«Мой путь, моя судьба...» Часть четырнадцатая

Трогательным и печальным было расставание с дружным коллективом после окончания поездки. Мы сознавали, что вряд ли еще когда-нибудь доведется встретиться с этими чудесными и сердечными людьми. Опыт по организации концертной деятельности, приобретенный на этих гастролях, очень помог мне в дальнейшем.

Побыв неделю с полуторагодовалым сыном в Уфе у родственников, мы улетели в Казань и приступили к работе. Балетной труппой Театра им. М. Джалиля тогда руководила Софья Михайловна Тулубьева, в свое время высланная из Ленинграда. До приезда в Казань она была художественным руководителем Пермского хореографического училища, главным балетмейстером музыкального театра в Челябинске. Условия работы артистов в Казани были великолепными – имелся просторный балетный зал, рядом находились душевые. Классический танец преподавал Петр Антонович Пестов – в ту пору студент ГИТИСа, проходивший дипломную практику. Уроки были физически и технически сложные, по окончании каждой комбинации Пестов (он немного заикался) требовал на длительное время задерживать конечную позу.

Мы проживали с ним в одной гостинице, много общались. Беседуя с Пестовым, я обогащался профессиональными знаниями по методике классического танца. Позже, в редких дружеских встречах в Москве, Петр Антонович сообщал, что работает над изданием своего труда по обучению танцу. Зная его страсть к изделиям из бересты, я старался при каждой встрече пополнять его домашнюю коллекцию.

Труппа готовилась к гастролям в Москве, репетировали балет Игоря Валентиновича Смирнова «Я помню чудное мгновенье». Встреча со Смирновым – в 1967–1989 годах заведующим кафедрой хореографии в Московском институте культуры – произошла много ранее, еще в стенах ЛГХУ, где он ставил для учащихся свой первый балет «Юные патриоты», в котором в партии летчика-пилота с успехом выступил Юрий Умрихин.

Лейтмотивом балета «Я помню чудное мгновенье» стал знаменитый романс М. И. Глинки на пушкинские строки. Дуэт Нинель Юлтыевой и Ривдара Садыкова был наполнен большой, страстной, но несбывшейся любовью. С большой выдумкой были сочинены сцены: «Ночь в Мадриде», «Вальс-фантазия»: на фоне темного задника появлялись воздушные феи – девушки, их по воздуху проносили юноши, облаченные в темные одежды, делавшие их невидимыми на фоне задника. Мы с Венерой в балете заняты не были, но нас в качестве зрителей включили в поездку.

Тулубьева немедленно приступила к работе со мной. Необходимо было освободить от исполнения танца Золотого божка в «Баядерке» ведущих солистов Салиха Хайруллина, того самого, с кем старшие ребята в ЛГХУ заставляли играть в шахматы, и Ривдара Садыкова. Учась в училище, от исполнения танца Божка я отказался. Технически сложный танец, который в совершенстве исполняли артисты Кировского театра Николай Зубковский и Юрий Григорович, для меня был трудным, особенно теперь, после трехмесячного перерыва в полноценных занятиях классическим танцем. После очередной репетиции Тулубьева отправляла меня под холодный душ, чтобы снять с мышц «крепатуру». Лестно было слышать в свой адрес слова репетитора, разбиравшего прошедший спектакль в коллективе: «... танец Божка, технически чисто исполненный артистом с филигранно точеной фигурой...» Казанская труппа отнеслась к нам доброжелательно, приняла в свою среду. Тулубьева специально для меня сочинила танец «Звездного мальчика» в балете «Двенадцать месяцев». В расчете на нашу пару она начала постановочную работу над балетом «Коппел ия».

Сама древняя Казань нам понравилась: красивые улицы, белокаменный Кремль с башней Сюимбике. При посещении вместе с Юлтыевой городского кладбища мы увидели скромную могилу, а на дощечке от руки было начертано: «Василий Сталин, сын И. В. Сталина».

Но наша плодотворная работа с Тулубьевой была прервана телеграммой из Уфы: «Просим прибыть для работы в БГТОиБ в качестве ведущих солистов балета с соответствующим окладом и вручением ключей от двухкомнатной квартиры». Телеграмма была подписана заведующим отделом пропаганды Башкирского обкома КПСС Николаем Константиновичем Розановым.

С тяжелым чувством приняли мы с Венерой решение возвратиться в Уфу. Для жены редкие посещения родного города были недостаточными, наш сын стал забывать мать. Ни уговоры Тулубьевой остаться в театре, ни доводы о том, что нам придется возвратить казанскому театру большую сумму «подъемных» денег, не изменили нашего решения. Уже в Башкирии мы получили телеграмму, что администрация казанского театра аннулировала наш долг.

По приезде в Уфу нам вручили ключи от двухкомнатной квартиры. Мы обратились в народный суд с просьбой аннулировать приказ администрации оперного театра о нашем увольнении за прогулы.

В театре произошли заметные изменения: Семен Дречин осуществил постановку балета Н. Сабитова «Гульназира». Оркестр театра возглавил высокопрофессиональный музыкант Исай Моисеевич Альтерман, от которого зависел уровень и степень профессионализма творческого коллектива. Директорами театра поочередно были назначены Наджет Аюханов, Гали Кудашев, оба вышедшие из среды артистов и прекрасно знающие театральное дело «изнутри». Они умело разрешали конфликты в творческих цехах трудового коллектива, вызванные в основном «подковерными» интригами.

Нариман Сабитов был плодовитым композитором, автором балетов «Горный орел», «Страна Айгуль», «Я люблю тебя, жизнь», в том числе спектаклей для детей – «Буратино», «Мурзилка-космонавт». На одном из выездных заседаний Союза композиторов РСФСР в Уфе, Д. Д. Шостакович указал Сабитову на схожесть музыки в балете «Я люблю тебя, жизнь» со сценой «Нашествие» из своей Седьмой (Ленинградской) симфонии, Нариман парировал: «Мы пользовались одним и тем же первоисточником».

Шестидесятые годы XX века для нас стали порой насыщенной, напряженной работы. С помощью Гузели Сулеймановой мы освоили балеты «Жизель», «Ромео и Джульетта», «Черноликие», которые были закреплены за нами как основными исполнителями. Также мы исполняли балеты, поставленные Георгием Ивановичем Язвинским^*: «Щелкунчик», «Корсар», «Баядерка». Каждому нашему дебюту предшествовала длительная репетиционная работа в зале и оркестровая репетиция под руководством И. Альтермана.

Мы с Венерой оправдывали надежды руководства театра и были его надежной опорой. Постоянно поддерживали хорошую физическую и творческую форму, готовы были в любой момент выйти на сцену, чтобы предотвратить срыв спектакля, который мог случиться по той или иной причине. Я, как и мой отец, никогда не курил и не пил спиртное, строго следуя рекомендациям из попавшейся мне как-то статьи, в которой говорилось о негативном влиянии алкоголя на физическую форму спортсменов в течение двух недель после его употребления.

Мы были освобождены от участия в экспериментальных постановках балетов: «Я люблю тебя, жизнь», «В ночь лунного затмения». Эти спектакли исполняли молодые артисты труппы Л. С. Куватова, Ю. Г. Ушанов, Ш. А. Терегулов. Зато с удовольствием танцевали в балете Л. Бородулина «Барышня и хулиган» на музыку Д. Д. Шостаковича.

Леонора Куватова была последней, кого включили в очередной набор детей из Башкирии, отправлявшихся на учебу в Ленинград. Венера специально пошла и сняла двоюродную сестру с уроков в средней школе, привела и представила приемной комиссии. Таким образом башкирский балет приобрел талантливую балерину, ныне одного из руководителей балетной труппы театра и художественного руководителя хореографического училища.

Я уже упоминал, что кумиром в балете для меня был премьер Кировского театра Константин Михайлович Сергеев. Его сценическая деятельность оказала большое влияние на мое исполнение ролей в романтических балетах. Если Венера, моя постоянная партнерша, по своим техническим и физическим данным абсолютно соответствовала создаваемым образам, то мне было намного сложнее изображать в спектаклях благородных принцев и графов.

Хорошо помню работу с репетитором Юрием Дружининым над партиями Ромео и Меркуцио в балете «Ромео и Джульетта». Дружинин предостерегал от ложного пафоса, натуралистичного изображения трагической смерти. «Зритель должен проникаться состраданием и сопереживать судьбам героев», – учил он. По окончании спектакля зрители часто приходили за кулисы со словами благодарности. Конечно, во многом успех балета определяется гениальной музыкой Прокофьева (в настоящее время мы проживаем в Санкт-Петербурге, на углу Измайловского проспекта и набережной Фонтанки, недалеко от дома, где жил композитор).

Ветеран хореографического искусства, балетмейстер Г. И. Язвинский внес существенные коррективы в исполнение партий Альберта во втором акте «Жизели». Одобрив «сергеевскую» трактовку состояния героя, воспринимавшего все происходящее на сцене во втором акте как нечто «ирреальное», он предложил усилить эмоциональную сторону вариации. В первой части, после исполнения саЬгЫе на еНассёе, предложил исполнить еп1гесйа1 81х «изломленно», с наклоном корпуса в сторону, во второй части подчеркнуть раз ТогпЬёе к земле и згззоппе с умоляющими руками вверх, а в третьей, при исполнении раз сйаззё, рука должна открываться по первой позиции, словно бы «от сердца».

____________

* Главный балетмейстер БГТОиБ в 1963–1967 гг.

Продолжение следует…