Солнце всходит и заходит. Часть тридцать четвертая

После этого Евгений Попов регулярно ездил в Красноярск. К властям которого – особенно тем, что правили в 90-е, после интеллигента Зубова, при котором проводился и описанный фестиваль, и много еще что хорошего – он относится весьма критично. Судя по его рассказам, там и правда было немало чудес, особенно при генерале Лебеде…

«Лебедь везде поставил своих людей, и начались скандалы. У него на службе был какой-то графоман, который заведовал культурой и госбезопасностью. Он пришел к Роману Солнцеву, сказал, что хочет, чтобы в журнале «День и Ночь», которым он руководит, напечатали поэму. Роман не согласился, сказал, что с поэмы начинать нельзя, лучше начать с подборки стихов, но графоман не хотел останавливаться и настаивал грубо на том, чтобы напечатали поэму.

Роман обозлился и сказал, что поэмы не будет. Через некоторое время журналу отказали в финансировании…

Так как Лебедь раньше был в Приднестровье, когда он начал командовать Красноярском, он много своей свиты из Приднестровья привёз в Красноярск. Они правили так: неделю они были в Красноярске, а в пятницу садились в самолёт и улетали в Москву, где у них были квартиры, дачи и всё такое. Мне рассказывали, что они жили как королевский двор в изгнании, потому что все верили, что Лебедь скоро станет президентом. И у них была женщина, которая носила официальный титул "Казачья мать". В Красноярске был Серый дом (бывший Крайком КПСС), при Зубове туда можно было спокойно войти, а тут, когда пришёл Лебедь, поставили охрану, милицию (полицию в обновленной России еще не изобрели) и всё такое.

Если человек собирался открыть киоск по продаже жратвы, тогда он шёл с полным пакетом подписанных документов официальных к чиновнику, а чиновник его спрашивал: "Ты у Казачьей матери был?". Если этот предприниматель не был, то его посылали к Казачьей матери, она была какая-то юродивая и начинала спрашивать о том, кем он сам был, кем были его родители, что он хочет делать, чем хочет заниматься. Задавала странные вопросы, когда предприниматель возвращался к чиновнику и отвечал, что Казачья мать сказала ему "любо", тогда ему одобряли этот ларёк, хотя, изначально все документы были официальные и подготовленные».

Ну а потом, как известно, вертолет Лебедя разбился, зацепившись винтом за линию электропередач… Потом было много еще что с управлением регионом, но, само собой, на любовь нашего героя к родным местам это никак не влияет.

Много ездит он в описываемое время и по другим местам страны. Как обычно – весело!

Говорит Евгений Попов

Была ещё история. Мы поехали в Ялту. Деньги тогда были, вагон был, естественно, СВ. Я увидел, что на меня смотрят патлатые парни, они меня спросили, не я ли Евгений Попов? Я подтвердил. Оказалось, что они барды. Из знаменитостей там были Туриянский, Кочетков, который потом вел программу "Гнездо глухаря", Андрей Анпилов, замечательный Алик Мирзаян...

Когда мы сели в вагон СВ, всю ночь слушали концерт, который они устроили и, конечно, пили. Соседи-пассажиры не протестовали, наоборот.

Много лет спустя, когда у меня был инфаркт, я лежал в санатории в Переделкино, все эти барды приехали ко мне и устроили часовой концерт. Из зрителей там был я и ещё один человек. Он был другом Уго Чавеса и подарил мне авторучку Уго Чавеса.

Вот так и жил я в начале 90-х. Книжки издавали и переводили. В «заграницу» на презентации пускали. В Коктебеле побывал. Чем не жизнь? Но я скоро стал понимать, что в стране что-то не то.

Раньше я думал, что во всём виноваты большевики, но сейчас понимаю, что виноваты вообще глупые люди, глупцы, которые придумали и коммунизм, и нацизм, и, возможно, капитализм. Мысль тривиальная, но моя.

Самый медленный самолет

Заметным изданием нашего героя в начале 90-х стал и сборник рассказов «Самолет на Кельн». Книга в мягкой обложке, с прекрасными иллюстрациями того же Сергея Семенова, 224 страницы. На желтенькой обложке еще отпечатана цена – 3 рубля. Около шестидесяти рассказов (сколько именно – сказать сложно, у книги просто-напросто нет оглавления, о чем ниже). Рассказы, по обыкновению, здесь и старые и новые, в том числе нечасто публикуемый рассказ «Как я опустился» – очень жесткий, в классической «постмодернистской» манере Евгения Попова начала 80-х (мерцание «автор/герой», карусель стилей, сюжетная матрешка – рассказ в рассказе, комментарий чуть ли не под каждым предложением, по тону – тотальный пессимизм). И, например, чудесный коротенький рассказ «Самолет Илюшина» – настоящая притча о взаимоотношениях интеллигенции и народа. Как раз в описываемое время проблема стала не то, чтобы исчезать, но переходить совсем в иную плоскость (и народ, и интеллигенция оказались под одним прессом жестоких 90-х). Но, как увидим, многое из описываемого в «Самолете...» актуально и сегодня – просто, повторимся, ушло из сферы «актуального социального» в сферу «вечного психологического».

Начинается трагикомичная история так: «Один интеллигентный человек как-то зашел в булочную. И там он хотел подшутить над двумя девицами, которые скромно стояли близ алюминиевого стола, где килограммовые булки разрезают на две и на четыре части. Держали в руках большую бутылку красного вина». Он берет у них бутылку – и неожиданно, даже для себя, смывается из магазина (ожидая, что девицы его догонят, завяжется веселый разговор, то да се).

«Интеллигентный человек стоял и смотрел на ужасную бутылку с ужасом.

– Вот я и украл, – прошептал интеллигентный человек. – Боже, что я наделал!

И он повернул назад. Он шел понурясь. Он ни на кого не смотрел. Но когда он снова зашел в булочную, девиц уже не было».

А нечаянно обкраденные девицы решают проблему, как успеть взять выпивку вместо утраченной. И вот финал.

«Успели. Ворвались в толпу алкашей с криком:

«Пропустите девочек!»

Потом возвратились в общежитие треста СУ-2, в котором проживали, работая штукатурами-малярами. Закрыли дверь на крючок, задернули шторы и стали выпивать, закусывая пряниками, конфетами и булками.

– Мужика охота, – сказала чернозубая Олька, пропустив стаканчик.

– Перебьешься, не сорок первый, – отозвалась Манька.

– Споем, сучки, – предложила Алька.

А интеллигентный человек, осознав всю низость совершенного им поступка, решил падать дальше. Он сел в автобус, приехал в свою холостяцкую квартиру и выпил отвратительное вино из горлышка, строго разглядывая давно не мытые шторы. От вина он немного ослабел и не раздеваясь лег на диван. И ему приснился сон. Ему снилось, что его покойная мама, милая, светлая, добрая мама, стала главным редактором Краткой Литературной Энциклопедии.

Интеллигентный человек заплакал. А это очень страшно, когда интеллигентный человек плачет во сне.

Девки же, напротив, были веселы. Манька настроила гитару с красным бантом, вдарила по струнам, и они запели хором:

Из-за лесу вылетает

Самолет Илюшина

Не могу я целоваться –

Девственность нарушена».

Это рассказ о «невстрече». И любовной (интеллигент имел на девиц виды. Да и они были не против). И о жизненной. Жизнь невесела у всех. Но, несомненно, стратегия поведения «девок» представляется более позитивной, то есть из этих двух сил одна, «народ», знает, как с жизнью справляться. Он – поет, и этой финальной песней, как нередко бывает в рассказах Евгения Попова, ставится главный акцент. Не в словах (абсурдных, конечно) дело. А в самом противостоянии «слезы во сне – песня наяву». Автор, несомненно, на стороне второго варианта.

А история самой книги весьма занимательна и крайне характерна для постсоветских времен. Вот как ее рассказывает наш герой. Начинается с того, что два писательских сына учреждают издательство «Орбита».

«Когда они начинали, они сняли номер в гостинице "Варшава", там, где памятник Ленину стоит до сих пор. Они предложили мне издать мою книгу. Я согласился, набрал туда крутых рассказов. Там были, например, рассказы из триптиха про Красноярск.

Они хотели напечатать 50.000 экземпляров. Я им сказал, что это большая ошибка, у них не получится продать так много книг. Они надо мной посмеялись и пообещали, что прилично заплатят. Они печатали рассказы мелким шрифтом, чтобы побольше вошло. В книге даже не было содержания!

Через полгода один из них мне позвонил и сказал, чтобы я помогал, потому что книга не продаётся. Я ему напомнил, что его предупреждал и спросил, сколько книг он уже продал. Он ответил, что продал 30 000 книг.

Я спросил, где он их продаёт. Тот ответил, что продает в магазинах, но я заметил, что в ЦДЛ мои книги не продавались и еще в нескольких магазинах, в которые я заходил, они не продавались тоже. Он сказал, что в ЦДЛ больше 10 книжек в день не продашь. Я ему ответил, что каждый день можно продавать по 10 книжек и уже будет 100 за десять дней.

Как я понял их систему, они продавали книжки по 2 рубля оптовикам и перекупщикам большими партиями. Те поднимали цену до 3 рублей и перепродавали. Им было невыгодно, чтобы книжки продавались в магазинах. Тогда я его послал, сказал, что моё дело писать книжки, а его дело их продавать.

После этого, ещё через полгода, я ему позвонил, спросил, как продается книжка. Он ответил, что с трудом продали, но осталось ещё где-то 3000 копий. Я ему предложил, чтобы он не платил за склад, купить у него книжки. К тому времени счет денег шел уже на миллионы – а я предложил купить по номиналу, как указано на обложке, за 3 рубля. Сначала он не согласился. Потом, ещё через полгода, он мне позвонил и сказал, что готов продать мне книжки. Я сказал, что согласен, но моя цена будет рубль...

Он возмутился, но я ему ответил, что за склад там всё равно платят в 10 раз больше. И тогда мы «достигли консенсуса». Я набил свои «Жигули» книжками так, что дно прогибалось. Привёз домой, выгрузил, и книжки лежали прямо перед входом в дом, а так как там все были свои, никого они не интересовали. Как-то мне сказала Людмила Улицкая (она была ученицей моего соседа Сергея Каледина): «А я вашу книжку взяла!». Она, наверное, хотела мне польстить. А я ей ответил: «Люда, вас разве в детстве не учили, что чужое без разрешения брать нельзя?». Она на меня странно посмотрела, и на этом разговор закончился...»

«Самолет на Кельн», действительно, прекрасно скомпонованный, долгое время раздавался нашим героем как визитная карточка и сувенир хорошим людям. Получали издание и его ученики, например, семинаристы в Липках, еще в начале 2000-х. Так что книжка работала. И работает до сих пор, все было не зря. Так что самолет на Кельн все еще летит – медленно, но верно.

Что же касается изданий того времени, то в начале 90-х книги у нашего героя чаще выходили за рубежом – по нескольку книг вышло, например, в Германии и Финляндии, а еще в Италии, Венгрии, Соединенных Штатах… Продолжались поездки по миру. Зарабатывались деньги – но их, заработанные, еще нужно было умудриться добыть.

Говорит Евгений Попов

Однажды я выступал на конгрессе в Германии, где была, опять же, Роземари Титце. Мне оплатили шикарную гостиницу, переезд, но за выступление не заплатили ни копейки. Она меня переводила и сообщила, что неплохо заработала. Ей заплатили 700 марок, а я сказал, что мне не заплатили ни копейки. Она удивилась и заявила, что сейчас им «устроит». Они ответили, что не платят лекторам. Она им сказала, что я не лектор, а писатель. Лекторы, они пополняют свой послужной список выступлениями. А писатель на эти деньги живёт, и я их развлекал, а не выступал. Отдали 1000 марок.

Есть такой фотоальбом, называется "Зона", это я ему придумал название. Один западно-немецкий фотограф, очень талантливый, снимал Россию во времена перестройки. Он ухитрялся снимать даже как бабы в тюрьме моются. Однажды парня чуть не убили на Трех вокзалах – это как раз было время бандитизма, за ним погнались, еле убежал.

Фотограф обратился ко мне, чтобы я написал ему вступительную статью. Её потом переводила Роземари Тице, она тоже называлась "Зона". Когда мы встретились втроём в Мюнхене, Роземари меня попросила только об одном, чтобы я не называл ему цифру, сколько хочу получить за предисловие, пускай он первый называет.

Он начал рассыпаться в похвалах, как всё замечательно сделано. Спросил, сколько я хочу получить за свою работу. Я ответил, что не знаю, думаю, он мне назовёт, сколько может дать. Он это понял и полтора часа, пока мы сидели, подкатывал ко мне так или иначе, чтобы узнать за какую цену я работал. В итоге он сказал, что так как выпускает книгу за свой счёт, то не может заплатить мне больше 2000 марок, а я не ожидал получить больше восьмисот за свою работу.

В это время Роземари меня пнула под столом от восторга, что я выиграл. Вот так я получил 2000 марок за короткий текст.

Продолжение следует…