Салават. Исповедь. Часть двадцать первая

А на следующий день я пришел на работу в 9, вызвав бедного водителя рано утром, и сел в кресло. Все перипетии предыдущего дня постепенно улеглись. Все порядком устали от «революционной ситуации», и у меня было время обдумать произошедшее.

В первые мои дни работы я слушал, смотрел, что из себя представляет аппарат Союза композиторов и не знал, с чего начать свою деятельность. Я знал работу аппарата по творческим отчетам – концертам, фестивалям, юбилейным вечерам, по закупочной комиссии. А что там внутри и как распределяются обязанности, как руководить людьми, кому сколько платить, как вести хозяйство (помещение, аппаратура, мебель, компьютеры и т. д.), я не знал. А самое главное, нужно было налаживать новые отношения с прежними людьми. Это было очень непросто. Те, кто остался в аппарате, меня спросили: «Нам писать заявление об уходе?» Я никому не сказал «Да».

Так и остались при СК Розалия бухгалтером, Раиль заместителем по хозяйственным вопросам и водителем, а Гузель Ахтариева ответственным секретарем. Остальные должности совмещались, в этом плане Рустем Нариманович правильно поступал, чтобы у людей были хоть какие-то деньги.

Начал вникать в хозяйственные и финансовые дела. Некоторый опыт у меня был, хотя сведущим себя никогда не считал. Розалия была не профессиональным бухгалтером, она закончила только курсы, поэтому всех тонкостей не знала. Раиль тоже достаточно непрактичный человек. Гузель же пришла по договоренности с Сабитовым на условиях, которые устраивали ее. Она имела творческий день, плюс имела два выходных в субботу и воскресенье, поэтому получалось, что на работе она была только 4 дня. А мне, особенно на первых порах, секретарь нужен был постоянно. Кроме того, в СК у нас были арендаторы, занимавшиеся установкой окон. Они платили очень мало, и в финансовом плане нас не выручали.

Конечно, в первое время те, кто был недоволен моим избранием, не приходили в Союз и не поддерживали меня даже чисто дипломатически. Но были и люди, что помогали, советовали. У меня был опыт руководства центром «Салават», так что минимальных знаний в плане работы с людьми для начала хватало. Финансовые же вопросы встали сразу. Обнаружилось, что мы должны много денег за коммерческие услуги, за телефон. Мы должны были выдавать зарплату, формировать бюджет. Этого я не умел, и первоочередные задачи решал интуитивно.

Мне нужны были рычаги, через которые можно решать вопросы Союза – надо было познакомиться с министром культуры, его заместителями, с бухгалтерами и командой Министерства финансов. Не секрет, что все документы, необходимые для финансирования, готовят замы и специалисты, поэтому с ними нужно было выстраивать отношения. И тут рядом со мной оказалось много людей, которые направляли меня в нужное русло и могли сказать – куда идти, как с кем разговаривать, что делать. Но у меня был и свой плюс, что меня знали по имени. Я всегда представлялся: «Салават Низаметдинов. Союз композиторов», и когда меня узнавали, то вопросы, как правило, решались быстро.

Внутри Союза, конечно, ощущалось противостояние, недовольство. В журнале «Музыкальное обозрение» Устинов, друг Рустема Наримановича, дал сообщение о переизбрании с такой фразой: «Не нашлось лучшей кандидатуры, чем незрячий человек».

В мае нас пригласили на секретариат СК. Поехали мы за свой счет, вместе с Хасаншиным. На первом заседании мне предоставили слово. Я говорил о перспективах и задачах нашей организации, о том, что не собираюсь менять курс и отказываться от традиций, заложенных моими предшественниками. Для собравшихся я не был новичком, меня знали Казенин, Щедрин, Саульский, мне посчастливилось встречаться с Тухмановым, Гладковым, Крылатовым. И в целом, встретили меня по-доброму, по-человечески. И конечно, потому что меня знали по моей музыке. К тому времени у меня был внушительный список произведений, за плечами были лауреатства в конкурсах, я имел звание заслуженного деятеля искусств России и Башкортостана. Но все-таки это было необычно – четвертая в России организация по количеству членов, и председатель незрячий.

Но вдруг встал Устинов и сказал, что слышал о закрытии конкурса имени Наримана Сабитова. Я возмутился и ответил, что запретов никаких нет. Конкурс имеет свои традиции, своих поклонников, и что запрещать его, тем более на уровне СК, никто не собирается. Но, похоже, Устинова я не убедил.

В апреле-мае я задумал провести фестиваль. Он бывал и раньше, и назывался «Наследие». Целью было оживление концертной деятельности в Союзе композиторов. Но не могу сказать, что все получилось так, как задумал. Открытие и закрытие я сделал в оперном театре. Мою идею поддержал Камалов. Должно было состояться 3 симфонических концерта, камерный и детский концерты. Я не думал, что это нужно было планировать раньше. И на первом же концерте мы прокололись. Надо было не только готовить концерт, но прежде всего, позаботиться об аудитории. Я же этот вопрос не проработал. В результате я слышал громкий хохот кучки композиторов, которые веселились над количеством зрителей в зале. Но официальные структуры меня поддержали, и руководство на концерте присутствовало.

В августе я провел первое самостоятельное собрание в СК. Там прозвучала критика в адрес фестиваля «Наследие». Выступал Касимов:

– У нас демократическое общество, и никому не возбраняется высказывать свое мнение. Я предлагаю созвать внеочередное собрание и выразить недоверие Низаметдинову в его работе. Не делается ничего, но его лицо мелькает на экранах. Это показная работа.

Мне, конечно, стало не по себе. Это был удар ниже пояса, тем более, что Рафаэль Габдулхаевич был у меня в правлении. Он не подумал, что я за несколько месяцев еще не успел показать все, что задумал. Я только начинал входить в курс дела, и стремления мои были чисты. Позже ко мне подходили люди, даже не из числа моих сторонников и говорили, что они так не думают, и чтобы я спокойно работал.

Когда идет противодействие, оно вызывает ответную реакцию. Со школьных лет, если меня бьют, я тоже отвечу, если не промахнусь. И здесь я почувствовал, что пора показывать зубы. Я знал, что идет агрессия, и меня пытаются сбить с рабочего ритма. Я начал предпринимать ответные меры. И я нашел: долги, непрофессиональную бухгалтерию, неправильную аренду. И стал задавать вопросы в ответ на обвинения. Если за 15 лет были недостатки и мы как-то с ними жили, то что можно сделать за несколько месяцев?

Как бы то ни было, но фестиваль состоялся, и принес свои плоды. На концертах прозвучала музыка почти всех композиторов. Естественно, все увидели, что я никого не зажимаю, и отношение стало получше. Стали закупаться произведения. В начале 2006 года, после рождественских каникул, я пригласил ревизора для оценки финансового состояния СК. И стал обращаться за помощью, потому что надо было закрывать долги. Нужно было выбирать из двух зол – или ты проводишь концерты и юбилеи, или ты вовремя оплачиваешь коммунальные услуги. И я решил, что всегда буду выбирать первое.

Когда я почувствовал, что официальные власти ко мне благоволят, я стал просить дополнительную помощь на творческие вечера. В 2006 году мы провели вечер композитора Нура Даутова с участием симфонического оркестра и капеллы, 50 лет Рустема Сабитова мы тоже хорошо организовали. Я его состояние теперь хорошо понимаю. У него даже появилась симфоническая поэма «Отчаянье».

Мы начали работу по приему новых членов в СК. Мы выдвинули на звание узнаваемых композиторов. Первым оформили документы на Нура Даутова, а вторым – Рустема Наримановича. Многие мне говорили, что это нас с Сабитовым не помирит все равно, поэтому и стараться нечего. Я же на это отвечал: «Даже один хороший поступок я буду всегда помнить и поддержу его. Наверное, когда он был председателем, поскромничал, и не подавал себе на звание. Мне же ничего не мешает помочь ему получить заслуженное». При мне он, слава Богу, получил звание заслуженного деятеля искусств России. В дальнейшем он у нас работал в закупочной комиссии, и его мнение я всегда очень ценил.

Общественная жизнь республики без нашего участия также не оставалась. Это и балет «Аркаим» Лейлы Исмагиловой, который имел шумный успех. Прошли все юбилеи, о которых заявляли композиторы. Я же начал учиться, как просить деньги и как их тратить, я налаживал отношения с людьми, от которых зависела жизнь СК, знал всех по именам-отчествам. И научился говорить спокойно и медленно, как будто я руководил СК уже 50 лет.

Глава 20. «Наки», или Как я перестал быть председателем

Интермедия

После приходит осознание того, что ты живёшь именно так, как должен жить именно сейчас. После стольких жизненных коллизий, перипетий, начинаю испытывать больше удовольствия от того, что живу. И пришло это чувство после того, как моя младшая дочка пошла в первый класс. В душе проснулась щемящая радость от того, что это маленький человечек прошёл первый этап своей жизни. Чувствуешь себя творцом, который дал возможность этому существу появиться на свет, познавать мир, быть здоровым, физически крепким и пытливым ребёнком. И осознание того, что ты к этому причастен, делает тебя счастливым.

Иногда задумываюсь: «А на кой чёрт все эти оперы, переживания? Создаёшь произведение за месяц, два, год… А тут ты постоянно корректируешь, охраняешь, подправляешь. И ребёнок – на всю жизнь! Это останется. И будет тебя вспоминать».

Когда другие говорят о моей Лейсян: «Ну всё, вылитый Салават!» – это и есть смысл жизни. Благодаря Господу, я прошёл путь, который вывел меня на светлую дорогу, омытую «летним дождём»*.

 В 2006 году мы начали проводить всевозможные мероприятия, авторские вечера, и главным приоритетом для меня были творческие отчеты, на которых раскрывался весь потенциал композиторов. Хотя признаю, что в смысле музыковедческой поддержки дело было поставлено плохо. Учитывая расходы концертные и хозяйственные, уходило все, и мы даже месяца три сидели без зарплаты в ожидании выделения бюджета. Это не только наша проблема. Для общественных организаций это неизбежно – денег не хватает катастрофически. Мои бухгалтер, секретарь и заместитель ушли.

Замена аппарата произошла из-за того, что мы за эти месяцы поняли, что не сработаемся. Мне нужен был очень опытный бухгалтер для грамотных маневров в рамках закона, чтобы максимально сэкономить средства и провести больше мероприятий. Основная часть композиторов не понимала роли аппарата. Я же сформировал новый аппарат.

Пришел очень хороший водитель, Олег Александрович Князев, ответственным секретарем я пригласил Олега, очень умного человека, автора около 90 научных трудов, который хорошо умел общаться с прессой. Он и создавал идеологическую базу, по которой должен работать СК. Он занимался компьютерным обеспечением, у нас появились новые планы и идеи в связи с этим. Мы задумали создать музыкальные и информационные базы по каждому композитору, чтобы через Интернет можно было познакомиться с творчеством наших авторов. Мы планировали создать фонотеку для школ, училищ и институтов для изучения башкирской музыки, потому что системы как таковой в этой форме деятельности не было.

Мы провели юбилей Евгении Романовны Скурко. Несмотря на то, что это происходило в выходные, смогли сопровождать гостей (приехала Елена Борисовна Долинская). Провели авторский вечер Рафаила Касимова, оплатили концерт. Но это все проводилось в плановом порядке, поскольку люди, состоящие в СК, естественно, этого заслуживали.

Серьезные вопросы встали по секции музыковедения. Если произведения композиторов звучат, и закупочная комиссия их принимает к оплате, то так же нужно поступать и с трудами музыковедов. На это нужна часть гонорарного фонда. Это проблема достаточно серьезная, потому что там, где оплачивается труд, все должно быть максимально честно и справедливо. Бывали случаи, когда практически одна и та же музыка продавалась дважды – сначала в виде симфонической поэмы, а затем как балет. При той благоприятной обстановке, что складывается в республике по отношению к творческим организациям, думаю, к этому вопросу нужно подходить более тщательно.

_______

* Лейсян – в переводе с башкирского – «летний дождь».