Солнце всходит и заходит. Часть сорок третья

А что же в России?

Начать с того, что идея присоединения советских писателей к ПЕН-движению возникла еще в 50-х. Сохранилась докладная записка 1956, подписанная Борисом Полевым и Сергеем Михалковым (крупными писательскими функционерами того времени), и отправленная главному идеологу страны Михаилу Суслову (под грифом «секретно», разумеется). В ней говорится, что «Посольство СССР в Англии поставило перед Союзом писателей вопрос о присоединении советских писателей к международной организации Пен-клубов (общество писателей).

Этот вопрос назрел и в связи с тем, что в феврале 1957 г. состоится очередной конгресс этой организации в Токио, на котором будет представлено сильное прогрессивное крыло. В международную организацию Пен-клубов входят Пен-клубы Германской Демократической Республики, Польши, Чехословакии, Венгрии. Кроме того, представители Пен-клубов некоторых капиталистических стран (Италия, Япония, Пакистан и др.) стоят в ряде вопросов на прогрессивных позициях. На конгрессе в Токио развернется идеологическая борьба между реакционными и прогрессивными силами… Нельзя недооценивать влияния Пен-клуба на зарубежных писателей и на значительные слои интеллигенции. Старое реакционное руководство международной организации Пен-клубов недавно заменено новым, которое, судя по всему, старается держаться корректно в отношении прогрессивного лагеря.

В этих условиях вступление советских писателей в эту организацию представляется нам целесообразным. Согласно уставным положениям, для этой цели требуется организовать в Советском Союзе Пен-клуб (для начала в составе 20-30 членов). Предлагаем создать Пен-клуб в Москве при Центральном доме литераторов в самое ближайшее время с тем, чтобы еще до конгресса в Токио оформить его вступление в международную организацию. Руководство деятельностью Пен-клуба можно возложить на Иностранную комиссию СП СССР».

Тогда же зав. отделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Поликарпов наложил на эту идею резко отрицательную резолюцию. Обратим внимание на аргументы! «Вступающие в Пен-клуб писатели должны присоединиться к «Хартии Пен-клубов», которая направлена на защиту свободы слова и мысли в буржуазном духе.

Хартия Пен-клубов содержит неприемлемые для советских литераторов положения: выступать против цензуры, использовать свое влияние в целях предотвращения классовой борьбы, критиковать правительство и т. п.

Учитывая эти обстоятельства, а также принимая во внимание и то, что советские литераторы имеют возможность участвовать в идеологической борьбе путем посещения капиталистических стран, без принятия на себя каких-либо неприемлемых обязательств, Отдел культуры ЦК КПСС не поддерживает предложение СП СССР о вступлении в международную организацию Пен-клубов».

Однако в годы перестройки ЦК КПСС резко передумал. Но, в общем, было уже поздно.

Говорит Евгений Попов

Волею судеб моя жизнь с 1980 года связана с Международным ПЕН-клубом. Меня выперли из Союза писателей в 79-м, а в мае 1980 я уже получил на даче в поселке Красная Пахра красивый желтенький пакет, а в нем плотная мелованная бумажка, которая гласила, что Шведский ПЕН-клуб принял меня в свои ассоциированные члены.

Ну и хорошо! Советских писателей много, а я вот может один – шведский ассоциированный член, и это значит, что если меня спросят где-нибудь, кто я, то я гордо отвечу «писатель», у меня на сей счет и бумажка есть на бланке.

Но так уж случилось, что больше никто меня о таких глупостях не спрашивал, не то, что в прошлый раз на Лубянке, когда какой-то неотесанный грубиян вдруг задал мне вопрос – а вы, собственно, кто такой?

– Писатель, – подумав ответил я.

– Вы член Союза писателей? – уточнил визави.

– Меня оттуда исключили.

– Вот. А говорите, что писатель, – подытожил вопрошающий...

Я, естественно, все, что мог узнал про ПЕН-клуб, и дождавшись «перестройки», понял, что и у нас он непременно будет.

То есть, я являюсь одним из учредителей Русского ПЕН-центра, возникшего в СССР при весьма странных обстоятельствах.

Политбюро в 1989 году постановило организовать в СССР ПЕН-ЦЕНТР, о чем, торжествуя, сообщила «Литературная газета», и я сразу же вспомнил фразу из «Одного дня Ивана Денисовича» «Неужели даже солнце ихим законам подчиняется». Политбюро, оказывается, и в ПЕН-клубе теперь командует. Президент Владимир Карпов, члены Исполкома Юрий Бондарев, Валентин Распутин.

Слава Богу, что на следующий день Бондарев с Распутиным от руководства этой, с их точки зрения, сомнительной организацией отказались, равно как и от самой организации.

Тем более, что уже до этого создан был НАСТОЯЩИЙ, русский, советский ПЕН-центр. Условно говоря, антисоветский.

Мирить две организации явился из Парижа начальник-коммунист Александр, который представлялся «поэт Александр Блок», но потом ему объяснили, что один такой поэт в России уже был, и он тогда стал Александром Бло.

Два ПЕН-центра собрались на нейтральной территории в Рубинштейновском зале консерватории. С нашей стороны помню Игоря Виноградова, Анатолия Азольского, Битова, Окуджаву. С их стороны – только лишь лукавый старец Даниил Гранин, исключавший меня из Союза писателей.

– Как будем решать вопрос? – спросил Блок-Бло.

– А никак, – сказал Игорь Виноградов. – Вопроса нет. Один ПЕН-КЛУБ создан по закону, Хартии, прошел все необходимые процедуры, а другой – по желанию политбюро и ЦК КПСС.

– Но ведь это же очень важно для демократии, чтобы в СССР был ПЕН-клуб, – застонал Блок.

– Совершенно верно. Вот мы его и создали, – объяснил Виноградов. – А в том ПЕН-клубе полно личностей, вроде Карпова, которые репрессировали своих же коллег, исключали их, лишали родины. Разве такие могут быть членами ПЕН-клуба?

Возникла неловкая пауза, но француз вывернулся.

– Если человек подписывает Хартию, то он тем самым осуждает все свои прошлые деяния, – сказал он.

– Это значит, что если эсэсовец из Бухенвальда подпишет бумагу, что он за мир, то уже все его прошлые злодейства обнуляются?

– Это некорректное сравнение, – обиделся француз, которому сильно не понравилось слово «эсэсовец», как будто он наперед знал, что оно еще принесет сюрпризы ПЕН-клубу.

И тут на свою беду вмешался Гранин.

– Но ведь мне-то вы верите, товарищи, – пылко воскликнул он. – Вы разве не понимаете, что функционирование в СССР писательской правозащитной организации огромный шаг на пути к демократии.

Я вообще-то хотел помалкивать, но тут меня будто шилом в задницу кольнули.

– Лично я не могу вам доверять, – вскочил я. – Вы меня дважды из Союза писателей исключали, один раз в моем присутствии.

Гранин сдулся, и вскоре мы все достигли консенсуса-компромисса. Собачиться надоело. Дело темное. Президентом уж стал не Гранин, а Анатолий Рыбаков. Распутин и Бондарев не пожелали со всяким космополитическим сбродом якшаться, а Карпов так очень захотел. Тихий такой стал, потом приходил на различные праздники ПЕН-клуба, бороду отпустил, как добрый дедушка.

Я сказал как-то Рыбакову.

– Вы, Анатолий Наумович, хоть бы мне бутылку поставили за то, что я Гранина забодал, и вы теперь президент.

Сам Гранин, помню, подошел тогда ко мне, сияя благородством и какими-то вальяжными значками.

– Э-э-э… А я действительно исключал вас из Союза писателей?

– А вы полагаете, что меня за бутылку наняли вас диффамировать?

– Понимаю вашу иронию, – загрустил он. – А я-то думал, что безукоризнен.

– Да вы не волнуйтесь, – утешил я его. – Нас же у вас много было, разве всех упомнишь.

Эта история ему еще раз аукнулась, когда через пару лет в Праге (меня там не было) его хотели сделать вице-президентом Конгресса восточно-европейской интеллигенции при президенте Вацлаве Гавеле.

Но тут выступил поэт Володя Салимон, мой нынешний близкий друг, с которым мы тогда были слабо знакомы, и поведал, как Гранин исключал людей из Союза.

Гранин встал и тихо вышел. Больше его в Праге не видели. А Салимона прогрессивная питерская делегация обвинила в антисемитизме.

– Я только тогда и узнал, что Гранин вовсе не Гранин, а наоборот – Герман, – смеялся он.

Вот. И первые годы в ПЕН-клубе все было замечательно за редкими исключениями. Но писатели есть писатели, особенно советские. Прошел слух, что ПЕН-клуб – это такой супер-Союз писателей со всеми его прежними благами. Я сразу же, как учредитель, стал членом Исполкома, и мне позвонила жена моего приятеля, хорошего писателя.

– Приняли бы вы моего Мишу в ПЕН-клуб, а то ведь он никогда и нигде за границей не был, даже в Болгарии.

Русская ПЕН-история

Итак, в 1989 возник русский (поначалу – и «советский» в официальной версии) ПЕН-центр. Есть документ, в нем значится ровно 20 учредителей. Среди них наш герой, а также Виктор Астафьев, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Юнна Мориц, Булат Окуджава, Олег Чухонцев...

Незадолго до этого, как описано выше, провалилась попытка ЦК создать «ручной» советский пен-центр во главе с первым секретарем Союза писателей СССР Владимиром Карповым (президент) и официальным сотрудником иностранной комиссии СП СССР Владимиром Стабниковым (директор).

В 1991 году, в связи с распадом СССР, Общественная организация русский советский ПЕН-ЦЕНТР была переименована в Общественную организацию Русский ПЕН-центр.

Первым президентом Русского Советского, а затем Русского ПЕН-центров стал Анатолий Рыбаков. Что тут сказать – творец мегабестселлера «Дети Арбата» знал, как открывать двери в нужные кабинеты, и ПЕН получил хотя и маленькое помещение, но зато в крутейшем месте – между Сандунами и Трубной площадью. В нем, как оказалось, когда-то жил Борис Слуцкий и находилась Прокуратура РСФСР... Появились телефонный аппарат, ксерокс, компьютер, и свой штат – из секретарши, бухгалтера, директора (им остался Стабников «из Иностранной комиссии»), уборщицы и даже инженера.

С 1992 по 2016 пост Президента Русского ПЕН-центра (то есть, около двадцати пяти лет!) занимал один из учредителей, выдающийся писатель Андрей Битов.

Вот как сам Битов вспоминал о своих ПЕНовских приключениях: «В 1989 году, в Маастрихте, городе, замечательном тем, что там погиб Д'Артаньян, тоже, кстати, писатель, раз мемуарист, было принято окончательное решение – в мае (по-моему, чуть ли не 27-го – это мой день рождения, можно проверить) – утвердить Русский ПЕН-центр.

Поскольку для больших стран, имея в виду хотя бы США, мог быть отведен более чем один ПЕН-центр, то мы тут же начали торговаться в пределах все ещё не распавшегося СССР, что у нас страна столь многоязычная, что нам не хватит никакого количества ПЕН-центров, дайте максимальное. Нам в результате торговли выделили пять. Мы их раздали все еще республикам, не отпавшим от Советского Союза – Украине, Армении, Грузии и Средней Азии как таковой (имперский взгляд на всех четверых), но больше у нас просто не было в запасе ПЕН-центров.

Время шло: принимались новые члены, выдавались членские билеты. Никто не мог понять – не кусочек ли это продолжавшего распадаться Союза писателей? Возникали обиды – почему одни члены, а другие – нет? Возник трафаретный ответ: – А вы подайте для начала заявление, что вы разделяете Хартию Международного ПЕН-клуба, и принесите две рекомендации от уже существующих членов ПЕН-клуба. – Как же так? – возмущались члены Союза писателей. – Эти уже члены, а мы нет. Приходилось говорить: вы же не подали заявление. Заявление рассматривалось Исполкомом (вот неудачное слово!) ПЕН-центра и принималось 2/3 голосов.

Став президентом после Рыбакова, я заявил программу: во-первых, мы попробуем сами зарабатывать на жизнь тем, что умеем, а именно книгами, и что следует организовать издательство при ПЕН-клубе. Воспользоваться обвалом путча, безработными редакторами и авторами и подготовиться к какой-то стабилизации рынка, на котором мы сможем выступить. А во-вторых, – опрометчиво заявил я, – я не допущу в ПЕН-клубе никакой склоки. Все были настроены мирно. Начали с издательства. Не хватало только денег и менеджмента. Тогда же я предложил программу из трех стадий, трех ступеней развития издательства.

Первая стадия – «Школа классики», где бы наши классики, входящие в школьный курс, были переизданы в дешевых доступных изданиях, но с новыми, соответствующими гласности, предисловиями и комментариями. Мы получили поддержку Министерства просвещения по этому вопросу. Думая, что на этом мы заработаем денег, второй ступенью этой ракеты должна была стать серия “My Best”, где бы члены ПЕН-клуба составляли тоже максимально экономичный сборник своих произведений на 25 авторских листах, выбирая любимую картинку на обложку, написав приветствие читателям, включая не только наших членов ПЕН-клуба, но и зарубежных, известных в России. В частности, я договорился с Гюнтером Грассом по этому вопросу, книжка такая вышла, тогда он еще не был Нобелевским лауреатом. С Ф. Искандером, Л. Петрушевской, Б. Окуджавой – эта серия пошла. «Школу классики» то ли кто-то перехватил, то ли она захлебнулась. В общем, издательство наше пошло. Сам я в этом издательстве выпустил одну книжку на собственные средства – «Вычитание зайца». Тогда много было прожектов и планов. Какие мечты охватывали нас – захватить соседний флигель, или двор, или подвал – всё отремонтировать, построить маниловскую мансарду.

Но я забыл про свой второй пункт: что я при своем правлении не допущу свар и разборок. Размечтался, однако».

И в самом деле: начиная с середины 90-х Русский ПЕН погрузился в бесконечную череду разборок, выходит из которой он разве что только сегодня – во многом благодаря деятельности нашего героя, учредителя, члена Исполкома, а потом и Президента Русского ПЕНа. Но обо всем по порядку.

В 1994 году Стабников, публично обвиненный некоторыми членами ПЕН-центра в сотрудничестве с КГБ, покинул Русский ПЕН-центр, и директором организации стал известный поэт Александр Ткаченко, показавший себя деловым и инициативным человеком.

А в 1999 году произошло странное. Общественная организация писателей «Русский ПЕН-центр» внезапно была перерегистрирована и получила статус отделения Международного ПЕН-клуба.

Перерегистрация была скорей всего незаконной. По Уставу Международный ПЕН-клуб – не имеет отделений. Все 154 национальных ПЕН-центра – юридически самостоятельны, они лишь координируют свои действия с Международным ПЕН-клубом, что прописано в его Уставе и Хартии. Преобразование российской общественной организации в отделение противоречит Уставу и Хартии Международного ПЕН-клуба, законам Российской Федерации. О целях этой акции остается только догадываться.

Международный ПЕН-клуб в течение многих лет отказывался и отказывается дать Русскому ПЕН-центру справку о том, что он является отделением, справедливо ссылаясь на Хартию и Устав. Министерство юстиции РФ справедливо, согласно законам РФ, требовало и требует такую справку и считает Русский ПЕН-центр отделением иностранной организации с центром в Лондоне со всеми вытекающими из этого юридическими последствиями. Например, невозможностью внести необходимые изменения в ЕГРЮЛ, где правом подписи по-прежнему обладают покойный А. Битов и давно уволенный М. Демченков.

Продолжение следует…