Дневник ИХТИКА. Часть тридцать девятая

27 февраля 2004 г.

В последнее время начал возвращаться к своим философским экзерсисам; теперь они снова, как и прежде, не кажутся мне мальчишеским бредом. Я часто забрасывал свои тексты, так как после их написания они казались мне очень сложными и запутанными, совсем не моими, а какого-то высоколобого умника. Радуюсь необычным мыслям, удивительным сравнениям. Если бы только вы знали, при каких нелепых обстоятельствах они приходят мне в голову и что послужило тому причиной.

Судорожно настучав 2 страницы тезисов, которые выкристаллизировались из размышлений в последние месяцы, подхожу к окну. Там солнце вовсю светит, люди с сумками по улицам идут и так хорошо. Оттого, что есть у меня радость уж какого-нибудь творчества, оттого, что ещё живу и, пожалуй, долго ещё буду. Что я необычный человек, что я расскажу многим пытливым студентам кучу интересных вещей. Что впереди столько непросмотренных фильмов, непрочитанных книг, как я буду критиковать Канта с Гегелем, как мне будет хорошо в моём затворническом одиночестве. Стою, вцепившись в ручку балконной двери, и плачу, судорожно повторяя про себя «хорошо, как хорошо...»

Скажи, что сегодня необычный день, правда ведь? Всё как будто во сне или кино.

Хожу по квартире как идиот неприкаянный и не знаю чем заняться. Когда сестра, полная покупок, заходит домой, я выхватываю у неё пакеты, тащу их на кухню и начинаю выгружать. При этом каждую вещь беру в руку, высоко поднимаю и торжественно комментирую: «Сок! Кефир! Хлеб! Кетчуп! Маслице!»

Потом всё равно ходит по квартире в этих дурацких трико, заглядывает в комнаты. Когда в очередной раз просовывает голову в родительскую спальню, мама ему вдруг так дружелюбно: «Что тебе надобно, старичок-паучок?» Тогда я захожу в их комнату и начинаю щупать одеяло лежащего папы.

– Ну как, теплое одеяло? из верблюжьей шерсти, говоришь? – и в таком духе.

– Чего это ты, чего надо-то? – начинает беспокоиться он.

– Одеяло это я, пожалуй, у тебя заберу, – вслух рассуждаю я, пытаясь сдержать свой смех...

– Ты чего, ворчишь, ворчунчик-паучок.

9 марта 2004 г.

Убежал из дома, чтобы не мыть посуду. Пили вино «Шёпот царицы». Подарила разорванную, а потом снова склеенную, таким образом, постмодернистскую открытку, с мишками, милую. Если я буду писать последнюю записку, то только тебе. А я в подарках больше всего не люблю то, что их нужно искать, выбирать, покупать... Это как раз тот случай, где трогательнейшее так тесно увязано с пошлейшим.

А если, мотаясь по городу, долго не можешь найти подходящий, значит тот, кому дарят – вредный.

И чем ближе человек, тем обязательнее подарок.

Например, прийти в гости, напокупать всякой вкуснятины.

– А зачем ты это взял, ты что?! Ты посмотри, ведь не по ГОСТу же, какие тут консерванты, красители, и то ещё не все, наверное, написаны. Фольга же в этой жидкости растворяется! Я понимаю, конечно, что сам ты воду из-под крана пьёшь, но... А это что? Ох, ну зачем же...

– Да я не знал, честное слово, ну давай выкинем, я ведь не разбираюсь в этом, я прям сейчас...

Ты мне никогда не даришь подарков. Ну, конечно, ведь ты так далёк от этой мелочной суеты. А как же вспоминать, если нет повода, если от тебя ничего не останется, ничего милого. Между тем, всякие придурки... Вот, например, мишка-брелок, смотри какой маленький и аккуратненький, он и сам весь тряпочный, не только тельняшка. Я, когда после работы стою на остановке, всегда его нащупываю в кармане и глажу там. Ты никогда меня и с праздниками не поздравляешь. За это я тебя иногда не люблю совсем, вот.

Она нехотя толкает пальцем пачку сигарет на столе. «Курение вредит вашему здоровью», – неслышно читают её губы.

Читала, говоришь, малышу сказки разными голосами, задавала странные вопросы: живой ли, а зачем живёшь и др. На Кая похож из мультфильма «Снежная королева».

Сосала леденцовую конфету, вспоминала тебя, да так и заснула с ней во рту...

Сон снился, будто ты, как всегда, сидишь в своей душной комнате, что-то делаешь за своим компьютером, а я подхожу сзади и кладу свои руки тебе на плечи, от чего ты резко вздрагиваешь, но когда понимаешь, что это я, успокаиваешься и глубоко вздыхаешь... Да, ещё у тебя ногти на руках были накрашены в какой-то морковный цвет.

Это всё правильно, конечно, но ничего не значит, ведь навряд ли ты забудешь меня.

И вправду, в жизни, оказывается, запоминаешь все мелочи и помнишь потом всю жизнь...

Я печальным не бываю, веселюсь и напеваю: парам-пам-пам.

Никто не знает, что пепельница, полная вчерашних выкуренных мыслей, пахнет проросшим картофелем, начинающим гнить.

Мне нравится, когда ты заводишь разговор о чём-нибудь нестерпимо грустном. Мы с тобой не по годам презираем старших обывателей. Какая мне судьба? Приходить в перерывах между лекциями в университетский туалет и задумчиво смотреть на унитаз? Я издохну, а из тебя получится великолепная старушка, что, шаркая ногами, выходит по утрам покормить голубей в староветхом своём шушуне. А пока мы накупили много алкоголя, забурились в подъезд попаршивей, где я, с сигаретой в одной руке, а другую засунув в штаны, расхаживаю туда-сюда по окуркам и плевкам и доверительным тоном изрекаю невесёлые максимы. А ты с пластмассовым стаканчиком пива в руке, не в силах сдерживать смешки, в точности повторяешь сзади меня все мои эволюции и рычишь иногда: «Их-х-ти-ик». Но я уже начинаю чаще поглядывать в темноту окна города и цокать языком.

– А можешь повторить урчание в моём животе? – резко обернувшись, ухмыляюсь я.

– Да, я вообще хочу быть похожей на тебя.

– Ты должна выглядеть так, чтобы тебя все хотели. Нежелание женщин называть свой возраст – это и есть боязнь, что их больше не захотят или захотят меньше... И в руках у тебя не должно быть ничего лишнего... Девушка может уехать из деревни, но деревня из девушки – никогда!

Потом, на прощание, ты нагло и безапелляционно расстёгиваешь мою шубу, откидываешь толстый шарф, и, зарывшись, шумно вдыхаешь там моё тепло и неизвестно что бубнишь, всё крепче и крепче прижимаясь ко мне. «И-и, касатка!» – нежно похлопываю я тебя по спине.

Она говорит: «Хочешь я поставлю тебе одну песню, популярную в том городе, где я когда-то жила?». После прослушивания она спрашивает: «Ну как?». Я говорю, что «это ведь тюремный шансон, вроде?». «Наверно», – отвечает она и, видимо, жалеет, что дала мне послушать. Я улыбаюсь и говорю, что «в тебе, наверное, тоже есть что-то бандитское, а?» и подмигиваю ей, приглашая к сближению.

А вот другая иностранная красивая песня. А ты не ищи перевода слов, не нужно их знать. Мы сами придумаем им смысл, свой. Шея твоя пахнет пилорамой, то есть опилками.

С ней, раздевшись и прижимаясь к её юной груди, чувствую себя как на приёме у хирурга или уролога конвеерно-безразличного, когда тебе велят раздеться, и пока осматривают твои половые органы, ты непременно чувствуешь какую-то непонятную вину и, покрываясь гусиной кожей, дрожишь от холода: носки внутрь, пятки – врозь...

Проснуться среди ночи от позывов боли в животе, вслушиваться в бормотание бармалеев в трубах, напрягаться мучительно. Снова засыпать, гадая, а проспался ли ты вообще, были ли твердеющие соски от холода кафеля под ногами, был ли тот, кто дал тебе почувствовать всё это?

Я так люблю смотреть репортажи с мест «трагедий»: на эти растерянные лица извлечённых из-под завала казино или супермаркета, где провалилась крыша; толстяк, у которого угнали самый дорогой в его городе автомобиль и проч. в таком пролетарском духе. Единственная достойная новость, которую я когда-либо слышал от людей, заключалась в том, что через пару лет, в такой-то день и в такой-то час, планета Земля столкнётся с неким гигантским астероидом (размер: 100х100 м.; скорость: 500 миль/час.), что и будет являться Концом Света.

Кстати, видел сегодня на улице обычного парня в шляпе Наполеона, серьёзно. ...

И что же я делаю. Сижу вяло за компутером и невнимательно рассматриваю анкеты-аватарки уфимских девушек в одной из многочисленных виртуальных служб знакомств. Задавал в поиске, кто не спит сейчас в моем городе. Писал им всякую дребедень, по возможности – обидную. Бесконечное количество девушек, с нетерпением ждущих писем от приятных незнакомцев, вроде меня. Экстравагантность только приветствуется!

(Лексика, синтаксис и орфография авторские).

Продолжение следует…