Тюлькучура-батыр и его соратники. Часть восьмая

1738 год: повинная вождей Сибирской дороги

Силы восставших Сибирской дороги таяли. По сведениям В. Н. Татищева, к началу 1738 года в их распоряжении были следующие резервы: «Ныне воровские собрании имеютца за Уралом: Мандар, Аип-бай, Исламгул, Чюраш, Кутрас в 200 дворах на Юрезене под горою Каратавом; Тюлкучюра на Юрезене ж подгорою ж Шудюком в 200 ж дворах, в разстоянии с Мандаром ездою день летней; Бепеня в Юрезенских вершинах под горою Юремелем в 50 дворах; за Яиком в бельских вершинах Якбай в 40 дворах…»

Сложилась патовая ситуация. Повстанцы не имели достаточных сил для нападений на подразделения регулярной армии, а власти не могли посылать большие военные экспедиции против мелких и разрозненных отрядов повстанцев по причине неэффективности подобных действий. Вернуться к тактике выжженной земли 1735-1736 гг., сопровождавшейся поголовным истреблением башкир, они уже не могли, даже если желали этого, поскольку большинство старшин присягнуло на верность, а жестокости по отношению к мирному населению могли вызвать новое восстание. Оставалось одно: любыми способами — угрозами, посулами или подкупом — добиться сдачи в плен башкирских предводителей.

Согласно «пыточным речам» башкира Иректинской волости Кутлугуша Кутлина, посланного повстанцами на разведку «для присмотру российского войска», на севере Башкирии в Балыкчинской и Таныпской волостях были сосредоточены четыре повстанческих отряда по 300-400 человек в каждом, «которые воры все в одном собрании з главными ворами Бепеней, Мандаром, Тюлкучюрой и Кусяком». В Балыкчинской волости был разгромлен крупный отряд мещеряков, попытавшийся дать отпор повстанцам. По словам «шпиона» Кутлугуша Кутлина, 150 человек из 450-ти башкир, стоявших в деревне Сульмаш Кунгурского уезда, имели «по 2 пансыря, а у 300-х ружья, которые взяты при бою у месчеряков в Балакчинской волости, в деревне Дюсюл-Дюсей [у] 480 человек». Другой из числа «пойманных шпионов» башкир Акчура Бекесеев также «с пытки» показал: «И оные де в 4-х собраниях намерение имеют, когда будет наст, на лыжах иттить для раззорения верных башкирцов и месчеряцких деревень, тако ж и нападения на российские войски».

Видя упорство В. Н. Татищева, большое число старшин и батыров всех четырех дорог Башкирии, среди которых были «верные» и «повинившиеся», в марте 1738 года предъявили ему ультиматум, отказываясь платить «штрафных» лошадей и угрожая в противном случае отложиться от российского подданства: «онаго штрафа на себя не желаем, и, откладываяся [от подданства], оставя свои жилисча, казацким образом отъедем». Призрак повторения всенародного восстания 1735-1736 гг. и «отложения» башкир от русской короны напугал власти, тем более что некоторые признаки опасений на этот счет стали проявляться весной 1738 года. Этому способствовало с одной стороны жестокость В. Н. Татищева, а с другой — его изощренность в методах подавления башкирского восстания. Еще осенью 1737 г. он предложил правителю Младшего казахского жуза Абулхаир-хану помочь в поимке главных предводителей повстанцев. За голову каждого из них хан потребовал по 9 вещей — сукно на кафтан, отрез камки, куски юфти, черная лисица, панцирь, пищаль и «протчаго что по их обычаю». С небольшой свитой в 20–50 человек он прибыл в Башкирию, чтобы, вызвав к себе вождей движения, убедить или вынудить их принести повинную. Как пишет С. У. Таймасов, во время своего вояжа по Зауралью он приглашал «к себе» в Оренбург Юлдаша, Кусяпа, Бепеню, Тюлькучура и других. Однако столь грубая уловка не могла никого обмануть.

Продолжение следует…

газета «Истоки» / Статья от 05.11.2019 г.