Валиулла-бабай из Зильдярова. Часть вторая

5. Пастушьи страсти

В то лето у Вали-бабая, по местным меркам, скота было много: и корова, и теленок от нее, и полуторагодовая телка, три барашка, да еще коза пуховая… В пять утра всю скотину выгоняли на улицу. Хозяйки успевали подоить корову еще до пяти. Щелкая для порядка кнутом, пастухи вели неразумных животных в направлении деревенской окраины, а далее в сторону пастбищ, желательно с водопоем, где они и проводили весь день. В деревню стадо возвращалось в десятом часу, поднимая клубы пыли. Далее скотину ждала во дворе свежая вода и, может, какая-то подкормка, а у хозяек следовала вечерняя дойка.

Сепаратор крутили рано утром, соединив для дела молоко вечерней и утренней дойки. Хозяйке деревенской усадьбы надо было немало потрудиться, чтобы на семейном столе были и сметана, и масло сливочное, и катык, и творог. Чтобы получить катык, еще теплый обрат ставили в теплое место и заквашивали. А творог творили из катыка, доведя его до кипения. Кипятить нельзя – тогда творог будет сухой и потеряет свою мягкую нежность… Процедив массу через чистую марлечку, отделяли от творога желтоватую сыворотку. На этой сыворотке замешивали тесто для неописуемо пышных караваев!

Скот домашний в деревне пасли по очереди. Прошли те времена, когда в каждой деревне находился какой-нибудь бедолага, который никак иначе добыть себе пропитание не мог и нанимался летом пасти общественный скот. Владельцы скота платили ему вскладчину и кормили по очереди изо дня в день. С утра выдавали «тормозок» на весь день. Теперь же, когда владельцы пасли скот по очереди, каждый двор должен был выделить на день или два пастуха из членов своей семьи, а если в семье не было человека, который мог бы справиться с задачей, искали и нанимали желающих пасти скот за пропитание и какие-то небольшие деньги. В то лето таковых было аж трое! Может, вместе им было веселее… Деду пришлось нанять их на три дня, согласно поголовью скота в его домохозяйстве. На второй день за ужином дед стал выговаривать пастухам-любителям за «недобросовестную работу»:

– Пасете, где и травы-то нету – по горам, да по каменистым склонам! На водопой ведете чуть ли не на край света скотину! Голодные домой возвращаются животные и по улице вдоль заборов траву подъедают! Будто и нету в наших краях пастбищных земель с густым травостоем!

Мужики старику сильно не возражали. Переглянулись, похмыкали и перетерпели. Ужин был вкусный и щедрый. Спорить с уважаемым Вали-бабаем вообще не было принято! А впереди по очереди был еще один «пастуший» день этого хозяйства.

Прошел и этот последний день. В тот вечер, встречая свой скот у ворот, народ дивился и не сразу понимал, что же все-таки происходит. На четырех коровьих копытах по улице продвигался стог свежескошенной травы. Прочие животные держались от стога немного в стороне, видимо, немного озадаченные необычным зрелищем. Кое-кто из зрителей узнал от пастухов, что это подкормка для телки Валиуллы-бабая, чтобы она «не подъедала траву вдоль заборов». Пастухи накосили травы, обложили телку ею по всей поверхности экстерьера и обвязали «подкормку» веревкой, чтобы она доехала до дома. Хохотала вся улица! Телка еще не дошла до своих ворот, а дед уже знал о проделке пастухов…

Валиулла-бабай оценил «шутку юмора», надо полагать, ибо за ужином поставил пастухам пару «чайничков» бражки, что обычно не входило в пастушье меню. Сам любил посмеяться…

6. Может, примешь чуть-чуть?

Еще из воспоминаний брата Марата: «Наверное, я тогда уже в Минсельхозе работал. 80-е. Сухой закон! Спиртное доставали с трудом. Свадьбы и юбилеи без спиртного гуляли! Якобы. Приехал как-то в Мияки и понял, что отец в больницу к деду собирается. Вали-картатай в жизни в больницах не лежал, а тут операцию какую-то перенес. Сделали в районной больнице. Решили, что едем к деду вместе. Мама бульончик деду куриный приготовила в баночке, что-то еще из еды – вкусненькое, домашнее. Отец взял бутылочку из-под минеральной воды и налил туда граммов сто пятьдесят водки. Тоже гостинец для выздоравливающего…

Вошли в палату. Дед уже был на ногах. Правда, с больничной бутылочкой на поясе и каким-то шлангом при ней. Поговорили о том, о сем – болячку не обсуждали, как будто сговорились. И вдруг неожиданно для себя я выдал:

– Картатай, а может, примешь чуть-чуть?

Дед включил свою озорную улыбку:

– А есть?

Папа достал «минеральную». Дед шустро вылил из своей чашки в урну остатки чая и поставил ее на тумбочку. Налили. Дед взял да и выпил. Выдержал паузу – приличную, минуты полторы. Помолчали. Первым заговорил дед:

– Во-о-от, уже дошла до самого сердца. Сильна-а-а-а! Я уже готов взять винтовку и идти воевать! Что она с людьми делает, а? Как ду-у-у-рит-то нашего брата! С нее мужики чего только не творят! А хочется иной раз! И удержу нет никакого!

Посмеялись… Наверное, говорили о чем-то еще, житье-бытье, а запомнился этот короткий монолог деда о главном горячительном напитке. Уважал его все-таки. Приняв рюмочку, веселел, становился разговорчивее, остроумнее. В те времена для многих мужиков, прошедших дороги войны, фронтовые 100 грамм зачастую становились привычкой и потребностью. «Бабьи слезы» – так прозвали магазины соответствующего профиля. Но, как говаривал наш отец, Давлетшин Булат Вали-улы: «Знайте меру, ребята!». По-татарски: «Чамалап, чамалап!». И все будет хорошо! Хочется же в это верить!»

7. Оглобли и хомут

Когда ты девочка двенадцати лет, нет ничего проще, чем поставить лошадь между оглоблями и надеть ей на шею хомут, а вот что делать дальше… Дед подъехал с соседом на мотоцикле именно в этот момент и запряг лошадь сам, а мы, мал мала меньше, быстро погрузились в «фурманку» и свесили ноги между перекладинами. Дед был в небольшом подпитии и всю дорогу отчитывал нас за грехи наши тяжкие: «Я тут, понимаешь, все лето – и в дождь, и в жару – кручусь, чтобы вы там мед ели, а вы день не могли продержаться, домой с пасеки засобирались! Лошадь они не умеют запрягать! Да я в ваши годы уже подпаском табунами их гонял! И ягоды вам уже не еда, и мед – хлеб да сахар подавай!».

С хлебом-то в пятидесятые было уже получше – мололи на местной мельнице зерно, полученное на трудодни, и пекли в печке пышные караваи, по шесть штук через день. В один присест съедали целый каравай, то есть три каравая в день, так как все лето у деда во дворе крутилось не менее полудюжины внучат. Хлеб ели с молоком, катыком или сметаной (по чуть-чуть), а также с супом и картошкой. Сахар, купленный за ДЕНЬГИ, которых всегда было в обрез или вовсе не было, считался в деревне большой ценностью: чаю можешь пить сколько угодно, но сахару дед выдавал по два кусочка на брата, лихо отколов их прямо на ладони ножом от белоснежной головки величиной примерно с кулак. Он же учил нас кушать мед: брать на самом кончике ложки, а не грести полной ложкой: «Мед – он большую силу имеет. Если съешь сразу много, тут же на сердце скажется, особенно если только что из медогонки! Так что знайте меру». А мы-то думали, что дед скупится. Уж чего-чего, а меду было много!

В тот день дед с утра отправил нас, кучку внучат, в «фурманке» (длинная такая телега с высокими наклонными бортами для перевозки сена и дров) на пасеку одних. Сам был озабочен какими-то другими делами. Я была за старшую – в новом темно-синем хлопчатобумажном спортивном трико («дефицит – не испачкай, не порви!»). Без приключений не обошлось – я как-то не так потянула вожжи, и лошадь свернула с дороги. Два колеса наполовину погрузились в придорожное болото. Малышня высыпала из телеги и стала ее толкать. Умная лошадь поняла, что к чему, и благополучно вытащила нас с телегой на колею. Распрячь ее на пасеке (развязать подряд все узлы, снять хомут) и отпустить пастись на травку было уже совсем просто.

Уже виднелась спелая земляника, рдела под березками костяника, журчал прозрачный лесной родник. Мы рассыпались вокруг пасеки и резвились часа четыре, пока не стали нас одолевать «жара, да комары, да мухи». В дедушкиной палатке оказалось еще жарче: воздух внутри был просто раскаленный. Набегавшись, проголодались, и ягоды с водой уже не успокаивали, а только будоражили желудок. Деда все не было, и мы стали собираться домой. Лошадь послушно встала между оглоблями, мы надели на нее тяжелый хомут – ну, а что было дальше, вам уже известно. Думаю, и сегодня я не смогу запрячь лошадь как положено, хотя помню, что: «Всякое дело требует сноровки, но запрягать лошадь должен уметь каждый!».

8. Книжный магазин

В наши школьные годы мама довольно долго работала в книжном магазине. Райцентр, Киргиз-Мияки Башкирской АССР. Зимой в магазине почему-то всегда было очень холодно, хотя там топилась круглая печка, обитая жестью и выкрашенная в черный цвет. Когда становилось теплее, мы с братом Маратом немало времени проводили за книжками под прилавком или в складском помещении. Читали бесконтрольно, все подряд! Кое-что папа покупал и пополнял домашнюю библиотеку. До книжного магазина, когда мы были еще не читающие, мама трудилась в продовольственном магазине, где нам перепадали пряники и конфеты. Тоже неплохо! Заветное местечко было также под прилавком…

Мама переживала, что для работы в книжном магазине у нее «образования маловато» – всего 7 классов в годы войны и после войны и годичная Кооперативная школа в Бирске, где ее выучили на помощника бухгалтера. А среди покупателей – сельская интеллигенция: учителя, врачи, агрономы, инженеры-механики! С высшим образованием! Еще родители, конечно: папы, мамы, дедушки, бабушки. Детворе книжки нужны. Ориентир – высшее образование!

Мама сама за эти годы прочитала немало книг. Как-то рассмешила меня упоминанием о приключениях Гекельберри Финна, который очень не любил умываться, а для проверяющих только мыло мочил в воде. Вдове Дуглас так и не удалось переделать его в джентльмена. Мама не понимала Анну Каренину: сплошная блажь в голове! Все по хозяйству делает прислуга, единственного ребенка няня выхаживает! АННА САМА НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ! Конечно, умом тронешься!

Как-то заехал к нам Вали-картатай, и в беседе с ним мама посетовала, что заходил к ней покупатель образованный, а она не смогла найти книжку, которую тот искал. И было ей совестно. Неловко… Дед, недолго думая, посоветовал:

– Ты, килен (сноха), не теряйся в таких случаях! Скажи, что непременно закажешь книгу в городе. Наверняка там, на оптовом складе, есть. Человек должен с надеждой уйти. И прийти снова!

Сноху дед уважал. Нахваливал за столом приготовленную ею простую деревенскую еду – упругую лапшу на крепком бульоне, ароматный, душистый чай с молоком, иной раз бэлеш (мясной пирог) или блины перепадали. У мамы для дома и кухни времени всегда было в обрез, «государственная служба» отнимала большую часть светового дня. Подрастая, все трое детей, конечно, подключались к хозяйственным делам, включая приготовление пищи. Кое-что умеем. Младший брат Рустам стал вообще изысканный кулинар-любитель. Цитирует кухни народов мира. По профессии инженер-строитель, как и старший брат Марат.

Мама частенько вспоминала про этот и другие советы Валиуллы-картатая, которые помогали ей поверить в свои силы и способности, набраться уверенности в профессии и вообще по жизни. Была ему благодарна.