Моя литературная жизнь. Часть тридцать первая

В начале 2014 Дарк со своей женщиной и ее сыном отправился в Петербург. Вообще, для литератора-москвича поездки в Петербург есть нечто необходимое. Петербург не обязательно любить, но знать его москвичу нужно. И понимать, что суть и нерв провинциальности расположены именно там. Сколько бы ни писал Леонид Костюков о провинциальности в поэзии (обходя при этом стихотворения Андрея Пермякова, который как раз и делал ставку на провинциальность), ее не попробуешь на вкус. Но достаточно выйти на Московском и пройти по Невскому, чтобы потом свернуть в любимую подворотню, как сразу становится ясно, что такое провинциальность не только в русской поэзии, но и в русской культуре вообще. Тем Петербург и ценен. Вынести Москву с ее широкостью трудно.

В поезде Дарку привиделся текст нового рассказа. Не писал он довольно долго, так что этот импульс был для него чудесным. Весной оформилась книга. Когда Дарку удавалось написать рассказ, которым он был доволен, он танцевал по коридору, а потом злился и ругался. В общем, мне в Отрадном было невыносимо, пока книга «На одной скорости» писалась.

Четырнадцать рассказов Дарка созрели быстро, да еще тогда, когда рецензирование рукописей на «Русскую премию» не закончилось. Предполагалось пятнадцать рассказов, но Дарк великодушно остановился на четырнадцати. Он даже хотел назвать книгу «Четырнадцать», но это название некто и негде приберег для моей книжки. Гулливеры книгу одобрили. Тавров уже пару лет говаривал, между делом, за кофе, Дарку: а книгу-то напишешь? Как раз тогда гулливеры исследовали возможности издания прозы. «Бальзамины выжидают» Марианны Гейде вышли еще в 2010, были представлены в «Билингве» к надрывному восторгу Дарка, но на том серия прозы в том виде, в каком ее предполагал Дарк, бывший тогда главным гулливером по прозе, закончилась. Дарка это оскорбило.

Итак, весной 2014 готовилась пресс-конференция «Русской премии», а книгу «На одной скорости» сдали в типографию.

В июне получили тираж. И начались репетиции нового литературного шоу от Дарка. Среди участников были Саша Вук, цыган, рокер, муж Лилит, и гениальный флейтист; Мумик, заводной веселый басист; Игорь Левшин, давний приятель Дарка еще по «Эпсилон-салону»; и еще Гейде, Байтов, Светлана Максимова и я тоже. Репетировали почти нелегально в Чеховке, косячили довольно скромно, и, наконец, 2 июля презентация книги «На одной скорости» состоялась. Был, как и в случае «Похвалы бессоннице», хаос. Но всем нравилось.

В тот год я выступала сравнительно много. Так что выделить определенные вечера не могу. Почти все слились в один. Кадр, и я в Музее Серебряного века что-то говорю или читаю стихи. Кадр, и «Улица ОГИ» наполнена людьми по случаю какого-то вручения. Я много фотографировала, но от тех альбомов мало что осталось сейчас. А тогда я активно размещала старательно сделанные альбомы в фейсбуке.

В 2014 я активно сотрудничала с «Литеrrатурой». Борис Кутенков дал мне возможность опубликовать эссе о советских актерах и советских фильмах. Взамен на обзоры мероприятий, которые я старательно писала и которые Борису очень нравились. Тогда Борис в «Литеrrатуре» был одним из ведущих редакторов. Портал этот рос и развивался очень активно. Вдохновителем его был Андроник Романов, красивый и приятный в обхождении человек. Я немного общалась с ним лично, мы симпатизировали друг другу.

Алеша Прокопьев, которого я знала как однокашника покойного Толи Головатенко, внешне отдаленно напоминал Сергея Завьялова. Но Прокопьев был белым, а Завьялов был почти рыжим. К 2014 году Прокопьев уже вел собственный цикл вечеров о переводе. Он довольно быстро и ловко занял место в нашем болоте, и его влияние тогда только увеличивалось. Я была не в теме перевода, как сам Алеша мне однажды написал, но он ценил мои опыты и мои отзывы. После трепетного успеха «Снежной Трои», книги стихотворений Прокопьева, которая Толе Головатенко нравилась, Алеша добился почти триумфа и вышел почти в мэтры. «Культурная инициатива» активно его использовала.

Неправильная внешность и сокрушительное очарование Лизы Неклессы уже сами по себе были художественным произведением, но оказалось, что у нее интересные тексты, что она прекрасно знает современное искусство и многое в нем может, уже тогда. Феминистский дискурс тогда мне был близок. У Лизы он тогда имел эстетически приятную форму, так что мы подружились в соцсети. Лиза Неклесса родилась в декабре, как и я.

С Зульфией Алькаевой я познакомилась благодаря Борису Кутенкову и его сверхобщительности. Ей было все интересно. У нее была особенная, осторожная и теплая любознательность. Я в разговоре порой хамила ей без видимых причин, забывая, что многие очевидные мне вещи – другим могут быть не очевидны. Стихи ее показались мне интересными. Я решилась написать о них. Жила Зульфия в Ногинске, а я когда-то жила в Электростали. Мы не то, чтобы подружились, но я почувствовала ее неподдельное ко мне расположение. Кроме прочего, Зульфия собственным примером мне показала, что рецензии могут быть и платными. Я взяла это на заметку.

С Валерией Исмиевой меня познакомила Людмила Вязмитинова, которая тогда вела литературные вечера в библиотеке имени Трифонова. Утонченная, не без яда, Валерия была опытным искусствоведом и знала толк не только в изображении, но и в слове. Сказался солидный журналистский опыт. Она быстро освоилась в среде поэтов. Нужно учесть, что это была среда уже без ДК. То есть, нечто довольно бесхребетное. Валерия отнеслась ко мне с пониманием и симпатией. Она несколько раз была в Отрадном, в том числе и на «Красной башне».

Екатерина Богданова возникла на местном горизонте еще в начале десятых. Была замечена благодаря текучей грации и способностям фотографа. Иногда я видела ее на вечерах вместе с Лесиным. Помню, на Кате было невероятно стильное красное платье. «Наша модель от Валентино», подумала я тогда.

На вечерах Катя, кажется, ни минуты не сидела на месте. Как лесная птица: то вспорхнет, то спрячется. Стихи свои (довольно любопытные, совершенно в стиле середины десятых: мультяшные, грустные) Катя читала невыгодно, и мне было понятно, почему: что-то внутри перемыкает. А было видно, что она человек с большой рефлексией.

Катя тогда была одним из самых красивых явлений литературной жизни.

Мы с ней далеко и довольно тепло подружились. По ходу общения было много мелких и подчас забавных контактов. То я ее с бокалом вина сфотографирую (одно из лучших фото того периода), а она попросит его убрать. То я на нее накинусь из-за фото, а потом снова разговоримся.

Евгения Тарана помню с 2013. Это харизматичный, талантливый человек. К тому же музыкант. На своих вечерах он по просьбам публики исполнял песни. Иногда известные, иногда – на свои стихи. О его стихах я написала для «Литеrrатуры». У Тарана какая-то победительная витальность. Он, кажется, никогда не уставал. И отличный фотограф. А фотографировать на литературных вечерах тяжелая работа. Люди на его снимках получались живые и симпатичные.

Дмитрий Гаричев сначала очаровал стихами, а потом и лично. Темноглазый, с итальянским профилем, общительный и как-то ранимо открытый. По стихам в середине десятых мало кто мне был так интересен из новых авторов.

Гаричев как-то приехал в Отрадное. Кошка моя Мурзыка благосклонно относилась к посетителям, но тут она распознала родную душу. И мне, по выражению глаз и интонации голоса, стало ясно, насколько Гаричев кошатник.

– Старая уже? – спросил он.

– Десять лет, – ответила я.

– Это видно, – сказал Гаричев, – они усыхают.

Мурзыка умерла в декабре 2016. Что-то не то было в ветеринарной помощи.

С Марианной Ионовой меня познакомил Андрей Тавров. Невысокая, хрупкая, словно вот-вот исчезнет, сумеречно-привлекательная. Сразу стало ясно, что у нее обостренно тонкий вкус, но она невероятно вежлива и хорошо воспитана, чтобы настаивать на своем. Мне нравилась ее проза. Марианна, кажется, не раз была в Отрадном на «Красной башне». У нее большие сложности с чтением вслух. Дарк, которого проза Марианны восхитила, устроил презентацию ее гулливеровской книги так, что ее тексты читали другие авторы. Марианна написала рецензию на одну из моих книжек стихотворений.

С Екатериной Перченковой я познакомилась через Бориса Кутенкова. Она потом активно стала сотрудничать с гулливерами. У Екатерины особенное свойство к себе располагать. Она трудолюбива до невероятности, чудовищно работоспособна, но при этом всегда казалась как бы порхающей. У нее удивительно теплая улыбка.

Восхитительную петербурженку Ольгу Аникину я запомнила с полета разборов, на котором она участвовала как поэт. Помню, меня тогда поразили не столько ее стихи, сколько ее текучая внешность. Мне подумалось, что без макияжа (который она делает совершенно) она не была бы такой яркой. Но потом, присмотревшись, я увидела, что это ее свойство в любом состоянии. Она как бы из пламени сделана: движения то плавные, то порывистые, потрескивающий искрами голос. Когда вышла книга ее рассказов, мне показалось, что ее литературный талант наиболее ярко раскрыт именно в рассказах, а не в стихах и романах. Ольга родилась в Новосибирске. Это вызывало во мне ностальгию по давнему путешествию и симпатию. У нее медицинское образование, которое она пускает в ход, если коллегам по перу нужна помощь. А помощь нужна всегда. Когда «Горький» предложил мне написать о литераторах, имеющих медицинское образование, я не без удовольствия погрузилась в мир прозы Ольги Аникиной.

Елена Зейферт спровоцировала мою симпатию сразу. Я в то время старалась держаться на расстоянии и не с кем из коллег близких отношений не поддерживать. Но Лена ворвалась, как подсолнух в окно, покорила удивительными стихами – ей доступна и легкость, и глубина, и витиеватая форма. Если искать абсолютного литератора, сочетающего талант творца и исследователя, то это Елена Зейферт. Как с любым одаренным человеком, с ней, вероятно, было очень сложно. Но я как-то быстро отстранилась, хотя у меня надолго осталось впечатление очень яркой личности. Зейферт ценила тогда то, что я делаю. И даже устроила презентацию моей книги «Четырнадцать» в Русско-Немецком доме на Фрунзенской в 2017 году. А по ходу знакомства я не раз бывала на литературных мероприятиях в Русско-Немецком доме. К тому же Лена обладает целой копной солнечно-рыжих волос, а это меня сразу купило.

По мере развития нового сообщества происходила и рокировка. Марина Яуре довольно скоро ушла из «Полета разборов», место соведущей заняла Клементина, а после и она ушла в «Текстуру», которая стала основным конкурентом «Литеrrатуры».

Идея написать роман возникла у меня давно. Никто из знакомых, даже самые близкие – Дарк и Людмила Вязмитинова – в то, что я смогу написать роман, не верили. А я подняла старый файл, в котором были наброски, и почти без предварительной подготовки начала писать, по 5-10 страниц в день. «Волга» согласилась роман опубликовать. Роман был о волосатых – «Слабые, сильные».

Продолжение следует…