Неповесть. Часть двадцать восьмая

В Дегтярске у меня сразу же образовались друзья, но помню только, да и то весьма смутно, соседа по бараку Петьку, его полуторагодовалый брат как-то сжевал граммов 20 марганцовки – еле откачали, а мать их была горькая пьяница и постоянно таскала разных опоек-мужиков к себе в комнату.

Ещё помню в бараке тараканов и клопов, я тогда их впервые лицезрел, бродили по бараку и мыши с крысами, многие держали кошек и собачонок. Я тоже подобрал пёстрого котёнка, назвал его Василием, и он жил у нас пока мы не уехали (мы уезжали в неизвестность и кота с собой просто не могли взять, а жаль, уж очень я к нему привязался).

Мама целыми днями на работе, и мы с Василием предоставлены сами себе, но скуки не знаю, постоянно что-нибудь изобретаю или просто торчу на улице, где всегда находятся какие-нибудь дети. Мама покупает мне книжку про изготовление из ватмана без клея моделей планеров, самая лучшая модель называется «ПБК» (пролетит больше километра), эта модель действительно отлично летает. Я изготовил таких самолётиков под сотню. На этой волне я тогда начинаю изобретать выкройки и изготавливать себе игрушки сам из пустых катушек из-под ниток бумаги и жести от консервных банок, замучил маму просьбами купить нитки. Сначала из ватмана, а попозже из жести я вырезаю заготовку, сгибаю её и в нижние выступы устанавливаю катушки, предварительно удалив с них нитки, продевая через них проволоку или длинные тонкие гвозди, а верхние лепестки выкройки изображали кабину и кузов автомобиля (выкройки я придумал сам) после чего машина окрашивалась масляной краской. Постоянно был весь в порезах от острых краёв жести и заусенцев. Кот приходит и живо интересуется новыми игрушками, но все они оказывались несъедобными и он, обидевшись, удалялся ловить тараканов и мышей, которых приносил мне похвастаться.

Ещё сшил себе несколько мягких игрушек. Выкройку зайца увидел в женском журнале «Работница», а лис, волков и медведей кроил уже сам. Сшито всё это было коряво (шил я обмёточным швом двойной ниткой, с разными интервалами и отступами, крайне неряшливо), но эти игрушки прожили долгую жизнь (до моего совершеннолетия), чего не скажешь про машинки. С мягкими игрушками кот играл с удовольствием.

Впервые я научился восполнять необходимое.

Лакуна

Постоянно бегаю на терриконы собирать «золото» – серный колчедан, тяжёлый, обладающий жёлтым металлическим блеском минерал (завалил всю комнату этими каменюками и ни за что не хотел верить, что это пустая порода). Верил, что могу найти золотой самородок и обогатиться, чтобы купить маме торт.

Ах, как мечтаю я тогда о шахтёрской каске, а особенно о шахтёрском головном аккумуляторном фонаре.

Наверно и шахтёром хочу заделаться. Шахты в Дегтярске глубокие, под километр, страшно даже представить такую глубину. Иногда можно прокрасться на территорию и подсмотреть спуск или подъём клети. Шахтёры выглядели очень усталыми и постоянно щурились.

Постоянно бегаю на дальнюю шахту 2-бис в другой конец города, где образовался целый пруд из откачанной из шахты воды, вода была с тёмно-жёлто-зелёным отливом и прескверно пахла. Видимо она обладала и повышенной плотностью и была ядовита. Хорошо держала предметы малой площади, и тогда я изобрёл пиратские бои на этом «пруду».

Каждый из играющих находил для себя доску и шест, чтобы можно было путешествовать по поверхности этого водоёма. Нужно было столкнуть противника в воду, а самому удержаться на доске. От тамошней воды ноги окрашивались и впоследствии чесались, но что может сравниться с восторгом победы.

Когда об этом узнали на шахте, то стали нас прогонять, т. к. и вода, очевидно, была ядовитой, и кое-где было достаточно глубоко для таких клопов. В конце концов, огородили пруд этот высоким забором, правда мы и через забор туда проникали постоянно (приходилось путешествовать через террикон, с которого постоянно скатывались нешуточные каменюки).

Это было что-то вроде спорта, спортивных секций для мелких в этом городе тогда не было…

До меня таких игр местные не знали.

Лакуна

Как-то в июле мы отправились на речку, а это было километрах в пяти от города и мальчиков моего возраста одних туда не пускали, но мы с Петькой, росшие без присмотра, конечно, бродили где попало. Там отдыхало почти всё не занятое работой население города, т. е. было многолюдно и весело.

Выкупавшись, собрались по домам, но набежали тучи и началась сильная гроза, когда многие бросились под дерево, одиноко стоящее на берегу. Хоть я и кричал, что туда прятаться опасно, но кто такого клопа слушать будет. Ударила молния, оглушённые, мы все попадали на землю, а один больше не поднялся – его убило. Первые несколько минут потом стояла звенящая тишина. Было очень страшно и в ушах звенело потом целую неделю. Человек этот находился в каком-то десятке метров от меня.

И такое приключалось со мной тогда…

Лакуна

Лето прошло, и в начале осени маму сократили, или она не выдержала испытательный срок, или произошёл ещё какой-то конфликт, но пришлось убираться восвояси. Так мы переехали жить в город Нижняя Салда.

Опять же пожив некоторое время в Свердловске.

Едем на север, в царство кедров и белок. Урал богат и природой и многочисленными ремёслами и промышленностью, которая обрабатывает несметные богатства, добытые и привезённые в города с громадными и загадочными заводищами.

Город Нижняя Салда расположен совсем в другой климатической зоне и тамошняя река (Салда) запружена плотиной. Пруд этот нужен для металлургического завода, который стоял на другом берегу. Завод этот очень старый, ещё царской постройки, и архитектура его и забавна и впечатляюща. До этого я никогда не видел домны, и вид этих огромных печей приводил меня в восторг, а чего стоили разноцветные дымы над высоченными коксовыми батареями, а ночные зарева и грохот, когда выпускали расплавленный металл из печи. Тогда же я прочитал много о выплавке чугуна и стали (из книги «Как рождается сталь») и знал уже, что чугун выплавляют в домнах, часть чугуна использовалась для литья, но основной объём использовался для выплавки стали, а сталь может быть получена из чугуна несколькими способами (тогда её выплавляли преимущественно в Мартенах, теперь же преимущественно в Конвертерах Бессемера и электропечах). Мартеновский цех тоже имел частокол высоких, постоянно дымящих труб. Внутри завода ходили паровозы и перекликались гудками днём и ночью. По ночам над забором разливалось оранжевое зарево. Там что-то грохотало, шипело и скрежетало постоянно, отовсюду поднимались струи пара и дыма. Проникнуть на территорию завода оказалось совсем невозможно, и я рассматривал чудесные чертоги лишь издали.

Так что весь завод, окружённый высоченным забором, выглядел фантастически прекрасным замком людоеда.

Лакуна

Мама опять работает художественным руководителем во Дворце культуры «Металлург».

Поселили нас в частном секторе, в деревянном, и совсем «деревенском», доме. Впервые я увидел изнутри крытый уральский двор и узнал, что дровяник здесь зовут «стайка». Прямо на улице росли огромные (в детстве все деревья огромны) кедры, и можно было лакомиться орешками прямо с дерева, что для меня, городского жителя, выглядело предельно романтически. Кедровые орехи с тех пор я очень полюбил, за их молочный вкус и романтичное добывание их с дерева.

Там же я впервые работал в колхозе на уборке корнеплодов и впервые отведал турнепс, убирали мы большущее поле, за эту работу нас даже не поблагодарили, только школу наградили грамотой. Школу тамошнюю не помню совсем, кажется, это было приземистое, серое, двухэтажное зданьице. Мама работала в ДК, это было здание в стиле позднего конструктивизма, выкрашенное в серый цвет.

Появилась тогда у меня подружка, жила она за прудом и у неё был велосипед, и была она красивая, и я не помню её имени. Я бегал к ней в гости через плотину и почти всегда там засорял глаза летевшим с завода шлаком. Приход мой в гости начинался с промывки глаз, которые я постоянно засорял при проходе через плотину пруда, потом мы катались на её велосипеде или просто гуляли, обсуждая прочитанное за день.

А вот на самом заводе побывать, как мне того не хотелось, так и не получилось.

Любовался я им только издали и мучительно завидовал рабочим, которые могли любоваться этим великолепием каждый день.

Но и там мы прожили совсем недолго, где-то с полгода, пока длился очередной испытательный срок на маминой работе, а я потом продолжительное время горевал о прервавшейся дружбе. Это время и девочка тоже часто посещают меня во снах.

Очень уж славная девочка встретилась мне тогда…

Лакуна

А потом мы переехали жить в город Богданович, где мама стала в очередной раз худруком в ДК «Огнеупорщик», и мы поселились на первый этаж, в хрущевку, по ул. Рабочей, 12, рядом с вокзалом. Это была наша первая самостоятельная, однокомнатная отдельная квартира. Но и там за полгода не произошло приспособления мамы к такого рода работе, должность была административной, а мама была творческим работником.

Что произошло у мамы в Нижней Салде с работой – так и не знаю, скорее всего это были те же причины, что и везде.

Трудно заниматься не своим делом.

Лакуна

В Богдановиче я пошёл в тамошнюю школу, о которой тоже не помню почти ничего, кроме экскурсии на Первоуральский Старотрубный завод, где нам показывали литейку и прокатный стан. Естественно я тут же захотел быть каким-нибудь вальцовщиком или оператором такой замечательной машины.

О металлургии я к тому времени был достаточно информирован, т. к. имел замечательную книгу «Как рождается сталь», где довольно подробно и нескучно описывались все процессы изготовления металлических изделий, были там и многочисленные и красочные иллюстрации (кроме снимков дореволюционных). Основательным был и исторический раздел. Описывалось несколько видов плавильных печей для выплавки стали из чугуна и лома. Книга была большого формата и обильно иллюстрирована, и снабжена многочисленными чертежами.

В нашей стране основными тогда считались Мартеновские печи, хотя были и другие способы. Было пудлингование (не помню, в чём оно состояло), были уже упомянутые Мартены, а так же Конвертеры Бессемера, где расплав чугуна, помещённый в исполинскую реторту, под большим давлением продувается воздухом, и которые в ту пору в СССР не применялись, а вот теперь являются основным производством, но продувают теперь чистым кислородом, были описания и электропечей из заводов в городе Электросталь.

Ещё в ней запомнилась статья о златоустовском инженере Амосове, который разгадал утерянный секрет изготовления Дамасского булата и создал на Урале в Златоусте производство этой уникальной стали. Секрет был в специальном способе закалки, во время которой создавалась замечательно гибкая и чрезвычайно твёрдая сталь. Клинком из такой стали можно было разрубить рельс и при этом лезвие оставалось столь же острым. В то же время клинок был очень гибким, и его легко можно было свернуть в кольцо. Всё дело было в замечательной кристаллической решётке этого сплава (клинок выглядел как муар).

А посещение завода добавило моим знаниям и эффект присутствия.

Огромные прокатные станы, где раскалённая болванка превращалась в трубу и всем этим процессом руководит вальцовщик в несгораемом фартуке, направляя заготовку на поворотах. Огромные печи, где болванки разогревались до светло-оранжевого каления, ритмично распахивали свои пылающие внутренности и заготовка мчалась по валкам, которые подвозили её к прессам и протаскивали сквозь них, и чем дальше, тем больше металл приобретал вид трубы, постепенно краснея. А готовые трубы ещё дымились и скатывались в приготовленные вагоны, и заводской паровозик вывозил их из цеха. Под высоченным потолком ходили чудовищные краны, перенося огромные массы с места на место…

С мостков, на которых мы находились, видно было отлично, стоял грохот, шипение пара и звонки при открытии ворот печей, сюда добавлялись и гудки паровозика. А пахло раскалённым металлом, смазкой и какой-то особенной, почти неземной работой. Вальцовщики казались былинными богатырями, а инженеры – какой-то высшей кастой, они так спокойно управлялись с этим адом.

Обязательно пойду в металлургию!

Лакуна

Этим летом я отдыхал в уральском пионерлагере. Отправляли туда от обкома профсоюзов в Свердловске, и я опять пообедал несколько раз в «Театральном» и ресторане «Большой Урал».

Лагерь был расположен рядом с деревней Чернушка (в 15 километрах в лесу), недалеко от города Грязновск. Лагерь был довольно большой, на 13 отрядов. В дружине я был горнистом, т. е. состоял в элите.

И вот именно там я впервые сходил в многодневный поход, о котором мечтал уже давно.

Дело было так: узнав про предстоящий поход, я поднялся очень рано (в полпятого утра), а поскольку дежурных на воротах в такую рань не было, я легко миновал ворота и спрятался в лесу у дороги из лагеря, где дождался выхода группы из лагеря и несколько часов подряд шёл по лесу параллельно дороге, и только к обеду предстал перед остолбеневшим физруком. Времена тогда были трудные, в смысле связи, и ближайший телефон был в пятнадцати километрах в этой самой Чернушке, мы шли в противоположном направлении, поэтому физруку пришлось принять меня в «походники», несмотря на мой весьма юный на тот момент возраст. Мне доверили тащить кухонную утварь – это было верхом счастья и гордости.

Моя первая ночь у костра тоже была необыкновенной.

Сначала все сидели и пели под гитару, ужинали удивительно вкусной в лесу тушёнкой и печёной картошкой из костра.

Около полуночи был скомандован отбой. Началась возня в палатках и вокруг них, и я, не желая участвовать в ночных забавах, остался у костра.

Мальчик – костровой имел роман с одной из молоденьких вожатих, поэтому мне всучили три банки сгущёнки и конфет, чтоб молчал и дали заряженное ружьё – охранять привал.

Ночью в лесу тихо не бывает и разнообразные не слышанные мной, городским, звуки леденили кровь, а когда неподалёку громко затрещали кусты, я выпалил туда из обоих стволов и от отдачи свалился, хорошо хоть не в костёр.

Проснулись все, и физрук с изумлением наблюдал, как из девичьей палатки выскакивают голые пацаны.

Домой мы возвратились через три дня.

Оказалось, что все эти три дня меня искали все вожатые и жители Чернушки, участковый и лесник. Естественно меня за это тут же опять исключили из пионеров.

В общем, шума я наделал, зато в походе побывал.

Продолжение следует…