Моя литературная жизнь. Часть двадцать четвертая

2009 год памятен еще и тем, что я дважды, в январе и в марте, получила травмы колен. Был гемартроз. Из одного колена шприцом убирали кровь. Так что февраль и Пасху я провела в лангетах, при этом выполняя все по дому и даже принимая гостей. Ничего хорошего в этом бытовом героизме не было.

Из положительного вспоминается знакомство с милой парой, продержавшейся в нынешних условиях двенадцать лет. Саша – дочь художника, картины своего отца любит. В ней была внутренняя стройность, правда, слишком резкая. Кроме того, она отлично знает кино. Утонченный Марк – музыкант, поэт, прозаик, довольно одаренный. Но в нем была внутренняя текучесть, что и решило судьбу этого немного странного, но тогда очень красивого союза. Саша и Марк были частыми гостями в Отрадном. Сейчас Саша в галерейном деле. В 2019 году она сделала выставку работ своего отца «Единое место». После развода ее интересы оформились, она занялась современным искусством. Приятельствует, наверно, и сейчас с Андреем Черкасовым и Кириллом Медведевым. Марк ведет задумчивый и приятный канал в ютубе и, кажется, погружен в личную жизнь. И Саша, и Марк по возрасту годились мне в дети. Мне всегда было немного неловко их принимать, потому что более солидной и старшей я не выглядела. Они оба тепло ко мне отнеслись.

Конец 2009 года памятен первым сознательным просмотром фильма Андрея Тарковского «Солярис». И это было кардинальной точкой моего тогдашнего бытия. День был холодный, из окон дуло немилосердно, а стеклопакеты в Отрадном еще не появились. На мне было трикотажное платье зачетного фиолетового цвета с вышитыми бисером крыльями на спине. Я словно утекла по холодным и сильным потокам на Солярис.

В конце 2009 года вышла «Похвала бессоннице». И Дарк решил устроить мне ад. То есть, презентацию. Дарк хотел самого лучшего и сразу. Он размахнулся так, что были и музыканты, и видеозаписи, и даже цыгане с таинственными танцами. И с видеосъемкой. Ее организовали сразу два человека. Влад, знакомый по выступлению в Ирландском пабе, и Леша Рижский. Запись Рижского была качественнее и интереснее. Она называлась «Загон от Аси». Потом она ненавязчиво куда-то исчезла, впрочем, как и плохая. На ютубе остался только лоскут плохой записи. Дарк действительно много вложил сил и денег в это действо. Но что мне с моими стихами было во всем этом хаосе делать, я так и не поняла. Мне казалось, что все время выступления у меня было такое лицо, будто меня только что побили.

Музыканты с разными экзотическими инструментами, в том числе и тибетскими чашами, пришли вместе со Светланой Максимовой, и она сама участвовала со своей диджериду. Литературный ангел с иерихонской трубой. Пульт для воспроизведения звука арендовали у Ника Петровского, Эльфа, из группы «Улица Дружбы», но потом так и не отдали его.

Песенки Багиры на мои стихи скачали из интернета, оттуда же взяли фото Багиры и смонтировали со звуком.

Удивительная Лилит Мазикина, с которой тогда Дарк приятельствовал, да и я на почве феминизма подружилась, привела с собой еще одну танцовщицу. Репетировали на «Улице ОГИ». Лиля, несмотря на массу проблем со здоровьем, двигалась зажигательно и ловко. Вторая танцовщица отставала и была бледновата в движениях, но не криминально. К Лиле я по-своему привязалась и чувствовала ее поддержку. В свою очередь, всегда готова была дать ей выделиться, так как моим стихам ее танец только помогал.

Пока шли репетиции, в Отрадном и на «Улице ОГИ», я не знала, где нахожусь. Если есть для меня ад, то он был именно такой.

Ко мне особых претензий не было, но между музыкантами, танцорами и выступающими начался дележ времени, а это било как раз по мне.

В результате десятого января десятого года презентация «Похвалы бессоннице» на «Улице ОГИ» состоялась. Не помню, был ли сам Месяц. Кажется, нет. И если был, то ненадолго. Зато пришел мой отец, который на святки всегда приезжал в Москву из Озерска. Действо вел Дарк, в очередном личном раздрае и под градусом. С внушительным спичем выступил Андрей Тавров. Послушали песни Багиры на мои стихи. По ходу действия обнаруживались всякие косяки, что отражалось на моих выступлениях, и ситуацию я исправить не могла, так как была чем-то вроде елочной игрушки на своей собственной презентации. Впоследствии мне не раз придется и вести чужие вечера, и свои тоже, и даже читать два часа верлибры из «Закрытого показа». Но более нелепого состояния, чем при «Похвале бессонницы» я не помню.

Наконец, программа закончилась. К действу подключился Алексей Рафиев, человек жесткий и харизматичный, поэт и чтец, и мой праздник превратился в музыкальный хаос, который многим понравился. Лилит, как будто не устала после вечера, снова танцевала, как огненный язычок, а Рафиев своим голосом взрывал пространство. ДК, присутствовавший на действе, сравнил все это с апокалипсисом. Дарку это сравнение понравилось.

От отчаяния я заказала себе в ресторане салат «Цезарь» и съела его на глазах у всех.

Зимой же 2010 в гулливеры был посвящен Олег Асиновский. Началась новая эпоха «Русских Гулливеров». Асиновский начал готовить свой огромный труд «Плавание». Это одна из самых заметных гулливеровских книг того периода.

В марте 2010 года скончалась Елена Шварц, онкология. Дарк сразу настроился ехать в Петербург и за полтора месяца побывал там два раза. Петербургские вечера памяти ему не понравились. Второй раз Дарк был в мае и привез много интересных фото, в частности, комнаты поэта с халатиком, который стекает с крупного дорогого кресла в солнечном луче.

Строцев, оказывается, Шварц хорошо знал. Он тогда часто бывал в Отрадном. Тогда же я списалась с московским приятелем Шварц Андреем Анпиловым. Завязалась дружба по переписке. Анпилов в 2014 написал предисловие к изданной в «Мегалите» книге моих стихотворений «Четырнадцать».

Дарк переписывался со Шварц три года. Когда она приезжала в Москву, звонила Дарку, но на вечер не приглашала. Не хотела разочаровываться, так для себя объяснял это поведение Дарк. Лена была экстравагантным человеком. Переписка была большая. Если издать, будет страниц триста. Дарк выбрал из писем наиболее, как ему казалось, интересные, и предложил в «Новый мир». Публикация состоялась в ноябре 2015. Еще одна атлантида ушла под воду.

Впоследствии мне много довелось рассказывать о Елена Шварц, которую я не знала. И на вечерах в библиотеке имени Трифонова, и еще где-то. Мои рассказы были живыми. Я рассказывала о том, что знала от других. И то, что Шварц была невысокого роста. И что она умела готовить. Что у нее особенный голос, похожий не то на мурчание большой кошки, не то на журчание ручья. И что она после премии «Триумф», полученной не без содействия Андрея Вознесенского, внезапно ночью захотела купить в супермаркете кресло для работы, вызвонила Козырева, и они купили это кресло. Не мне бы все это рассказывать, но это были удачные и живые выступления.

Кончина Елены Шварц стала итогом наивных нулевых. Дело стало за хищными десятыми. Тогда было много смертей, обо всех не напишешь.

Шварц приснилась мне в очень странном и почти совершенно кинематографически оформленном сне. Триллер про вампиров. Тогда я не смотрела Линча, но это было в таком же духе. Потому я и не люблю Джармуша: он скучнее снов. Лучше смотреть старое советское кино. Там кадры светятся.

В мае 2010 наметился фестиваль «Акупунктура», который устраивал Михаил Красавин. Фестиваль был реквиемом андеграунду. На нем соседствовали самые разные миры. Была и Галина Рыбу.

Незадолго до фестиваля я сломала руку, но времени обратиться в травмпункт не было: Дарк утащил меня на какой-то вечер в «Стелле Арт Фондейшн», где тогда вел вечера Евгений Никитин. Он приятельствовал и с гулливерами, и с Бунимовичем. Тогда только развивалась история биеннале искусств в Венеции. На биеннале было все наше болото, кроме меня. Кажется, никому в голову не пришло меня туда пригласить.

С переломом я как-то досидела до конца вечера, промаялась на диклофенаке ночь, а утром принялась за дела. Я еще не знала, что диклофенак снимает воспаление, но не убирает боль. Три недели меня мучила боль. Я научилась мыть посуду левой рукой. Наконец, дошло дело до травмпунтка. Перелом оказался несерьезный, но неудобный. Запястье до сих пор разбухает при перемене погоды. Несильно, но разбухает. Но я же на обезболивающих.

В Отрадном тогда были довольно частные квартирники. На одном, помню, был Геннадий Каневский, который отлично прочитал новое. Он был пожалуй самым заметным и интересным из новых литературных знакомых. Грустные темные глаза и удивительная по скорости реакция на внешние моменты. Познакомились мы с трогательной Еленой Ванеян. Ее стихи напоминали то детские песенки для взрослых, то страшные сказки: «небесный битум». Задорная Женя Вежлян прочила что-то неожиданное, острое. Мне нравились ее стихи.

Наконец, настал день «Акупунктуры». Действо проходило на территории «Красного октября». По счастью, был хороший микрофон. Я читала где-то в конце первого отделения. В целом все было долго и трудно. Хотя я не помню, чтобы читались скучные стихи и была неинтересная музыка.

На один из дней рождения я подарила Дарку фотоаппарат, неплохую мыльницу. Это одно время был культовый предмет, в том числе и для меня. Я пристрастилась к фотографии. Месяц дал на время свою зеркалку. И я понемногу стала ее осваивать. Так началась эра фотографии в моей жизни. Она была довольно долгой. Я не избежала искушения фотопоэзией, хотя никогда ее всерьез не воспринимала. Но сам принцип фотографии мне оказался близок.

Фестиваль верлибра в этот год проходил в Зверевке. Я читала «Самолетик» из «Похвалы бессоннице». На этом фестивале очно возобновила сетевое знакомство с петербурженкой Аллой Зиневич. Как оказалось, она подруга Аллы Горбуновой, которая тогда понемногу входила в зенит. Алла Зиневич оказалась приятным собеседником не только в сети, но и в жизни. Ее причудливые тексты завораживали и были совершенно петербургскими.

Весной же я обратилась к Дмитрию Дзюмину, на предмет рецензии на «Похвалу бессоннице». Он отозвался сравнительно тепло и написал текст. Кроме критики там был интересный момент: упоминались стихи Алины Витухновской. «Похвала бессоннице» по шкале Дзюмина получила восемь из десяти баллов.

С Дзюминым мы одно время активно переписывались. Он даже сделал мой подбор в журнале «Альтернация». Так я открыла для себя новую богему, если так можно выразиться. Дмитрий Дзюмин потом ушел в рекламу, даже сделал маленький фильм для популяризации парфюмерии от «Новой зари».

Продолжение следует...