Синий волк. Часть пятая

12.

Еринчин красил хной ногти указательных пальцев. В дверь постучали.

– Здравствуйте, уважаемый! – услышал Еринчин.

На пороге стоял знакомый ему ливийский купец. Шаман поднялся навстречу ему и указал на место рядом с собой. Еринчин развел огонь, достал высохшую баранью лопатку, стал шептать что-то и водить косточкой над огнем. Купец внимательно слушал.

– Великий Тенгри... великий Тенгри... – шептал Еринчин.

По улице к дому Еринчина приближались два стражника. Шаман продолжал гаданье. Дверь бесцеремонно отворилась, стражники вошли. Купец поспешил расплатиться с Еринчином и, опасливо глядя на стражников, поспешил удалиться.

– Приказ эмира, следуй за нами. Наследник вот уже несколько дней лежит в горячке, – сказали стражники.

Шаман повесил на плечо свой бубен с изображением орла, надел свою лебяжью накидку, взял посох с колокольчиками и стеклянную бутылку с растопленным курдюком. Он умел заранее понять, что требуется больному, но не понимал, откуда это знание к нему приходит. Еринчин называл это – «шепот Тенгри».

На улице Еринчину, спешащему вслед за стражниками, привиделся джинн:

– Еринчин, Еринчин, остановись! Ты идешь в замок напрасно! – нашептывал он. – Наследник должен умереть!.. должен умереть... Еринчин!..

Шаман отогнал джинна звоном молоточков на посохе и, нахмурившись, проследовал дальше.

В комнате, где лежал больной мальчик, шаман приказал:

– Поднимите решетки на окнах, впустите свет и воздух.

Слуги исполнили это, и он, наконец, как следует смог разглядеть ребенка. Он был в жару и бредил. Шаман склонился над мальчиком, стал гладить его по голове и шептать молитву Умай: «Защитница детей, заклинаю тебя последом женщины, родившей этого ребенка, заклинаю его колыбелью, помоги!..» Еринчин тяжело дышал, пот катился с него градом. Внезапно он замер и упал на колени и увидел маленький огненный шар в груди мальчика.

– Прими нашу жертву, Умай, – говорил Еринчин, – возьми лучше мою жизнь, чем жизнь безгрешного существа… я орлом прилечу в Эрлик, я, недостойный… я змеей приползу на тот свет… только помоги…

Он намазал тело мальчика курдючным жиром. Оставив бутылочку няньке, он наказал повторять обмазывание ежедневно. Когда шаман ушел, ребенок посмотрел на няньку ясным взглядом и сказал:

– Чем это так воняет мое тело?

– Курдюком, малыш, так надо.

Мальчик попросил поесть, и нянька поспешила с вестью на кухню:

– Наследник желает ужинать!

13.

Эдиге встретил Шолпан во время сбора дикой малины. Шолпан неожиданно сказала ему:

– Больше не подходи ко мне. Ты похож на волка, мой отец сказал, что не отдаст меня за тебя замуж, даже если ты поменяешь местами Верхний и Нижний миры, даже если его будут медленно поджаривать в кипящем масле. Ты колдун и оборотень, и никто не знает, откуда ты!

– Я – матай, – ответил Эдиге, – меня все знают на север и на восток отсюда. Я не оборотень и не колдун, и я люблю тебя!

– Хорошо, – ответила жестокая красавица. – Если ты выстроишь самую прекрасную молельню для нашей семьи, я подумаю.

Генуэзский купец в своей комнате в караван-сарае пил чай с другим итальянцем, в таких же длинноносых кожаных туфлях и коротком дорожном сюртуке с буфами на рукавах. Раздался стук в дверь. Вошел Эдиге в военной форме с колчаном стрел и луком за плечами.

– Здравствуй, дорогой Эдиге! – купец обнял его. – Я привез с собой художника, мастера из нашего города Флоренции, чтобы тот нарисовал портрет знаменитого темника. За этим и пригласил тебя. Познакомься...

Художник поклонился Эдиге.

– Я вынужден согласиться, это приказ эмира.

– Эдиге, – сказал купец, – я отвезу портрет генуэзскому дожу, дабы в Лигурии люди знали, кто есть в Половецком Поле и как выглядят номады.

– Но остаюсь при своем мнении, что неприлично воину создавать из себя картинки для развлечения публики, – сказал Эдиге.

Генуэзец улыбнулся, довольный.

Во дворце «Золотой камень» эмир спешил по коридору к тронной зале Тохтамыша.

– Имею сообщить Великому хану, что архивариус доставлен во дворец, чтобы, когда Великий хан соизволит, начать записывать летопись походов Великого хана на Балканы, в Польшу, Литву, на Кавказ и Московию...

Хан махнул рукой:

– Я передумал, пустое... Об этом и так знают, и будут знать все. Я вызвал тебя по другому поводу. Кто такой этот Кутлы-Кая, о котором ты составлял мне записку? – спросил Великий хан.

– Бывший сокольничий вашего величества, – не задумываясь, ответил эмир.

– А знаешь ли ты, что когда-то этот самый Кутлы-Кая предал меня? – спросил Тохтамыш.

– Я весь – внимание, – отвечал эмир и склонил голову.

– Когда-то мы с Шах-Тимуром были друзьями. Это была дружба не та, что у вас, простых смертных. Мы были и соперники в то же время. И, как тебе известно, эмир, у меня были лучшие соколы во всем Дешт-и-Кипчаке…

Эмир понимающе кивнул.

– Шах-Тимур всегда завидовал моим птицам. Но этот Кутлы-Кая тайно передал соколиные яйца шаху Тимуру…

Эмир покачал головой.

– На охоте я заметил, что соколы Тимура стали также быстры и сильны, как и мои. Тимур ликовал. Я сразу смекнул, в чем тут дело. Как бы не повторилась история с соколиными яйцами… Подумай, и завтра дай ответ, – сказал хан и вышел, оставив эмира одного.

14.

Еринчин проснулся от нетерпеливого стука в дверь. Шаман отпер дверь, на пороге стоял один из стражников, который провожал его во дворец эмира.

– С тех пор, как ты побывал в доме начальника дворцовой стражи, мы приходили к нему каждый день, но не могли его разбудить...

Шаман проводил его в дом, стражник сел на стул.

– Как мальчик? – спросил шаман.

– Совершенно здоров. Умай благословила семью великого эмира премного благодаря твоим усилиям – высочайшая супруга беременна.

– Мои духи победили джиннов, которыми полон дворец эмира.

– Уж не намекаешь ли ты на что? – спросил стражник.

– Когда после смерти я восстал шаманом, то стал видеть вокруг все то, что совершается на расстоянии тридцати верст, неужели ты не знал?..

В это время Еринчин поднялся над своим топчаном и повис в воздухе, глядя на стражника. Тот, выпучив глаза, попятился от страха.

– Ты кое-что забыл передать мне от эмира, – сказал ему Ериничин, все также вися в воздухе и улыбаясь странной улыбкой.

Стражник, не отрывая от него полного ужасом взгляда, нервно полез в карман своего сюртука, долго рылся в нем, пока, наконец, не вытащил оттуда кошелек, полный золотых динаров.

15.

Высочайшая супруга внимательно слушала у трубки в тайной комнате. Голос говорил:

– Еринчин имеет связи с орденом Мевляви. Он отступник, он – язычник, он – предатель...

Неожиданно она услышала громкие шаги эмира.

– Вызвать в слуховую комнату нашу супругу! – крикнул он.

– Я уже здесь, – прошептала она, поняв, что муж не в духе.

Он накинулся на нее с упреками:

– Ваши идеи насчет бозкуртов и этого шамана привели к тому, что Великий хан пригрел на груди змею. Я имею в виду Эдиге. И эти бабские выдумки теперь ставят под угрозу и расположение к ним Великого хана.

– Но если бозкуртов не будет с нами, начнутся страшные беды! Эдиге не раз доказывал преданность Великому хану! – воскликнула супруга.

– Разве вам не известно, женщина, что синие волки служат только людям, а не ханам! А Эдиге – сын изменника – как же не ожидать от него опасности престолу? Он просто затаился! – кричал эмир.

– Он самый лучший воин. С ним войско непобедимо.

– В мирное время он опасен!

– И это вы говорите, когда шах Тимур грозит войной? Когда ханская власть висит на волоске?

– Тохтамыш сам виноват, предает всех, кто когда-то помогал ему. Народ больше не хочет воевать, а ему все мало. Не может напиться крови... Зазывает русского князя в союзники против Тамерлана, да тот не станет ему помогать, помнит разорение Москвы... Можно ли положиться на Витовта, мы также не знаем!

– Допросите Еринчина, он все ведает! – попросила супруга.

– Все, хватит с нас этого колдовства, довольно!.. – не на шутку рассердился эмир.

– Приставьте к Эдиге доносчика, пусть в мирное время следит за каждым его шагом, а при случае отравит его, – сказала тогда супруга.

– Ступайте к себе!

Оставшись один, эмир сказал сам себе:

– Хм, а ведь женщина порой бывает умна.

Продолжение следует…