Солнце всходит и заходит. Часть тридцать шестая

Тут и двери те распахнулися, высокия да широкия, телевидение попами ко мне выкатывается, камеры "Бетакам" на плечах держа, как солдаты Четвертой власти. Я и прошмыгнул меж них, как мышь или какое другое мелкое животное.

А стол круглый бо-о-льшой такой, я таковых и не встречал в прежней своей несознательной жизни. По правую руку Бориса Николаевича уважаемая критик сидит, которая мне по телефону звонила, а по левую – дядя Жора, который меня из Союза писателей за идейно-ущербную незрелость альманаха "Метрополь" выгонял, а теперь тоже оказался, ко всеобщей радости, сильный демократ. Ах, ядрит твою налево, думаю, Феликса Феодосьевича Кузнецова тут только до полной колоды не хватает! Но и другие лица тоже замечаю, Булат Шалвович Окуджава, тогда еще живой. Еще один актер известный, который в комедиях подлецов играл, а теперь тоже обеспокоен общим рвением, теперь тоже депутат со значком. Академик Лихачев своею собственной персоной. И еще всякие почтенные личности: режиссер один хороший, три фильма гениальных снял, а на четвертый гениальный денег нету и обстановка нервная. И вообще, зря я так ерничаю, выплескивая вместе с водой неокрепшего ребенка. Людей очень много славных там собралось из разных слоев того бывшего общества, которое их к пирогу выборочно пускало, зато «теперь в стране невиданные перемены, а демократия снова в опасности».

Это, последнее, уже Борису Николаевичу все говорят, а он слушает внимательно, но не записывает. Жаль, не расслышал, что он сам тогда сказал, хороший оратор. Помню, когда его в начале конца перестройки коммуняки тараканили, народ вываливает из подземных поездов в метро «Теплый стан» с карманными магнитофонами, включенными на полный звук, а там его речь, которую он произнес только что на митинге в центре. И плакат люди несут:

"ТРЕПЕЩИТЕ!

С НАМИ ЛИДЕР ОТВАГИ

БОРИС НИКОЛАЕВИЧ..."

Но это я снова назад скаканул, в 1987, что ли? Или в 1989, когда весной военные машины с военными солдатами стояли по всей ул. Герцена (ныне Б. Никитская, видите ли) прямо от (надо же, опять) Площади Восстания через ЦДЛ до Никитских ворот, где теперь новый памятник Пушкину с Натали зафиндилили по случаю 200 лет юбилея, групповую композицию, деньги некуда девать, так дайте мне…

Дядя Жора взволнованно говорит: Борис Николаевич, интеллигенцию серьезно тревожит нарастание фашизма-антисемитизма, знаете ли вы, что в открытую выходят фашистско-антисемитские газеты, вот вам образцы. Хмурится Борис Николаевич, газеты те подлые видя. И еще один напористо: деструктивные националистические силы создают угрозу фашизма… Вдруг Булат Шалвович: меня гораздо больше беспокоит реванш коммунистов, чем фашизм. Меня тревожит, что коммунисты вновь распоясались, как будто так и надо, как будто не было 1991 года. Браво, Булат Шалвович, браво, старый солдат! "А мы рукой на прошлое вранье, а мы с надеждой в будущее, в свет. А по полям жиреет воронье..." Другие заверяют Бориса Николаевича, как некогда Партию и Правительство, что интеллигенция не подведет, всей душой на стороне, но в Чечню лезть не надо с автоматами, потому что болевые точки нужно решать мирно, в рамках неокрепшей демократии, дескать, хватит крови – Вильнюс, Тбилиси, путч один, путч другой. Тут тоже в черном костюме один какой-то, Коржаков-не-Коржаков, Барсуков-не-Барсуков, фиг его знает, кто такой, он Борису Николаевичу нечто шепотом шепчет и на часы показывает. «Дорогие друзья, – это уже Борис Николаевич говорит, не одышливо, как попозже, перед уходом на пенсию, а крепким энергичным голосом крутого мэна. – Я рад, что вы пришли на эту встречу, и мы сейчас продолжим разговор за обеденным столом». Батюшки-светы, думаю. Нальют или не нальют? И что же это за атавистический обычай всегда и при всяком деле кушать, как будто дома кушать ни у кого нету, как у бомжей?

В Георгиевском зале сидим, где цари пировали из фильма Эйзенштейна "Иван Грозный"… Лакеев-то, лакеев видимо-невидимо в хорошем смысле слова «лакей», означающем «официант». То есть если нас штук сто, то лакеев тоже не менее чем человек девяносто. Бокал синего стекла, рюмочка для водки, бокал белого стекла. Водки налили, а выпить не с кем, что-то смотрят все куда-то напряженно, как неродные, всё Бориса Николаевича глазами ищут, как волки рыщут… Нашли, он тост произносит за встречу и наше общее будущее. Быстро выпил я водки, думал, тут же еще нальют, не налили. Рыбка красненькая, икорочка, помидорчик, всего помаленьку, ну и хорошо – не гоже пировати, братия, когда Отечество перманентно в экзистенциальной опасности и трансцендентальной пауперизации. Налили зато вина "Гурджаани" в бокал синего стекла, немножко. Я выпил, снова налили, я выпил, снова налили, я выпил, а снова-то и не налили. Дядя Жора говорит: а теперь мы хотим поднять наши бокалы за вас, Борис Николаевич, чтобы – так держать, как говорится, и чтобы против фашизма-антисемитизма за неокрепшую демократию чтобы. В вас, говорит, вся наша надежда…И все другие тоже – говорят в микрофон все только самое хорошее про неокрепшую демократию, коммунистов поругивают, к моей скромной радости, не люблю я коммунистов, признаться, есть у меня эта извинительная маленькая слабость… Но в основном кричат выступающие-тостующие так: Борис Николаевич! Вы! Борис Николаевич! Вы! Борис Николаевич! Умильно тако мне сделалося неожиданно, видать развезло на старых дрожжах. Добрыми глазами на люд людской смотрю. Вижу, что театральный критик-демократка малость тоже поддала по правую руку Бориса Николаевича, строгая и красивая сидит, как моя жена Светлана, сидит да дирижирует выступающими-тостующими. Эх, думаю, дай я тоже что-нибудь ляпну, как русский, что не люблю коммунистов и согласен с Булатом Шалвовичем, хотя фашисты с антисемитами тоже те еще говнюки, а страна наша – тоже та еще пока тюрьма, а надо, чтоб была не тюрьма, а дом родной. Крадусь через столы в голова с целью идентифицироваться. Дядя Жора мне приветливо улыбается, как будто это я его тогда исключил, а он меня теперь по-христиански простил, а критик-демократка говорит – щас дам слово, жди на месте. Я на место и вернулся. Смотрю – опять не налито, а в микрофон все опять – бу-бу-бу да бу-бу-бу. Борис Николаевич! Вы! Борис Николаевич! Вы! Эх, Борис Николаевич!

Тут этот в черном костюме, который Коржаков-не-Коржаков, Барсуков-не-Барсуков коллеге своему тоже в черном, генералу тоже, видать, такому же Некоржакову-Небарсукову шепчет шепотом свистящим злобные слова – ну как эти мудаки не понимают, что время давно истекло, Борис Николаевич занят, устал, а они все трендят да трендят… Тихо, тот отвечает, интеллигенция же, так что не возникай... Лично сам слышал этот диалог! Так что какое уж тут слово, да и какое может быть от меня слово, когда время давно истекло, когда все тут же и сворачиваться стали, потянулись к выходу, расползлися по кремлевским площадям, как те же раки из произведений Н.В. Гоголя. "Филя, что молчаливый? А о чем говорить?" (Н. Рубцов.)

И зачем слова, когда через две недели взяли да и ввели войска в Чечню победить за три дня. Посоветовался, называется, с интеллигенцией… И, практически, слава тебе опять получается, Господи, что не вышло мне у микрофона этого позорно засветиться, как шестерке при сдаче новой колоды».

Вечная история отношения власти с интеллигенцией здесь оборачивается грустным фарсом. И ведь никто всю эту публику в идеологических лакеев не превращал. Сами все, сами….

Вот эта ирония, с которой описано произошедшее тогда в Кремле, которая до сих пор (!) кажется неуместной особо рьяным «апрелевцам», а также и их идейным последователям, и спасала нашего героя. Причем – всегда, при любых режимах. Не впал в диссидентство, потом в кликушество «демшизы». Остался в стороне от «апрелевских» антикоммунистических истерик (хотя в отличии от этих новоявленных «господ» имел полное право…).

В общем, году к 1995 нашему герою, как и большинству трезвомыслящих российских интеллигентов с новой властью и перспективами «новой России» все стало ясно. Понятно, что это не заставило Евгения Попова перейти в стан коммунистов. Да куда переходить, если видные коммунисты не пропали, а ровно наоборот: перекрасились и легко нашли себе теплое местечко и в этой жизни.

В этом смысле характерен рассказ-фельетон «Тов. Дристов, или Исповедь, записанная писателем Гдовым в самом начале конца перестройки». Начинается он так (как помним, зачин для рассказов Евгения Попова крайне важен):

«Веселая, эстетически выдержанная компания бывших советских людей собралась однажды, чтобы вместе встретить Новый год, угощаясь шампанским, водкой, красным и белым вином, портвейном, ликерами, коньяком, джином, виски, прочими напитками, закусывая семужкой, бужениной, паюсной, зернистой, лососевой и минтаевой икрой, сервелатиком, киви, анчоусами, устрицами, авокадо, прочими продуктами. Гости приехали кто на "мерседесах", кто на "БМВ", "вольво", "лендроверах", так что парковка у дома Филарета Назаровича, куда он их всех пригласил в свое сияющее елочными огнями трехэтажное жилое помещение, оказалась вся совсем забитая».

Один из собравшихся (как раз тех самых в прошлом начальственных коммунистов, великолепно – как видим – устроившихся), товарищ Дристов держит речь, в которой делится «подлинной историей» постперестройки. Оказывается, коммунисты всего лишь ушли в подполье! В очередной раз… «Мы, например, с товарищами – я подчеркиваю: товарищами, хотя мы, очевидно, какое-то время будем вынуждены называть друг друга по-иному, – создали кооператив "Надежда". Пока что мы всего лишь раскинули по стране сеть общественных платных уборных, чтобы люди наконец-то смогли цивилизованно отправлять свои естественные надобности, но у нас впереди будущее, и это будущее – наше. У нас обширная программа, мы уже вплотную подошли к бартерным сделкам. Ищем спонсоров с валютой для финансирования интересных задумок и наработок».

Но это подполье не навсегда! «Мы станем капиталистами и заставим стать капиталистами всю страну. И они сами, сами, подчеркиваю – рано или поздно обожрутся благоденствием и захотят чего-нибудь новенького, социальненького, гуманненького, а тут-то и мы со своими немеркнущими идеями строительства коммунизма в отдельно взятых странах! Идеи эти упадут, как зерно на благодатную унавоженную почву! Вспомните Швецию, Финляндию, Данию, Германию, Америку наконец. Ведь если бы там были такие люди, как мы, то там при их материальной базе уже давно был бы построен коммунизм. В отдельно взятых странах».

Вроде и фельетон, шутка, однако с годами все больше кажется, что наш герой тут многое угадал, может быть, сам не желая того. Кстати, этот сюжет совершенно независимо возникает в новой веселой книге известного писателя-разведчика Михаила Любимова «Декамерон шпионов» (2020), где Андропов якобы дает задание главному герою романа быстрее построить отвратительный «неправильный» капитализм, чтобы одураченный «перестройкой» народ навсегда вернулся к социализму-коммунизму.

Говорит Евгений Попов

Поначалу всем казалось, что свобода непременно приведет к братству. Она привела не к братству. Это не ужасы никакие, это просто... Я уж не говорю о том, что ни один коммунист из начальства не пропал. Если он занимал руководящую должность, он и сейчас становится каким-нибудь начальничком мелким или крупным, не важно.

Я не видел, чтобы какой-нибудь партийный деятель пошел в шахту вагонетки толкать. Активные комсомольцы, вроде Ходорковского устроились еще лучше – стали миллионерами.

Но жить в 90-е было, конечно, интересно и любопытно, потому что каждый день ты видел то, чего не видел НИКОГДА. Красных флагов нет. Изменился цвет толпы в городе Москва, потому что при советской власти в основном был черный, серый цвет. А это шапки, кепки, сапоги, черное драповое пальто, черные драповые костюмы, брюки и прочее. Вдруг цветная одежда появилась. Красные куртки, синие куртки…. не было этого при советской власти. Раньше даже цеховик не стал бы делать такую куртку, потому что человек, который идет в этой куртке, выделяется.

Тем более сейчас – идет молодежь в таких одеждах, что при советской власти они бы и пяти минут не прошли, к ним бы подошел милиционер, спросил документы и отвел в участок, и там что-нибудь пришил бы.

Все изменилось. При этом, повторю, люди, которые имели лидерскую позицию при советской власти, получили ее при нынешней. Я не назову власть антисоветской, ее правильнее назвать той же советской, но с другими модуляциями.

От всей «Души»

Главным издательским проектом описываемого времени стал выход «Души патриота» в издательстве «Текст» (в котором вышло и самое лучшее издание «Метрополя»). Мало того, что эта книга – альбомного формата, с оригинальной версткой, на хорошей бумаге, настоящий шедевр полиграфического искусства. Работа шла очень тяжело, очень долго, казалось не раз, что все сорвется – что было бы и неудивительно в то время, когда компьютерные программы верстки были сложны и несовершенны. И тираж по тем временам уже немаленький – 10 тысяч экземпляров.

Но главное все же – иллюстрации Вячеслава Сысоева. «Сысоев действительно великий рисовальщик и карикатурист, чьи работы не подвержены тлению, равно как вечны и рисованные им рожи, глядя на которые быстрее вспомнишь гениального Гоголя, чем желчного Салтыкова-Щедрина» – считает Евгений Попов.

Вот несколько сюжетов его работ – многие из которых или знакомы нам, или узнаваемы по попыткам подражателей, или кажется, что их просто не могло не быть – так точно они попадают в реальность, нынешнюю тоже.

В грязном купейном в вагоне сидят на лавке четыре мужика: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. На столе – пустая поллитровка, огрызки дорожной еды. На противоположной лавке – тоже четыре мужика. Соответственно Сталин, Ленин, Энгельс, Маркс. Дурная зеркальная советская бесконечность.

Чахлая лошаденка тащит по извечной российской грязи огромную суперракету. Лошаденку погоняет оборванный мятый солдатик.

Играют деточки, «цветы жизни», строят из игрушечного набора «Сделай сам» игрушечную зону – с вышками, вертухаями и так далее.

А вот уже всамделишный вертухай читает лекцию на тему «права человека».

Космонавт собирает на лунной поверхности пустые бутылки.

Консервы «Орел горный в белом соусе».

Мавзолей в виде «избушки на курьих ножках». К Кремлю задом, к трудящимся – передом…

Лихие московские девки, нищий, который побирается в международном авиалайнере, болваны, болваны, болваны. Цикл так и называется «Какие болваны в стране Болвании водятся»…"Редкостная самобытность художественного мышления, вкупе с гражданским мужеством и чистой совестью помогла Славе Сысоеву стать классиком мирового карикатуризма и смеховой культуры» – писал о нем Юз Алешковский. Адресуем любителей искусства и подлинного реализма в галерею на сайте Вячеслава Сысоева.

О судьбе этого замечательного художника следует сказать особо. Кто как ни наш герой сделает это лучше всего! Приведем фрагменты его очерка. «Художник Слава Сысоев родился 30 октября всем бывшим советским людям памятного 1937 года в обычной московской советской семье, где папа числился журналистом, а мама именовалась «служащей».

В пятьдесят пятом году шустрого молодого человека, который все время чегой-то там рисует, всяку бяку, исключают из школы «за нежелание учиться и нехорошее поведение». Встревоженные родители свели его к знаменитому гипнотизеру Вольфу Мессингу, который у Сысоева никаких психических отклонений не нашел и посулился, что юноша «сам выберет свой путь». Юноша путь выбрал. Он поступил в макетную мастерскую Художественного комбината, где прослужил двадцать лет и однажды даже получил «Почетную грамотную» за участие в реставрации «объекта СЛ-70» – гроба В.И. Ульянова – Ленина, который к тому времени стал частым персонажем его рисунков. Но рисунки эти он тогда показывал лишь очень близким знакомым, справедливо опасаясь обвинений в «антисоветчине».

Во всем виновато радио. Услышав по «голосам» о «бульдозерной выставке» он тут же сдружился с Оскаром Рабиным и другими «нонконформистами», стал участвовать в неофициальных квартирных выставках и в середине семидесятых был принят в известный Московский Горком Графиков на Малой Грузинской, своеобразное гетто для одиозных художников, устроенное властями, чтобы «выпустить пар». Печатался на Западе, а узнав в семьдесят девятом году, что на него заведено уголовное дело, исчез из Москвы, ударился в бега и весьма успешно.

Продолжение следует…