Солнце всходит и заходит. Часть двадцать первая

ГЛАВА IX. НИЗВЕРЖЕНИЕ В АНДЕРГРАУНД

После «МетрОполя»

Весь 1979 год история с разгромленным альманахом не отпускала нашего героя и его «подельников». Конечно, от клейма, а потом и почетного звания «метрОпольцев» избавиться им уже будет не суждено. Заметим, кстати, что кому-то участие в опальном альманахе даже помогло. Как замечает наш герой, «И у Кублановского, который к двухлетней годовщине высылки Солженицына из СССР напечатал открытое письмо в парижской «Русской мысли», где приглашал Исаича обратно, и у Карабчиевского, автора НТСовских «Граней», дело явно шло к посадке. А тут они оказались в одной компании с Вознесенским, Ахмадулиной, Высоцким… Нельзя сажать таких товарищей…». Некоторых репрессии почти не затронули – Высоцкого, например, хотя и у него были неприятности. Алешковский вовремя уехал из страны, вскоре оказался в США... У других отменяли публикации, закрывали спектакли. Липкина и Лиснянскую исключили из Литфонда, лишили пожилых, больных людей поликлиники. Уволили с работы Виктора Тростникова, новую книгу Фазиля Искандера напечатали ничтожным тиражом.

Так что для всех тех, кто существовал в официальной культуре жизнь, конечно, усложнилась. Тогда, в 79-м, решался главный вопрос – с восстановлением Евгения Попова и Виктора Ерофеева в Союзе писателей. Несколько их товарищей поставили в зависимости от его решения и свое пребывание в официальных писателях. Это восстановление было вполне возможно. Более того, руководящие чины Союза об этом говорили едва ли не прямо – скандал не был нужен никому. А так – ну исключили, ну восстановили, внутреннее дело Союза. Тем более, что наш герой демонстративно отстранялся от диссидентства и политики вообще. Так, он и другие «метрОпольцы» написали вежливое письмо французам, которые приняли всех участников альманаха скопом в какую-то неведомую им правозащитную организацию, защищающую «инакомыслящих». Мол, благодарим за честь, но мы все-таки политическими делами не занимаемся.

Более того, это письмо Виктор Ерофеев с Евгением Поповым продемонстрировали одному из писательских боссов, а именно Юрию Верченко (правда – полагаем, из своеобразной насмешки – в оригинале, по-французски. Языка Верченко, понятно, не знал, но самим ФАКТОМ заинтересовался).

Кстати, про оргсекретаря СП СССР Ю.Н. Верченко ходил упорный слух, что он является генералом КГБ. Что для писательских начальников было совсем не редкостью – знаменитый секретарь СП Ильин своей принадлежности к кадровой элите спецслужб и не скрывал. Впрочем, по поводу Верченко наш герой справедливо замечает: «Генерал не генерал, но Верченко полностью соответствовал пословице, приведенной Солженицыным в «Архипелаге…» – «Волкодав прав, людоед- нет». Он был гэбэшный волкодав, не более того. Людоедом был падший ангел Феликс Кузнецов, начинавший свою карьеру в качестве либерала». Действительно – самый ярый гонитель «Метрополя» когда-то начинал как критик-шестидесятник, Солженицына хвалил. Даже прославился тем, что в «Литературной газете» опубликовал программную статью «Четвёртое поколение» о молодых авторах «исповедальной прозы» – Василии Аксёнове, Анатолии Гладилине, Анатолии Кузнецове, – которых охарактеризовал как «четвёртое поколение революционеров». Потом пошел по административной части и, возглавив Союз писателей Москвы, сил на закручивание гаек не жалел. В этот период, как пишут СМИ, был завербован Комитетом государственной безопасности в качестве агента-осведомителя. В 80-х сделал гениальный шаг: «перескочил» на научную ниву, и здесь добился всего: стал член-корреспондентом Академии наук, директором Института мировой литературы… Притом тема докторской диссертации (защищенной как раз в 1979, метрОпольском году) выглядит просто до чрезвычайности научно: «За всё в ответе. Нравственные искания в современной прозе». Кстати, именно Феликс Кузнецов считается автором легендарного термина «духовные скрепы»… Везде и всегда пригождался!

Ну и последний штрих к портрету члена-корреспондента: один из двенадцати экземпляров альманаха «МетрОполь», библиографическую редкость, Кузнецов оставил себе, впоследствии отрицал это, но в конце концов был вынужден вернуть Евгению Попову по решению суда...

Итак, все лето и осень 1979 года наш герой в компании с Виктором Ерофеевым вели переговоры о восстановлении в Союзе писателей. Верченко требовал, чтобы они написали «покаянку», они же были согласны ограничиться формальным заявлением – «приняли-исключили-прошло время-просим восстановить». И желательно, чтобы получилось как с их исключением – без личного присутствия. Увы, вышло все не так.

Правда, характерная деталь: в писательском сообществе им по-прежнему завидовали.

За что, казалось бы? А вот за что, например, по воспоминаниям нашего героя:

«– Да... Вы теперь с самим Верченко на короткой ноге, и если вас вдруг сдуру восстановят, то вы же запросто сможете к нему ходить и просить все, что нужно – дачу, квартиру машину, – сказал мне как-то – ну, вот, хотите верьте, хотите нет! – еще один будущий «прораб перестройки», торжественно и публично уничтоживший свой партийный билет члена КПСС, смело выступающий и сейчас против нового застоя и глупостей начальства, тем более что сейчас за это пока не сажают».

Повторим: сигналы о возможном восстановлении приходили. Даже накануне судьбоносного заседания сам Сергей Михалков прозрачно намекал, что все будет хорошо, лишь бы не делали глупостей и не нарывались сами. Вполне вероятно, что если бы решение вопроса отдали в руки Михалкову, а возможно и Верченко, Ерофеева с Поповым действительно бы восстановили. Ибо Михалков, в отличии от многих своих коллег рангом пониже, против «метрОпольцев» ЛИЧНО ничего не имел. Если ругал в печати – то как официальное лицо (впрочем, ругаемым от этого было ничуть не легче). Как вспоминает наш герой, «в 1979 году, во время травли неподцензурного альманаха «МетрОполь», С. Михалков сильно обругал знакомого ему с юных лет знаменитого поэта и переводчика эпоса народов СССР С. Липкина, угрожающе заявив в печати, что эти народы найдут себе для перевода другого Липкина. С. Липкин вышел из Союза писателей в знак протеста против исключения менее известных авторов альманаха. В 1986 году Михалков явился к Липкину с предложением написать заявление о восстановлении в Союзе, после чего сел за пишущую машинку и собственноручно напечатал текст, бормоча при этом: «Никогда не думал, что буду писать за старого еврея». Но до 1986-го было еще ой как далеко...

Характерный факт: за день до судилища в Хамовниках, услышав, что Михалков практически гарантирует восстановление, Василий Аксенов сказал: «А я тогда послезавтра пойду на заседание какой-то там Ревизионной комиссии, где числюсь членом. БУДЕМ ЖИТЬ ЗДЕСЬ».

Назавтра их ждало судилище. Далее – слово нашему герою.

«Этот день я запомнил на всю жизнь. 21 декабря 1979 года нас вызвали в Союз писателей РСФСР, что в Хамовниках на Комсомольском проспекте, где на заседании под руководством С. Михалкова и Ю. Бондарева наше исключение подтвердили. «Правильно сказал Даниил Александрович Гранин – ничего не поняли, никаких выводов не сделали. Нечего им делать в Союзе писателей», – подытожил спикер собрания некто Н. Шундик. Я глянул на Гранина, интеллигентное лицо которого служило мне отдохновением во время напряженного допроса, ибо отличалось от других писательских рыл и рож. Гранин отвел глаза. Михалков поманил нас и тихо сказал: «Я сделал все, что мог, но против меня сорок человек». За день до этого он уверял, что мы непременно будем восстановлены. Бондарев, очевидно понимая, что ведется стенограмма и все это останется навсегда, не произнес за все время ни слова. Только жестами, как глухонемой, показывал всю глубину нашего падения. Допрашивали меня и Виктора Ерофеева эти «сорок разгневанных мужчин» порознь, РАЗДЕЛЬНО, по сорок минут каждого, чтобы мы «не сговорились». Я сразу понял, что не восстановят, поэтому вел себя культурно, но дерзко. Например, на вопрос: «Кто вас подвигнул на эту антисоветскую акцию?», отвечал: «Мне 33 года, и я не шкаф, чтобы меня двигать». – «Ай, молодца, хорошо сказал, взять его назад Союз писатель», – воскликнул при этих мои словах сидевший в зале пьяненький Расул Гамзатов в тренировочных штанах. «Замолчи, пьяная морда», – зашипел на него кто-то из коллег. «Вы всё правильно говорите, но КОМУ вы всё это говорите?» – сказал мне в антракте, перед тем, как вводить на судилище Ерофеева, Мустай Карим. «Да вас восстановят, я уверен», – сказал мне во время того же перерыва знакомый мне с юности Валентин Распутин, тоже секретарь, когда я попросил его о поддержке.

И направился друг юности Валя в сортир. Проголосовали против нас ОНИ ВСЕ единогласно».

Полагаем, что этот вердикт во многом был вызван не «внешним принуждением» со стороны КГБ и партийных кураторов. «МетрОпольцы» были «естественными врагами» для большинства секретарей СП РСФСР – как «западники». Как «столичная богема». Возможно, под их давлением находился и сам Феликс Кузнецов – ему нужно было прыгнуть выше головы, чтобы загладить ошибки молодости и доказать: «в доску свой». Именно те, кто заседал 21 декабря 1979 года меньше чем через 10 лет составят ядро «борцов с перестройкой» (разве что кроме представителей национальных республик, у которых, впрочем, тоже будет своя игра).

Что ж, все точки были расставлены. Можно было больше не скрывать своего отношения к происходящему. «Злые, как собаки мы тут же дали интервью американцу Крэгу Уитни. На следующий день это интервью появилось в его газете под заголовком «Подарок Союза советских писателей к 100-летию Сталина» – вспоминает наш герой.

Именно после отказа в восстановлении Аксенов, Липкин и Лиснянская вышли из Союза писателей в знак протеста. Летом 1980-го Василия Аксенова выпустят в Америку – чтобы лишить гражданства заочно. Это был год Олимпиады и год отъездов. Аксенов, Копелев, Войнович. Затем – Владимов.

Кстати, зиму 1979–1980 наш герой и Аксенов с женой прожили на даче в Красной Пахре. Затем они расстались – на несколько лет, но как всегда при отъезде в эмиграцию друзей, казалось, что возможно и навсегда.

Говорит Евгений Попов

Нет, глупы все-таки были большевики, потому и полетела под откос их власть. Вечно пытались осуществить свои параноидально-шизофренические замыслы. Например, повернуть северные реки на юг. Или догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока. «Я в городе бетонном, гудящем, молодом. / Америку обгоним по мясу с молоком», – весело писал Вознесенский перед тем, как перед ним подобно медведю встал на дыбы Первый секретарь ЦК КПССС Н.С. Хрущев, громивший его в Кремле. Из пятерки вполне комсомольских писателей (Аксенов, Гладилин, Войнович, А. Кузнецов, В. Максимов) они ухитрились сделать ярых диссидентов.

Особенно меня поражало то, что они злобно громили художников-абстракционистов, как будто те намеревались украсть у них с Кремля звезду, как черт луну у Гоголя. Художники эти рисовали всякую непонятную каляку-маляку, никого не трогали, а большевики прославили их репрессиями на весь мир. То же самое произошло с «МетрОполем». Сейчас я твердо уверен, что его разгром был антинародной, если хотите даже антисоветской, антигосударственной акцией, инспирированной писательскими идиотами, бездарями и чиновниками. Ведь при первых известиях об альманахе в русскоязычной эмигрантской прессе вдруг появились намеки некого «круглого стола», где православные диссиденты осуждали альманах как развязное детище советского нонконформизма прикормленных творцов. Но начались репрессии, и мы мгновенно стали «мучениками за демократию», а наше детище прославилось на весь мир, было переведено во Франции и США, тексты из альманаха читали по Би-Би-Си, «Немецкой волне», «Свободе». Ну не идиоты ли?

Продолжение следует…