осетром подплыл к нему под водой и учуял яд в кошельке. Вынырнув рядом с Эдиге и вернувшись в прежний облик, он сказал:

– Вечером приходи ко мне. Только постарайся, чтобы тебя никто не заметил.

Когда Эдиге, закутанный в плащ, прибыл в паланкине к скромному домику шамана на окраине Сарайшика, он никого там не обнаружил.

В окно влетела пчела, и разом обернулась в Еринчина.

– За тобой, Эдиге, установлена слежка, – сказал шаман. Он помолчал. Удивленный Эдиге внимательно слушал его.

– Что ты знаешь о своем отце? – спросил Еринчин.

– Он был честным человеком, – ответил тот.

– Как он умер?

– У него остановилось сердце, во время охоты. Он сопровождал хана, – отвечал темник.

– Послушай, Эдиге, – сказал Еринчин. – Пчелой и осетром я оборачивался, чтобы понять, что именно задумал хан. Я знаю достоверно, что против тебя что-то замышляют и хан, и эмир. Чтобы понять точно, я должен поговорить с твоим отцом. Помоги мне разжечь костер и подай бубен.

На город спускалась ночная тьма, когда шаман и темник разожгли костер во дворе. Эдиге смотрел, как шаман бьет в бубен и кружится вокруг костра. Несколько раз Еринчин бросал в костер зверобой и бессмертник, шепча какие-то слова на древнем языке. Эдиге слушал.

Шаман пустился в путь к Эрлику, и снова искал Кутлы-Каю. Он летел в Нижний мир, поддерживаемый перьями своего лебяжьего одеяния и перьями филина, притороченными к его туфлям. Барбарисовый браслет помогал отгонять детей Эрлика, колючки барбариса кололи демонов и джиннов, не подпуская их к шаману. И вот Кутлы-Кая явился.

Эдиге во дворе дома Еринчина слушал голос своего отца, Кутлы-Каи, исходящий из уст шамана, который пребывал словно во сне:

– Под страхом смерти моей собственной и смерти моего единственного сына мне было приказано самим ханом Тохтамышем хранить выводок его охотничьих соколов редкой породы, – говорил Еринчин голосом Кутлы-Каи. – Я верно хранил каждую птицу, каждого птенца и каждое яйцо двадцать лет.

Не раз посланцы Шах-Тимура сулили мне золото и льстивыми речами искушали меня предать хана и выдать пару соколов для разведения. Но я держал слово, данное хану.

Настало время, когда Лесная женщина подарила мне моего единственного сына Эдиге. Ты знаешь, Еринчин, что я один остался с грудным младенцем. Его вскормила волчица, прибившаяся к моему дому после того, как люди хана на охоте убили все ее потомство, недавно появившееся на свет. Я вынужден был отлучаться от своего соколиного дома, чтобы нянчить ребенка. Когда я нянчил своего Эдиге, посланцы Шах-Тимура выкрали соколиные яйца, и таким образом Шах-Тимур завладел редкими птицами, и как только птенцы подросли и были способны к охоте, не преминул похвастать ими перед Тохтамышем. Хан решил, что я предал его, и дал приказ отравить меня во время охоты. Я виноват лишь в том, что не сумел каждое мгновение быть при соколах. Разве только в этом моя вина. Но им мало было убить меня. Они стали искать сына, которого, слава Великому Тенгри, сумела спрятать моя родня, рискуя своей жизнью. Но если хан прознает, что сын мой жив, не оставит его в покое…

Эдиге был потрясен услышанным. Шаман закурил свою трубку. Эдиге сказал:

– Я любил девушку, она предпочла другого. Хотел служить своему государю, он оказался убийцей моего отца. Я готов отдать жизнь в бою, для чего же меня испытывают боги?

– Как возгордился ты, Эдиге. Торгуешься с самой судьбой? Причитаешь, как баба...

– Что же делать?

– Терпи. А не можешь терпеть – умри. Одним бозкуртом больше, одним меньше, для Тенгри не имеет значения. Уж не думаешь ли ты, что бог Неба должен благодарить тебя?

– Одна печаль гложет меня, Еринчин. Кровь безвинного отца – на хане Тохтамыше.

– Смерть сама находит свою жертву, это не в твоей власти.

– Ты рассуждаешь, как шаман, не как воин.

– До того, как стать шаманом, я был – человек.

– Ты не был воином!

– Уходи...

– Куда мне идти? Помоги, Еринчин.

– Тебя ждут твои братья не для того, чтобы слушать твои излияния. Ты сам знаешь, как поступить. Тут я тебе не советчик. Но если понадобится моя помощь, приди и получишь ее.

Эдиге помолчал.

– Хан дает прием в честь воинов, я должен быть там, – наконец, сказал он. Он хочет наградить Эртюрка и других моих друзей. Они не поймут, если я не приду. Нельзя не принять приглашения самого хана.

– Будь осторожен.

Еринчин отвернулся. Эдиге вышел.

18.

Шолпан под покровом темноты проникла в дом Эдиге. Он ждал ее. Только она приблизилась, он обнял ее. Хлопнула дверь на улице – любовники насторожились.

– Это всего лишь ветер, – сказал Эдиге.

Они предавались любви до утра, ненасытные и страстные, позабыв обо всем.

Эдиге и Эртюрк на площадке для боев, где когда-то Эдиге победил в состязаниях на глазах хана и был назначен сотником, сошлись в тренировочном бою, обнаженные по пояс. Эдиге вошел в раж, он перевернул Эртюрка и бросил на землю. В это мгновение у обоих обнажились острые клыки, оба хрипели, как волки. За ними наблюдали простые солдаты, вместе с друзьями Эдиге, выкрикивая имя того, за кого болели.

Стоя в высокой траве, Эдиге поднимал тяжелые гири, перекидывал через себя, и снова, и снова... Наконец, он в изнеможении повалился на землю. Он с удовольствием отдыхал, раскинув руки, улыбаясь солнцу, небу и своей любви.

Когда Эдиге подходил к своему дому, он увидел женскую фигуру, закутанную в накидку. Он подошел к изгороди, женщина откинула накидку. Эдиге сразу узнал Шолпан и хотел поцеловать ее, но она отстранилась.

– Что ты здесь делаешь, Шолпан, в столь поздний час? – спросил Эдиге.

– Хан хочет погубить тебя.

– Шолпан, как ты можешь знать это?

– Я слышала, как муж говорил с человеком из ханского дворца. Мой муж готовит лекарства для двора, но я не знала, что он готовит яды.

– Зачем ты помогаешь мне?

– Ты много сделал для меня, Эдиге.

Тут она приблизилась к нему совсем близко и страстно поцеловала.

– Мне было видение. Умай сказала, что я напрасно обижала тебя, и должна искупить свою вину, – глаза ее блестели.

– Мне не надо твоей жалости.

– Я должна родить бозкурта, так сказала Умай.

– Я не бозкурт.

– Не лги мне, я знаю.

– Ислам запрещает измену.

– Я не знаю ислама.

Она посмотрела на него пристально, и к своему изумлению, Эдиге увидел у нее маленькие клыки.

19.

На приеме во дворце «Золотой камень» за столом, накрытом для пиршества, сидел Эдиге и его воины.

– Поднимем чарку за тысячного Эдиге, который честно служит на благо нашего государства! – провозгласил хан.

Человек в черном поднес Эдиге чарку. Перед глазами Эдиге возник Еринчин: «Будь осторожен, Эдиге!». Потом, будто наяву, он увидел Шолпан: «Хан вздумал погубить тебя!».

Эдиге, будто невзначай, рукоятью сабли толкнул чашу. Она упала из рук человека в черном, напиток пролился, пачкая край одежды Эдиге. Отравленная жидкость разъела ткань. Эртюрк и друзья Эдиге вынули мечи и сабли из ножен.

– Измена! – выкрикнул Эртюрк.

Тохтамыш наблюдал настороженно за происходящим. Потом сделал знак охране. Охранники кинулись к Эдиге и его друзьям. Те отбивались, продвигаясь к выходу и прикрывая Эдиге.

Шолпан выбежала из дома, она бежала по улицам, не разбирая пути, глаза ее полны тревоги. Она спешила к дому шамана. Отчаянно колотила кулаком в двери, пока шаман не появился на пороге.

У выхода из дворца Эдиге и его друзей поджидал Еринчин, держа наготове, под уздцы лошадь Эдиге. На другой лошади по улице приблизилась Шолпан, она спешилась возле Еринчина. До них доносился шум из покоев хана – крики и звон сабель. Они ждали, напряженно вглядываясь в темноту.

Эдиге и его девять друзей появились у ворот. Некоторые были уже на конях, отбитых у дворцовой охраны. Эдиге и Эртюрк вскочили на коней, поданных шаманом и Шолпан, и помчались на них прочь от дворца. Стражники выбежали за ними в растворенные ворота дворца, но ни бозкуртов, ни шамана, ни Шолпан они уже не увидели – их будто и след простыл.

В степи Эдиге заметил погоню – вдали виднелось пыльное облако, посланцы хана приближались.

– Эртюрк! – крикнул Эдиге. – Им нужен я, я остаюсь.

– Ты погибнешь, не останавливайся, – отозвался Эртюрк, видя, что Эдиге разворачивает коня.

– Слушай, что говорю, я твой темник!

Ханская стража, посланная в погоню, была в страхе, увидев перед собой посреди широкой степной дороги, на возвышении огромного, мощного степного волка. Лошади захрапели, стали пятиться назад, некоторые понесли своих седоков.

Волк, хищно оскалившись, смотрел на людей.

– Оборотень! Это он! Это Эдиге! – раздались крики. – Поворачивай обратно! Пусть хан сам гоняется за бозкуртами!.. Волк растерзает нас...

Волк, готовый кинуться на всадников, приготовился к прыжку. Но всадники в страхе отступили и пустились наутек.

Волк посмотрел им вслед и, убедившись, что они удалились, поспешил за своими товарищами.

Продолжение следует…