Любимое кино: Последнее танго в Париже (1972 г.)

Бертолуччи в своих фильмах часто касается самых затаенных и чувственных тем, не стесняясь показывать на экране то, на что другие так и не осмелились. И делает это не потому, что желает эпатировать, скорее ради художественной необходимости. Конечно, с учетом современного мира, эта самая скандальность и откровенность уже практически никого не впечатляет – в наше время мы видали и похлеще, но сам фильм не только про это, и потому не потерял своего художественного блеска.  В свое время он действительно вызывал эффект бомбы, был воспринят резко в штыки, зато сейчас он способен раскрываться с другой стороны, минуя эту самую сверхоткровенность, которая возмущала людей того времени. «Последнее танго в Париже» как тот самый знойный танец двух разнополых людей – жгучий, чувственный, на грани эротики, сжигающий обоих и возрождающий. Это танец страсти, всепоглощающей трагической любви.

Какой же здесь прекрасный Марлон Брандо – это невероятно страшный тип, но с определенной долей очарования. Здесь он играет сорокалетнего американца Поля, который держит в Париже отель и находящегося в депрессии после неожиданного самоубийства своей жены. Прогуливаясь в своих мрачных думах, плача и рыча на проходящие мимо трамваи, он встречается с девушкой Жанной. Так получается, что они вместе снимают квартиру и устраивают в ней место для случайных встреч без имен, прошлого и внешнего мира. И без любви.

Фильм родился у Бертоллучи в результате собственных фантазиях о случайном соитии с незнакомкой без дальнейших обязательств. Из этого вырастает полный жгучих чувств фильм, в котором сквозит и агрессивность, примитивная животная страсть, и даже какие-то нежные эмоции. Но стоит только подойти к этому более высокому чувству под названием «любовь» – связь тут же начинает рушиться, что обрекает персонажей на трагический исход. У Бертолуччи не впервые возникают темы свободы, в том числе, свободы сексуальной. В пределах этой старой квартиры, которую снимают Поль и Жанна, создается собственное государство, свободное от любых норм морали, этики и законов внешнего мира. Не важны имена, хотя Жанна желает поделиться этим со своим партнером, но Поль не хочет ничего большего от этих отношений. Естественно, по поры до времени, пока сам не понимает, что скоро момент будет упущен, и так продолжаться больше не может. Отношения начинают развиваться по модели созависимости. Персонажи приходят к тому, что никто никого не знает по-настоящему и до полного конца.

Интересны также отношения Жанны с ее будущим женихом – Томом. Том – кинорежиссер, который воспринимает мир, как съемочную площадку. В этом персонаже, конечно, угадывается пародия на представителей французской новой волны – Годара, Трюффо. Чувства, слова, мысли и жизнь сама по себе – ничто без камеры, которая все это зафиксирует. Сама Жанна тоже обладает неким инфантилизмом и не выросла до конца. Возникает некое сравнение: что более настоящее: жизнь или съемная квартира с Полем? Полнейшая свобода в принципе, невозможна, потому выбор падает на Тома, с его фильмами и камерами.

Бертолуччи, как знатный поэт, не идет простыми путями, а размывает сюжет образами, впечатляющими движениями камеры Витторио Сторраро и чувственно-жгучей музыкой Гато Барбьери. Благодаря этому, история превращается в настоящий чувственный опыт для зрителя. Сама история и подача крайне вольна в плане интерпретаций. Можно сказать, что это картина о свободе, о созависимых отношениях, о свободных отношениях, о браке, о том, что на самом деле мы не можем до конца знать другого человека или не хотим этого – и все это будет о фильме Бертолуччи. И даже наберется вагон и маленькая тележка для целой кучи мыслей, так что говорить о нем с какой-то определенной стороны как-то уже неправильно.

Но большая часть очарования и внимания уделяется именно игре актеров. И это невероятный Марлон Брандо и Мария Шнайдер. Брандо, конечно, перетягивает все внимание на себя и его игру, безусловно, надо видеть. Выглядит даже как-то странно, что после съемок фильма Марлон Брандо перестал общаться с Бертолуччи и затаил на него какую-то жгучую обиду. Впрочем, Мария Шнайдер тоже не осталась в восторге, и долгое время вообще не могла сниматься. А уж говорить о том, что самая скандальная сцена фильма была импровизацией Брандо и Бертолуччи, о чем не знала Шнайдер, потому уверяется, что ее слезы и реакция в кадре настоящие (впрочем, есть и опровержения, но кто теперь этого знает наверняка). Фильм стал запрещенным во многих странах, получил самый высокий возрастной рейтинг, а на создателей завели судебное дело за распространение порнографии (Бертолуччи наказали, лишив в Италии гражданских прав). Впрочем, повторюсь, что все откровенные сцены – не эпатаж. Какое же тогда это танго без самого танца – без чувства, максимально близкой дистанции, смелых и быстрых движений? Но что есть, то есть – уж Бертолуччи с его поэтическим киноязыком эти вольности можно спокойно простить.

«Последнее танго в Париже» – это фильм-чувство, фильм-танец. Переложить его на языковую составляющую практически нельзя – вылезет простая скелетная фабула, мимо которой можно будет спокойно пройти, ведь зритель видел похожее много раз. Гораздо сложнее выразить чувства, и у Бертолуччи в его фильме удалось передать именно это. При этом, не дискутируя и не подавая морали, а просто занимаясь поэтикой, психологизмом и чувственным восприятием. Благодаря этому, фильм можно пересматривать огромное количество раз, вытягивая из него новые смыслы. Неудивительно, что такое кино не стареет, а только приобретает свежий цвет. Что уж говорить, действительно великое кино.

Егор ОКУНЕВ