Салават. Исповедь. Часть пятнадцатая

«Черные воды» – это не только первая опера. Забегая вперед, скажу, что сейчас я вижу явные промахи в создании «Черных вод». Но они для меня были и очень хорошим поводом познакомиться и пообщаться с моим великим современником – Мустаем Каримом.

Мустафа Сафич знал меня, оказывается, давно по моим песням, и мы бывали вместе на одних мероприятиях. Но в связи с «Черными водами» Рифкат Абдуллович Валиуллин привлек писателя к постановке, и мы познакомились поближе с Мустафой Сафичем.

На то время он был самым лучшим писателем и поэтом в нашей республике и одним из ведущих авторов СССР. Выражаясь современным слэнгом, он был раскрученный человек – фронтовик, коммунист. Кстати, когда в конце девяностых коммунистическая партия потеряла свои лидерские позиции, он остался ей верен, не изменил своим принципам. И это тоже было для меня показательно. Не говорю, что правильно, но показательно.

Ему досталось многое – супруга Рауза-апай долго болела. Он сам, его дети Ильгиз и Альфия были с ней рядом до конца ее жизни, что достойно восхищения.

Произведения Мустафы Сафича я знал, а поэма «Черные воды» была подсказана Ренардом Хантимировым. Но при встрече с Мустафой Сафичем я интуитивно понял, что передо мной великий современник, и общение с ним – большое счастье и честь для меня.

И сразу вспомнилась картина из детства. Как-то нас повели в Башкирский драматический театр, где я и посмотрел пьесу Мустая Карима «В ночь лунного затмения». Дивану играл Шамиль-агай Рахматуллин, а Байбису – Гюлли Мубарякова. Спектакль тогда, видимо, глубоко запал мне в душу. В аспирантуре, когда я планировал дипломную работу со своим руководителем Литинским, я вспомнил о «Ночи», но меня исключили, и тема отошла на второй план.

Когда же я вернулся к произведениям Мустафы Сафича на новом витке своей жизни, мне многое подсказал сам Карим. В общении с ним я понял, что он блестяще знал мировую и отечественную литературу, акцентировал мое внимание на разных моментах – как нужно коммуницировать с людьми. Он по-настоящему стремился мне помочь, учил меня, как сына, как младшего коллегу, и всегда рекомендовал меня как хорошего композитора. Когда в 1990-м году снимался фильм «Белые мгновения» о моей жизни и творчестве, он сказал несколько хороших слов обо мне и моем будущем. Это было напутствием, благословением. Это словно знак человека, прошедшего все в жизни, человека гораздо мудрее меня, который дал мне один очень важный совет – идти своим путем и не изменять установленным собой принципам.

В 1989 году оперу поставили и через три спектакля сняли. Сначала я думал, что это несправедливо, и что я не заслужил такого отношения к себе со стороны театра. Но потом понял, что это было правильное решение. Во-первых, у спектакля не было «пары». Он шел час и десять минут, а это для оперного вечера мало. Были и более серьезные просчеты. Первый заключался в том, что я совершенно не знал и не учитывал сценической драматургии. А второй – в том, что театр надо знать и изучать не только снаружи, со стороны, но и изнутри: больше бывать за кулисами, дружить с артистами. Артистов вообще нужно знать от и до, чтобы представлять, для кого именно ты пишешь ту или иную роль, нужно знать и мужской, и женский состав. С дирижером и режиссером нужны личные взаимоотношения, чтобы найти единомышленников и вместе создать что-то стоящее. Это я интуитивно «вычислил» для себя  и ждал момента, когда смотрю приступить к созданию следующей оперы.

Мустай Карим открыл, показал мне дорогу в оперный театр и благословил на свершения. Он часто упоминал о том, что работа над каждым произведением важна и значима, даже если это не совсем удачный опыт. Работа всегда идет в плюс, даже если получилось не очень удачно. Если же произведение состоялось, оно стоит всех неудач и перешагнет пределы республики и времени твоей жизни. Я считаю главным уроком «Черных вод» то, что я осознал, что мало знаю про оперу и мне есть чему учиться. Надо читать литературу, изучать классику, работать и работать. Но одновременно я понял, что у меня получится и когда-нибудь я смогу написать оперу!

Глава 15. «Белые мгновенья»

Интермедия

Передо мной была назначена встреча с женщиной-композитором. Она пришла, похоже, не за протекцией – ей нужно было услышать мнение автора песен. Она показывала ему фрагменты своих записей, и Салават комментировал по ходу разные стороны музыкального языка, аранжировки, гармонических оборотов, исполнительских приемов…

Ситуация выглядела довольно забавно, учитывая то, что женщина была постарше и в ученицы явно не годилась. Салават действительно вслушивался в эти песни, словно врач, осматривающий пациента. Он делал замечания, подхваливал и поругивал, шутил и советовал. А меня посетила в этот момент мысль о том, что он НЕ ЛЕНИЛСЯ! С чего бы это ему возиться с сочинениями любителя? Мог бы сказать пару лестных фраз для «отмазки» или, наоборот, «зарезать» на корню творческий поток, пролившийся на него этим летним утром. А нет, он возится с каждой песней, ковыряется в форме и чистит текст, как будто это организм, в котором нужно вправить что-то на место, и все заработает так, как надо…

Но начал разговор он с неожиданного поворота:

– Грань перейти нельзя. Можно балансировать, но переступить черту – упаси Господь. Ты же, в конечном счете, отвечаешь перед Ним и перед собой. Люди посудачат и перестанут, а ты сам?

В период с 1982 по 1992 год я очень много писал музыки к драматическим спектаклям. Тогда открылись Молодежный театр, Татарский театр «Нур». Я переживал с этими коллективами многие перипетии их становления – отсутствие помещений, наработки репертуара. Для «Нура» написал первые два спектакля, ездил в Казань, много, интересно общался с актерской братией.

А 1987 год был связан с личностью создателя хоровой капеллы в Башкортостане Тагиром Сергеевичем Сайфуллиным. У него был нелегкий период в жизни. Он на время уходил их капеллы, и руководил хором студенток Училища искусств. И он попросил меня написать для этого коллектива что-нибудь специальное, учитывая исполнительский состав из девочек от 16 до 20 лет. И я написал «Пять размышлений» и посвятил это произведение своему другу хормейстеру Сайфуллину. Их и сейчас поют, причем не только в нашей республике, но и в других регионах России.

Другим приоритетным направлением в те годы были песни. Как правило, перед композитором всегда стоит этот выбор – писать музыку «серьезную», для подготовленной публики, или сочинять песни, которые быстрее найдут путь к сердцу широкой аудитории? Я для себя решил так: песенное творчество ценно и нужно, поскольку всегда дойдет до сердец слушателей. Через радио и телевидение они, как сейчас принято говорить, пиарились легче, чем крупные жанры. Передо мной был замечательный пример – Рим Хасанов. Он был суперпопулярный, и у меня были амбиции достичь того же. Я хотел этого ужасно!

И вот когда я уже прилично знал родной язык, Айрат Кубагушев познакомил меня с представителями башкирской интеллигенции – художниками и писателями, и среди них – с Зухрой Кутлугильдиной. Впоследствии оказалось, что это близкая мне поэзия, по-настоящему нежная, тонкая, точная и песенная. Я почувствовал в ее творчестве сходные моим представлениям мысли и чувства. Мне иногда говорят, что она состоялась благодаря моим песням на ее стихи. Если в этом есть доля истины, то я рад.

Зухра не только хорошая поэтесса, но и замечательный человек. Удивительная, терпеливая, она сейчас вместе с мужем Ниязом воспитывает сына Азамата. Мы по жизни не поддерживаем постоянный контакт – то встречаемся, то исчезаем, но всегда знаем, что нас связывают творческие узы, и мы друг друга понимаем.

Тогда я выдал несколько песен. Первая на стихи Зухры «Полевые цветы», и она, к моему удивлению, стала очень популярной. Потом были «Возле берез» на стихи Илембетова, «Люблю тебя» на стихи Урала Киньябулатова, «Посмотри в глаза мои» на стихи Кутлугильдиной, которые башкирские и татарские исполнители поют до сих пор. На «Огоньке» в честь Нового года впервые прозвучала в моем исполнении песня «Белые мгновенья», потом зазвучала «Куз нурым» на стихи Танхылу Карамышевой…

Я стал успешно работать как автор песен, обо мне заговорили, стали приглашать на различные тусовки. Я понял, что музыка серьезная, элитарное искусство и жанр песни должны сосуществовать параллельно в моем творчестве. Чтобы писать музыку для знатоков, надо, чтобы твое имя было у всех «на слуху» и «на устах». Я совершенно четко это понял и принял как руководство к действию.

Помимо этих двух направлений в музыке я вел активную общественную жизнь. Во Всесоюзной организации слепых я возглавил музыкальную секцию, в Союзе композиторов – молодежную. И я много ездил. И так мне это нравилось! И не столько из-за денег, сколько ради рукоплесканий слушателей, ради жажды славы, чтобы меня любили и признавали!

В 1990-м от нас ушел отец. Это случилось в июне, как раз через несколько дней после окончания съемок фильма «Белые мгновенья». Про этот фильм я могу сказать, что приобрел много друзей. Человек, который решился снять фильм обо мне, – Ринат Нуруллин. Он нашел деньги и создал все условия. Игорь Верещака, замечательный звукорежиссер, работал на радио, где мы записали с ним много вещей. Славный, добрейший человек, хороший звукач. Не зря он работает сейчас в Москве. Еще один «подарок» мне от этой работы – Ренард Хантимиров, который был автором сценария. Он всегда в моей жизни появлялся вовремя, за что я ему очень признателен.

Фильм сняли, работа закончилась, и отца не стало.

Мы по жизни с отцом были не самыми дружными. Я не понимал многого, что понимаю сейчас. Жизнь, доставшаяся ему от родителей, не готовила его к таким испытаниям. Он должен был служить в мечети, как отец, а вместо этого ему пришлось быть и сыном раскулаченных родителей, и терпеть ограничения, связанные с этим. Когда вышел указ о том, что сын за отца не отвечает, он фактически отказался от родственников и пошел на фронт. На войне научился пить, потому что в атаку невозможно было идти трезвым. Он с ужасом рассказывал о том, что и с нашей стороны, и с немецкой, водка была спасением от животного страха в таких нечеловеческих условиях. А когда он пришел с войны, его еще и в тюрьму посадили.

При всех сложных отношениях с отцом, я отдаю себе отчет в том, что ему удалось вырастить нас, большую семью, за что я ему очень благодарен. Мы росли, четверо братьев и четыре сестры в супернищете, когда в доме порой не было денег даже на хлеб, не говоря о других продуктах. Не было дня, чтобы мы не испытывали в чем-то нужду. Никогда у нас не было возможности нормально заниматься, учить уроки. Но, тем не менее, нам всем дали возможность получить образование (среднее есть у всех), мы все получили профессии и стали работать по специальности. У нас не работать – это считалось позором, об этом и речи быть не могло. Благодаря отцу и матери в нас всех есть незримая черта, через которую мы не переступали, что бы ни происходило. Мы всегда боролись и тянулись к лучшему. Все ребята на производстве были не последними.

Я знаю многие семьи, где детей было меньше, но в них не вырастили родители стремление сделать как лучше. Пусть порой у нас не было трех копеек на газировку, как у других ребят, но это научило нас ценить то малое, что дает нам жизнь и принимать большое с благодарностью. Мы все состоялись, у каждого есть семьи. И мы, начиная с 1991 года, завели традицию встречаться, вспоминать родителей, старших сестру и брата. Мы поминаем молитвой и вспоминаем не только их, но и наших соседей, всех, кто жил с нами по соседству, друзей. Другая традиция – это знакомить наших детей. Хотят – не хотят, это не вопрос. Они присутствуют на поминках и наша задача, чтобы они по жизни помогали друг другу и были вместе и в хорошие мгновения.

Продолжение следует…