Моя литературная жизнь. Часть двадцать третья

Весной 2009 Дарк подружился со Строцевым. Строцев часто бывал в Отрадном. Как-то во дворике Улицы ОГИ Строцев что-то хорошее сказал мне о моих стихотворениях. Дарк настоял, чтобы я наизусть прочитала «Камену», заглавное стихотворение, тут же, по приказу и вдохновенно. Ничего не вышло: я забывала слова, да и вообще было все равно, что за стихотворение и как его читать. Я тогда большую часть суток напоминала человека, который только уснул, и его тут же будят. Однако «Собрание стихотворений» составилось, а тут и Месяц спросил, какую карту я хочу на обложку. Конечно, Ирландию.

«Культурная инициатива» мою «Похвалу бессоннице» продавала долго. Под конец остался экземпляр с испорченной обложкой, за который Файзов, нагло извиняясь, попросил сто пятьдесят рублей. Я заплатила, потому что авторских экземпляров у меня тогда уже не было.

Несмотря на обилие значительных и сильных людей вокруг, я телепалась как в проруби рыба, которую ударили по голове. Даже новая одежда не рассеивала странного ощущения.

Месяц довольно много вкладывался в гулливеров. Он устраивал путешествия, которые имели для гулливеров – ордена гутуатеров – ритуальный смысл, сам выкладывался на выступлениях и, понятно, довольно много со своей деятельности получал в плане известности.

Нас с Дарком Месяц пригласил пожить в его квартире в Белоруссии, в Мядельском районе, возле озера Нарочь. Это курортное место: в озере есть ледяные радоновые источники. Мы плавали по Нарочи в лодке и купались в этом действительно холодном озере. Месяц довольно много повозил нас по этому Мядельскому району. Я увидела, что в Белоруссии намного больше Великого Княжества Литовского, чем в самой Литве. Мы видели стены, уже поросшие едва ли не лесом, но при этом сохранившие свои очертания. Мы видели костелы, выстроенные еще в средние века. Я даже привязалась к Белоруссии. И два года, прожитые в ранней юности на Украине, как-то поблекли. Тогда мы были и в Минске, в гостях у Строцева. Минск, при том, что его улицы широкие и светлые, город средневековый. Строцев прекрасно знал историю города, да и страны. Он очень много нам рассказывал. С ним мы прикоснулись к таинственности Минска.

Осенью в Москве началась литературная круговерть с новыми лицами и новыми местами. В частности, модным стал клуб «Жесть».

Я уже знакома была со многими молодыми авторами. А теперь мы сблизились и порой они появлялись у нас дома.

Денис Ларионов напоминал о викторианских персонажах ростом и своеобычным поведением. В нем были требовательность и мягкость. Тогда они очень дружны были с Кириллом Корчагиным. Книга Дениса Ларионова «Смерть студента» видится мне одной из самых важных для конца нулевых.

Кирилл Корчагин отличался очень приятной внешностью и хотел попасть в академический круг, что придавало ему нечто романтическое. В нем сразу было видно человека невероятно работоспособного. Видно было и то, что результаты своего труда он ценит выше симпатий.

Дина Иванова обладала запоминающейся внешностью и запоминающейся же худобой. Она писала очень яркие стихи.

Лев Оборин смотрел на мир крупными карими, слегка удивленными глазами, был легок в общении и писал довольно любопытные стихи.

Гейде и Шостаковская были не новостью, но чем-то вроде метресс, от слова мэтр. Впрочем, у Марьяны достаточно самоиронии.

Павел Жагун появился едва ли не сразу с идеей фестиваля «Поэтроника». Невысокий, в черных очках, бритоголовый, он казался наглухо замкнутым в себе человеком, но был редким умницей. Он хорошо знал Парщикова, а в среде Гулливера это ценилось. Эльвира, его жена, создание было ангелоподобное: красива, за словом в карман не лезла и обладала, кажется, отменным чувством такта. По крайней мере я не помню, чтобы с ней была связана какая-то неловкость.

Евгений Никитин родился в Молдавии, жил в Германии и потом очутился в России. Узкокостый, артистичный, он производил впечатление неуверенного, но до определенных границ. Кажется, в пору знакомства с ним гулливеров и нас с Дарком Женя был хорошо женат, что потом скоро закончилось, но не помешало ему довольно скоро повторить опыт. Природный артистизм помогал Никитину быть отличным ведущим, а острый глаз журналиста видел то, что будет иметь успех здесь и сейчас. Он поначалу хорошо пошел в гору на галерейном поприще («Стелла Арт Фондейшн»), но потом окончательно ушел в бизнес и там, кажется, чувствует себя хорошо. Женя очень много сделал для поэтов, которые ему нравились. В этом отношении он просто подвижник. Но у него не было широты, как у ДК или у Месяца, не было всеядности и не было достаточно стоицизма. Впрочем, он и теперь шустрит в довольно узкой компании, оставшейся от сообщества конца десятых. А когда-то делал огромные рецензии в телеграме, по дороге в Москву и обратно на электричке, и это вызывало споры в болоте.

Азарова сразу же поняла, как именно нужно действовать для приобретения имени в нашем болоте и завоевании его пространств. И атаковала ДК. У ДК против денег приемов не было. С кончиной Анны Альчук в марте 2008 года связано было много слухов. Анна покончила с собой в Германии. Но до отъезда из Германии она дружила с Азаровой, и довольно плотно.

На вечерах того времени нечасто выступала яркая Елена Коцюба, с которой дружила Людмила Вязмитинова.

Сама Людмила сильно изменилась. Из белокурой женщины с тигриными глазами она превратилась во всеобщую бабушку.

Кроме всего прочего, крутились и вертелись премии. «Московский счет», за память о котором Файзов до сих пор упорно держится. Меня туда, кажется, номинировали несколько раз.

На одной из церемоний вручения «Дебюта» мы с Дарком побывали. Церемония проходила в каком-то центре на Юго-Западе. Там познакомилась с Александром Гриценко. Плотный, с прекрасными длинным волосами и великолепной речью. Это знакомство еще даст о себе знать. Я найду в нем последовательного и вместе оригинального человека.

«Дебют» в том году получил красавец Дмитрий Машарыгин из Озерска. Создатель портала «Мегалит» Александр Петрушкин дня три в жж вел хронику болельщика. Он переживал за своего друга. И Машарыгин не подвел. Ладную, как птичка, Катю Соколову, и Андрея Черкасова, человека со внешностью романтика, который к тому времени уже играл довольно значительную роль в молодом сообществе «Воздуха», слава «Дебюта» тоже стороной не обошла.

А еще существовали «Живая вода», премия с деньгами, которую учредил Пуханов. Он вообще всегда что-то учреждал. То артель рабочих, то премию. К тому же писал стихи, от которых болото наше было в восторге.

Были еще какие-то премии и конкурсы. Но почти все прошло мимо меня. Я даже не знаю, в чем дело у «Волошинского сентября» и почему его так любили. А еще у каждого толстого журнала была своя премия.

Острые дискуссии между «Арионом», журналом наглым и пустоватым, – и хамоватым, но полным роевых сил «Воздухом» еще не прекратились, а ведь это едва ли не центральное литературное событие тех лет. Алехин, слов нет, умница. Как и почему умница, мне рассказала Людмила Вязмитинова. Она считала его исследователем и аналитиком литературы. Не знаю, насколько это соответствует действительности. У меня в «Арионе» публикаций по счастью не было, и с Алехиным я знакома была шапочно. Худой, в нарочитых очках, с конической головой, странно и претенциозно одетый, он казался плохой копией Евтушенко.

У Алехина было свое видение литературного процесса и свои приоритеты. Он ненавидел новейшую поэзию и считал себя хранителем традиций, хотя таковым точно не был. На «Воздух» он смотрел свысока и несколько раз в прессе и в сети это озвучил. Однако высказываться в адрес ДК чревато. Алехин в задоре дискуссии был намного слабее ДК и проигрывал ему в динамике, экспрессии и неожиданности. Но за «Арионом» стояли деньги какой-то олигархической команды, так что Алехин мог хамить безнаказанно. В любом случае – репутация «Ариона» после дискуссии заметно снизилась.

ДК на одном из вечеров, специально посвященных дискуссии «Ариона» и «Воздуха», даже прочитал фрагмент Евангелия о бесноватом и свиньях. Свиньи, понятно, были сторонниками «Ариона». Бесноватый как-то из поля зрения ДК выпал. «Арион» исчезнет, оставив о себе странную память, и для многих авторов это будет траурное событие. Журнал был только один из многих, ничем особенным от толстяков не отличался. Только истории у него не было, как, скажем, у «Нового мира» или «Знамени».

Ольга Иванова, чьи стихи в «Арионе» появлялись, открыто жаловалась мне на Алехина как на редактора. Я решила проверить, в чем дело. Составила подбор, ориентируясь на мнения авторов, в «Арионе» имевших позиции, и принесла в редакцию. Какой-то еврей Лев изошел слюной от удовольствия меня уничтожить. Глядя на его улыбку я поняла, что публикации не будет, и успокоилась.

– Все животные равны. Но некоторые животные равнее других, – начал ДК вечер нового номера «Воздуха», который проходил в клубе «Жесть». В этот раз героем номера был Владимир Аристов, стихи которого были мне близки и нравились. И эти “животные”, и Азарова в кустах уже свидетельствовали об усталости ДК, и о том, что он сильно изменился. Так что без нужного вектора к нему не подходи. Но мои стихи в «Воздух» он брал.

На этом же вечере выступали гулливеры, все вместе, и это было их лучшее совместное выступление: стройное, дерзкое, яркое.

Аристов, смирный по виду человек с красивым лицом семидесятника, физик и математик, сидел, как будто все происходящее его не касалось.

Тогда же у ДК появилась идея попросить меня написать большое эссе, “объяснение в любви”, героине одного из следующих номеров.

На одном из вечеров на «Улице ОГИ» оказался Скидан, тогда часто бывавший в Москве. Говорили они с ДК, и, между прочим, о том, можно ли сделать в НЛО мою книгу. Я случайно оказалась рядом и услышала этот разговор.

– Наташе еще рано, – сказал ДК.

Вектором не вышла.

Поэт всю свою жизнь считает, что ему не додали славы и любви. Если вспомнить советский юмор, как тигру мяса в зоопарке. Но в зоопарке все дело.

Я занималась «Серединой мира», писала отзывы о новых публикациях сайта в жж, рецензировала подборы на «Русскую премию», и часто герои именно моих рецензий оказывались лауреатами. Я выступала на вечерах с отзывами о стихотворениях и книгах других авторов. И это полный провал литературной ситуации. Действующий поэт вынужден заниматься популяризаторской деятельностью. В тот год я почти возненавидела «Середину Мира» и всех своих коллег. А вот если бы я изменила вектор, мне бы дали чечевичной похлебки. Но я ее и так сварю, дома, с растительным маслом.

Продолжение следует…