Валиулла-бабай из Зильдярова. Часть третья

 9. Слово-оберег

Следует, видимо, уточнить: в деревне Валиуллу-бабая все называли Минивали-бабай. «Мини» при этом не означает нечто маленькое, крошечное, минимальное! На деревне это слово понимают как ОБЕРЕГ. Считается, что в качестве приставки к основному имени оно бережет от сглаза и отгоняет болезни. Даже излечивает страждущих! Мы, конечно, не знаем, когда к имени картатая добавили важную для жизни и выживания приставку, но ситуаций, когда он сильно в обереге нуждался, у него по жизни было, конечно, не счесть!

Медресе. Второй год обучения. Процесс поставлен жестко. Телесное наказание в порядке вещей. Озорничать отроки и не помышляют! Только природа берет свое, и бывают мгновения, когда и им хочется вдохнуть полной грудью, а не зубрить, затаив дыхание и опустив глаза к долу. Шустрый Валиулла как-то раз немного отклоняется от заведенного сурового режима обучения и получает от учителя тяжелой линейкой по голове. Рана длиной сантиметров пятнадцать, глубокая! Почти скальпировали. Спасли чудом… Шрам остался. Учеба в медресе на этом закончилась! Если дед по жизни еще почерпнул какие-то знания, то уже только самостоятельно. Выручала природная сметка, сообразительность, способность хватать знания на лету. Перенимать у добрых тружеников хорошие умения и навыки.

Иногда деду везло. Вернулся с войны. Живой, здоровый! Снова избрали председателем колхоза. Сгодился для дела, хотя и помнил народ, как он в начале колхозных времен с кнутом в руках выгонял начинающих колхозников на рассвете на общественные полевые работы. Был способен преодолеть любое сопротивление! И кнутом, и пряником… Но после войны Минивали-абзый председательствовал недолго. Пожалел как-то вдову, у которой пятеро детей уже на ногах не держались от голода, и выдал ей из общественных запасов два ведра зерна. Ну, хоть мучную болтушку с травой им сварить раз в день! Донесли. Арестовали. Продержали в тюрьме в Киргиз-Мияках, в райцентре, недолго. Отпустили быстро, сочли не особенно опасным. Тюрьма тогда находилась в здании, где позднее устроили кинотеатр «Урожай». Там в детстве мы смотрели даже «Колдунью» с Мариной Влади и «Павла Корчагина» с Василием Лановым. А сколько слез я пролила подростком на двухсерийных индийских мелодрамах! Платье на впечатлительной отроковице иной раз было такое мокрое от слез, что хоть отжимай!

Нет худа без добра! Освобожденный от ответственной должности дед-коммунист переквалифицировался в пчеловоды. Вот где воля! Раздолье! Отвечаешь только за себя, а пчелки делают свое дело по законам Природы! Что колхозная пасека, что своя – пчелы все лето трудятся без передышки, и творят драгоценный дар Божий – МЕД и все ему сопутствующее. Минивали-абзый попал в свою стихию, и вряд ли архивная статистика отражает, сколько тонн меда произвели под его присмотром пчелки за многие годы его служения на пасеке. Только один из внуков, сын дочери Саимы, Ильдар Аглиуллин, унаследовал дедушкин дар пчеловода и продолжает его дело на своей семейной пасеке. Выпускник Уфимского сельскохозяйственного института. В Башкортостане пчеловодство – дело почетное и имеет многовековую историю и традиции. Будь благословен целебный МЕД – сей дар Аллаха, и мирные люди, которые служат его настоящему и будущему!

10. Полковник и корова

Говорить о минувшей войне Вали-картатай не любил, как и большинство воевавших. Было у него с полдюжины медалей и орден вроде. Лишь иногда всплывали в разговорах отдельные эпизоды, в которых он сам находил нечто занятное, чаще даже смешное. Неисповедимы пути Господни, как говорится! Ну, разве можно было себе представить, что крестьянская закваска Валиуллы Давлетшина и его умение обращаться с домашним скотом пригодятся на фронте? Только вообразите: линия фронта, осень, холод, слякоть, походная кухня не всегда успевает за продвижением войск. Благо, если есть сухой паек и фронтовые сто грамм… Жить-то хочется!

А у Полковника язва открылась. Он знал все ее симптомы еще до войны. И знал причины этой язвы. В полковники его произвели как раз перед началом войны. В предвоенные годы внезапно стали исчезать его боевые товарищи – выше по званию, майоры быстро становились подполковниками, а последние полковниками. Вопросов не задавали. Молча служили дальше.

Шел четвертый год боев, 1944-й. На больничный с фронта не уйдешь! В одной деревне Полковник купил корову… Приказал ординарцу, почти шепотом от слабости, найти среди бойцов мужика, который бы мог следовать за ним вместе с коровой, кормить-поить ее, доить! И помогать Полковнику заживлять язву простым деревенским способом. Нашли. Крестьянина-татарина, Давлетшина Валиуллу. Задачу он понял сразу и приступил к делу.

Привязанная к дереву, понуро стоявшая корова встрепенулась, когда ей поднесли сена и поставили рядом ведро с водой. И доить ее уже давно было пора! Засучив рукава, боец основательно вымыл руки, словно к хирургической операции готовился. Также тщательно вымыл корове вымя. Продукт для лечения и питания должен быть чистый! Животное испытало долгожданное облегчение. И пошло-поехало! При любой возможности, в затишье или не очень, Валиулла приносил Полковнику баночку молока, чаще даже тепленького… На чем грел? Или сразу после дойки? Парное? Ежедневно! И несколько раз! Иной раз умудрялся снять с отстоявшего молока сливки и сдабривал ими кашу полковника или делал для него чай с молоком, как в татарской деревне. Все сокрушался, что нет возможности заправить молоко ложечкой меда… Ординарец тоже всячески содействовал борьбе с язвой. Где-то всегда находили корм для коровы. Полковник безропотно принимал лечение «народным методом», и через месяц-полтора ему явно полегчало. Все участники процесса очень надеялись, что язва затянется. Прошли с боями осень и зиму. Полковник командовал. Голос окреп. И сам вроде в целом тоже. С коровой продвигались около полугода, а потом оставили ее в крестьянском хозяйстве в белорусской деревне.

Армия наступала в сторону Кенигсберга, и в апреле 1945 года город был взят. До Великой Победы оставались считанные дни. В Восточной Пруссии дед каким-то образом оказался владельцем трофейной лисьей шубы! Для нашего человека с уральской глубинки это было НЕЧТО. И выбросить жалко, и домой после Победы тащить за тысячи километров просто нелепо даже! Дед взял да и поменял у местных бюргеров шубу на ящик шнапса. Пригодился, чтобы отметить с однополчанами День Победы. Об этом эпизоде Вали-картатай, посмеиваясь, сам рассказал Марату.

11. По фамилии трапезников

А еще была у Валиуллы младшая сестра Рафига, синеглазая писаная красавица и охотница до учебы. Вышла замуж за образованного человека, партработника, который увез ее в город Стерлитамак, второй по величине и значимости город Башкортостана. Растили двоих детей, мальчика и девочку, но Рафига, член партии, тоже работала. Выбрали ее председателем женсовета. Все шло замечательно до 1937 года, когда однажды ночью увезли ее мужа в черном воронке, а ей пригрозили:

– Жди! Скоро и за тобой приедем!

Рафига (русские называли ее почему-то Леной) не стала долго думать. Собрала нехитрые пожитки для себя и детей в пару узелков, сожгла все имеющиеся документы и побрела с детьми в сторону городской окраины, где по весне цыгане разбили свой табор. Знала, что студеные уральские зимы не для них, и они откочевывают на зиму в южные края. В Среднюю Азию, например. Так что путь был один – с цыганами – в степь, в пустыню, на волю, лишь бы не в тюрьму и не в лагеря.

Так и попала она сначала в Узбекистан, а потом и в Туркменистан. Ох, нелегкие это были пути-дороги! Сыночек, еще маленький, простудился и заболел воспалением легких. Похоронила его где-то в чужой стороне. Как раз тогда к Рафиге прикипел красавец-цыган. По фамилии Трапезников. Она же еще молодая совсем была. А цыган еще моложе. Кровь кипит! Родила от него сыночка. Пятилетняя дочка братика помогала нянчить, полюбила его. Рафига понимала, что нужно было как-то оторваться от кочевого образа жизни, отдать сыночка в нормальную школу. И дочь-подростка не оставить без всякого образования.

Осели в Туркменистане. Дочери еще и 17 не исполнилось, как посватался к ней серьезный туркменский жених. Семья состоятельная. Мусульмане. Нашлось в просторном доме зятя место и для Рафиги с сыночком. Своей-то крыши у них не было. Годами все по чужим углам жили.

У дочери один за другим появились пятеро детей. Первый ребенок – девочка ангельской красоты. Рафига нянчила внуков, помогала по хозяйству. Тем временем подрастал и ее сыночек по фамилии Трапезников. Цыганенок души не чаял в первой племяннице, с рук ее не спускал! Росли рядом, играли вместе. Привык о ней заботиться, был нежен и ласков… Вошел в подростковую фазу, выучился в сельском ПТУ на электрика. На этом идиллия закончилась! Дочь Рафиги заметила у подростков неподобающие для дяди и племянницы проявления нежных чувств. Встревожилась не на шутку! Пригляделась повнимательнее… Да, пора было бить тревогу! Но без шума, аккуратно. Состоялся трудный разговор между Рафигой и ее дочерью. Дочь настаивала, чтобы мать увезла сына как можно дальше от ее семьи. Защищала свое гнездо и своего ребенка. Понять можно.

Так Рафига с сыном-цыганенком оказались в глинобитной мазанке в пригородном совхозе под Ташкентом. Жили бедно, с трудом сводили концы с концами. Благо, она была замечательная рукодельница. Пряла верблюжью шерсть для людей и для себя. Много вязала на продажу. Отношения с взрослеющим сыном складывались трудно. Он как с цепи сорвался – грубил, выпивал, винил мать во всех своих неудачах по жизни. Работал в этом совхозе электриком, женился. Шли годы. И вдруг…

В это лето, 37 лет спустя после побега Рафиги с цыганским табором в 1937 году, ее отыскал наш отец, Давлетшин Булат Вали-улы! Через каких-то знакомых, у которых в Узбекистане были родственники. Они нашли адрес Рафиги и передали его нашему отцу. Папа с мамой собрались и во время очередного отпуска отправились поездом в Узбекистан.

В Средней Азии много выходцев из наших краев. Бежали в «Ташкент – город хлебный» в разное время по разным причинам: от революции, от белых и красных, от раскулачивания (у татарина в хозяйстве всегда была хоть одна лошадка), от презрения односельчан из-за того, что попал в плен во время войны (предатель!). За основным беглецом, если он благополучно устраивался на новом месте, подтягивалась кое-какая родня…

Я же с ташкентскими татарами познакомилась в БАНЕ! Училась в этом славном городе в аспирантуре в 1988-89 годы. В январе в общежитии института стало очень холодно. Решила прогреться в баньке. На верхней полке парилки и слева, и справа от меня сидели татарские тетки и бабушки и переговаривались на моем родном языке. И говор как у нас в Мияках! Поддержала в какой-то удобный момент беседу. Перезнакомились. Меня тут же стали приглашать в гости! Записали адреса, телефоны. Несколько раз сходила по приглашению в две семьи. Одинокие интеллигентные женщины, слегка за пятьдесят, зубной врач и радиоинженер. Мужья рано ушли из жизни. Дети взрослые уже. Приятно же после общежития оказаться в почти родной семейной обстановке! В уютном доме с татарским укладом жизни! Через несколько встреч они говорили:

– Все, теперь сразу к нам приезжай! Не заселяйся в свое холодное общежитие!

Конечно, мне было приятно, что я стала для них «своей», но дважды по полгода я прожила в Ташкенте вполне благополучно. Первые полгода в общежитии, а вторые полгода обитала в тепле и с полным комфортом в квартире своей коллеги Наташи Ореховой, другой аспирантки, которая уехала на это время в Москву, поработать со своим научным руководителем.

Итак, 1974 год. Пригородный совхоз под Ташкентом. Мама с папой нашли Рафигу! Описать эту встречу у меня не хватает ни воображения, ни слов. Прошло 37 лет! Молодая женщина уже стала старухой. На чужбине! Остались знакомые пронзительно-синие глаза… Узнаваемые по породе! Наши родители молча подивились бедности и убожеству жилья. Вручили гостинцы. Осмотревшись, быстро сбегали в местную лавку, прикупили, чего не хватало для привычного чаепития.

Наша мама могла разговорить кого угодно и до полной откровенности. Такая имелась у нее способность. И Рафига-эби (бабушка) открыла ей свою изболевшую душу. Мама решила, а папа поддержал: везем бабушку с собой на родину. Пусть поживет у нас! Дети уже выросли, выучились в институтах и разъехались! Вдвоем в большом доме. Места хватит. Хоть повидается Рафига-эби со своими разок за столько-то лет!

Сказано-сделано! Все лето Рафига-эби провела на родине, встречалась с родными, гостила у них, помогала нашей маме по дому, рукодельничала и только поздней осенью уехала в Узбекистан.

Через годы, но она ВЕРНУЛАСЬ! Последние годы жизни Рафига прожила в своей родной деревне Зильдярово. Сначала родные поселили ее рядом с деревенской пекарней, в опустевшем доме Хосниямал, вдовы старшего брата Миниахмета, который погиб еще в гражданскую. Девушки из пекарни регулярно заносили ей по буханке хлеба. Она в долгу не оставалась. Очень хорошо и много пряла, вязала в подарок носки и варежки. Обдирала гусиные перья, собранные вдоль реки или полученные от хозяек гусей, делала замечательные перьевые подушки. Дарила всем, кого хотела отблагодарить за заботу и внимание. Иногда ставила бражку. Угощала желающих. А после 1988 года, когда не стало ее брата, а нашего деда Валиуллы, наш отец Булат устроил бабушку Рафигу жить в доме картатая. Справлялась, вела свое крошечное одинокое хозяйство. О своем прошлом, о пережитом никому не рассказывала. О дочери и сыне тоже. Только с нашей мамой когда-то откровенно поделилась своими горестями и печалями. А может, и радости все же были? Мне же о ее трудной судьбе рассказывала наша мама Рашида. На вечный покой бабушку Рафигу проводили из дома Валиуллы-бабая. Всем светлая память!