Солнце всходит и заходит. Часть двадцатая

Метропольские мытарства

Итак, гигантская работа была проведена, альманах подготовлен к показу публике.

На титульном листе альманаха значилось следующее:

«Составили: В. АКСЕНОВ, А. БИТОВ, Вик. ЕРОФЕЕВ, Ф. ИСКАНДЕР, Евг. ПОПОВ

Макет Д. БОРОВСКИЙ

Фронтиспис Б. МЕССЕРЕР

Альманах “МетрОполь” представляет всех авторов в равной степени. Все авторы представляют альманах в равной степени.

Альманах “МетрОполь” выпущен в виде рукописи. Может быть издан типографским способом только в данном составе. Никакие добавления и купюры не разрешаются.

Произведения каждого автора могут быть опубликованы отдельно с разрешения данного автора, но не ранее, чем через один год после выхода альманаха. Ссылка на альманах обязательна»

В предисловии к «МетрОполю» в частности говорилось: «Кому-то может показаться, что альманах «МетрОполь» возник на фоне зубной боли. Это не так. Детище здоровое, и у всех авторов хорошее настроение. Занимаясь литературой, на том и стоим: нет для нас дела более веселого и здорового, чем сочинение и показ сочиненного, а рождение нового альманаха, надо думать, для всех праздник.

Однако почему же возникла именно такая форма? Вопрос этот закономерен в устах человека, не вполне знакомого с некоторыми особенностями нашей культурной жизни. Не будет излишней дерзостью сказать, что жизнь сия страдает чем-то вроде хронической хворобы, которую можно определить то ли как «неприязнь к непохожести», то ли просто как «боязнь литературы». Муторная инерция, которая существует в журналах и издательствах, ведет к возникновению раздутой всеобщей ответственности за «штуку» литературы, не только не умеющей быть такой, как надо, но даже такой, как вчера. Эта всеобщая «ответственность» вызывает состояние застойного тихого перепуга, стремление подогнать литературную «штуку» под ранжир. Внекомплектная литература обречена порой на многолетние скитания и бездомность. Слепой лишь не заметит, что такой литературы становится с каждым годом все больше и больше, что она уже образует как бы целый заповедный пласт отечественной словесности. (Наш альманах состоит главным образом из рукописей, хорошо знакомых редакциям.)»

Безо всякого сомнения, это был вызов системе, да еще какой вызов! Говорилось про издательства и редакции – а вставали за этими словами все партийно-советские институции. В парламентской республике такого рода манифесты могли бы считаться умеренно-либеральными, но никак не в СССР конца 70-х, накануне ввода войск в Афганистан! Нам кажется, что это было похоже даже не столько на объяснение своей эстетической позиции, сколько на политическую программу какой-то оппозиционной (хотя и умеренно) партии. Типа кадетов. Возможно, автор этих слов – конечно же, Аксенов – в момент их сочинения думал о своем романе «Остров Крым» и тамошних политических дискуссиях….

Вызов был вот еще в чем: редакторы, да и авторы и не собирались скрываться от начальства. Надо сказать, редакторы «МетрОполя» поначалу не рассчитывали на столь жесткие репрессии, которые обрушились на них. В конце концов, дали же немного свободы левым художникам после «Бульдозерной выставки», открыли им какой-никакой, а выставочный зал, разрешили экспозиции… Поэтому организаторы проекта искренно – ну, мы думаем, что все же почти искренно – предложили литературному начальству опубликовать огромный альманах в СССР.

Как теперь рассуждает наш герой, «Думаю, что даже в КГБ понимали – нужно было «без стуку и грюку» выпустить альманах тиражом, например, 1000 экземпляров. 200 штук по подписке раздать членам Политбюро, ЦК, их женам и прихлебателям, 200 штук сдать в спецхран крупных библиотек, 100 экземпляров направить в «Книжную лавку писателя», 400 экземпляров продать в книжной «Березке» и советских книжных магазинах за «бугром», по штуке выдать функционерам СП СССР, а также авторам альманаха. И ВСЁ! Все было бы тихо, на что мы, признаться, и надеялись. Что они «скушают» и этот альманах, обжегшись на Бульдозерной выставке – 1974».

Однако эта предполагаемая публикация, неважно каким тиражом, должна была быть именно неподцензурной. То есть, ломающей весь установленный порядок. А то, что отступишь на миллиметр, и считай, все пропало, власти понимали хорошо. Да и что те же художники, рисующие не понять что – писатели в отличии от них и понятнее народу, и куда опаснее!

План был такой: подготовив вручную те самые 12 экземпляров, организовать “вернисаж”, чтобы обнародовать свое произведение, которое после этого можно было бы условно считать опубликованным. Затем представленный публично в машинописном виде «арт-продукт» мог бы выйти в свет (пусть и крайне ограниченным тиражом). Собственно, организаторы проекта даже поставили о нем в известность советские официальные органы, вроде издательства «Советский писатель» и агентства по авторским правам.

Номер не прошел.

Делом “МетрОполя” занялись в ЦК КПСС (в курсе событий держали лично М.А. Суслова), КГБ, в лице Ю.В. Андропова, в то время председателя Комитета. Однако непосредственный разгром «МетрОполя» был поручен Союзу писателей СССР – прежде всего руководству его столичного отделения. А может быть, не разгром, а основательная проработка, и писательское руководство в своем рвении превзошло «заказчиков»?

Не будем приводить всех подробностей, они прекрасно описаны много где (рекомендуем статью «Дело «МетрОполя» в «Новом литературном обозрении», номер 6 за 2006 год, публикация итальянской славистки Марии Дзаламбани). Было несколько тактов разгрома – сначала с редакторами беседовали, что называется, приватно. Потом состоялось – 22 января 1979 года – расширенное заседание секретариата московского отделения СП СССР. Там-то «метрОпольцев» раскатали по полной. Что интересно, стенограмма этого судилища сохранилась благодаря нашему герою, который записывал все, что происходило. Хоть он и не был диссидентом, но этот чисто диссидентский прием сработал, заставив и понервничать «судей» (председательствующий Феликс Кузнецов нервно заметил: «Один вот тоже писал, резидентом потом оказался»), и сохранив детали для истории. Просто несколько цитат-штрихов оттуда.

Николай Грибачев: «Я вам скажу, как сталинградский комбат. Это – антисоветская пропаганда. В Иране льется кровь, люди гибнут у Сомосы, а мы здесь разводим разговоры. Где здесь новаторство? Это – декадентские неликвиды, а мы сидим и рассуждаем».

Михаил Алексеев: «Строители… построили дом, хороший дом, где живет много разных жильцов. А пришли писатели и описали выгребные ямы этого дома, и только. Гадость. Грязь ползет по страницам».

Анатолий Алексин: «Порноноваторство».

Феликс Кузнецов (глава московских писателей, который больше всех усердствовал, громя альманах): «Это – политическая акция с далеко идущими целями. Не случайно здесь (в альманахе) присутствует антисоветчик Алешковский, отбывающий в Израиль… в альманахе 4 ведущих направления: 1) приблатненность (Высоцкий), 2) изгильдяйство над народом, 3) сдвинутое сознание (Горенштейн, Ахмадулина), 4) секс… Это какая-то изощренная литературная мистификация».

Выступали и «метрОпольцы». Наш герой, в частности, говорил о том, что такое обращение с молодыми писателями безнравственно, а общее положение ведет к тому, что писатели либо ударяются в цинизм, либо распадаются и гибнут, либо становятся конформистами и приспособленцами…

Но решение было предопределено. Вот несколько цитат из постановления. Голосовали за него единогласно.

«Считать альманах делом недопустимым, безыдейным, низкохудожественным, противоречащим практике советской литературы по характеру подготовки, ультимативному характеру.

1. Обязать членов СП, составителей и авторов, воздержаться от действий личного или общественного характера, ведущих к раздуванию…
2. Если альманах будет напечатан за границей и составители [или] авторы совершат эти действия, поставить вопрос об исключении из СП».

После этого все авторы подверглись настойчивым и неоднократным “проработкам”, от них добивались публичного раскаяния, отречений (которых не последовало). Затем грянули “санкции”. Евгений Попов и Виктор Ерофеев были исключены из Союза писателей (пробыв в нем рекордно малое количество времени – 7 месяцев 13 дней).

В связи с этим в знак протеста из СП вышли Семен Липкин и Инна Лиснянская. Для них это означало лишение серьезных благ, вроде медицинского обслуживания (в Советском Союзе для немолодых людей это было крайне важно). Но супружескую пару поэтов это не остановило. Хотели выйти и еще несколько признанных участников альманаха – но их отговорили товарищи. Должен же кто-то из «своих» оставаться и в Союзе! Наконец, покинул Союз писателей и суперзвезда тогдашней литературы Василий Аксенов. Что, говоря по-нынешнему, для официальной писательской организации было большим ударом по репутации! (И в разы бОльшим, чем для самого Василия Павловича).

Ну а пока в бюрократической машине шло какое-то глухое шевеление и бурчание, и было непонятно, на что она решится и решится ли вообще, наш герой вместе с Ерофеевым и Аксеновым махнул в весенний Крым.

О, это была весьма занимательная поездка! Вспоминает наш герой.

«В мае 1979 года, после бурной “метропольской” зимы и весны, Василий Аксенов, Виктор Ерофеев и я отправились на зеленой аксеновской “Волге” в Крым. Там у нас было много приключений. Во-первых, пьяный московский автомеханик, все время повторявший коронную свою фразу “Уедете, приедете, спасибо скажете”, починил тормоза машины так, что их заклинило где-то около Харькова, и мы чудом не перевернулись, проведя всю ночь в каком-то таксопарке, где нами занимались автослесари чуть-чуть более трезвые.

Во-вторых, мы изъездили весь Крым, начиная от Евпатории, заканчивая Феодосией, и где-то в районе Судака нас окружили военные матросы, тоже, естественно, пьяные, и хотели все же перевернуть нашу “Волгу” вместе с нами тоже “просто так”. От какового поступка их отговорил их же старшина. В-третьих, достигнув Коктебеля, мы сняли комнату у знакомой официантки из Дома творчества и вечером пошли, заплатив деньги, в писательское кино на открытом воздухе, где наши коллеги, за исключением одного-единственного Олега Чухонцева, с ужасом глядели на нас, как на восставших из идеологической могилы мертвецов. Фильм, помнится, был про страдания лорда Байрона…

А утром мы встретили веселого Фазиля Искандера и, когда уже сидели за выпивкой и кофе, он вдруг вспомнил, что только что получил анонимку из Москвы с характерным содержанием: “Радуйся, сволочь! Двух ваших сукиных сынов наконец-то исключили из Союза писателей!”

– Вас правда исключили? – огорчился Фазиль, но мы успокоили его, сказав, что таких “параш” и “уток” было за все это время предостаточно, что, когда мы уезжали, все было спокойно, спокойно все будет и впредь.

Но, когда мы возвратились и я только-только открыл дверь квартиры матери Аксенова, где тогда временно проживал, раздался телефонный звонок. Звонил Василий Павлович, непривычно серьезный.

– Знаешь, Женя, – сказал он. – Всё, к сожалению, подтвердилось. Вас действительно исключили.

И тут же без паузы добавил:

– И я тебе звоню сказать, что, как я обещал, так и будет. Я выйду из Союза писателей, если вас не восстановят».

По словам Евгения Попова, «Я только позже оценил, что он сделал это, чтобы мне в первую минуту, когда я об этом узнаю, не стало СТРАШНО. Отчего и считаю его старшим другом, товарищем и братом. Он, кстати, хотел передать квартиру Евгении Семеновны мне, но этот трюк не прошел. Кооператив «Советский писатель» насмерть встал на защиту своей собственности».

В общем, ничего этим исключением писательские власти не добились. Никто всерьез и не думал осуждать «метрОпольцев» по идеологическим соображениям, за измену идеалам и прочее (кроме разве что закоренелых консерваторов, которых были единицы). Скорее уж наоборот – им завидовали.

Как вспоминает наш герой, «Однажды, еще живя в квартире Евгении Семеновны Гинзбург на «Аэропорте» я в летнюю жару открыл окно во внутренний дворик и услышал, что из десятков писательских квартир «Голос Америки» вещает о гнусных злодеяниях большевиков, преследующих бедных «метрОпольцев». Из десятков квартир одновременно! Если воспринимать все происходящее в духе советского Союза писателей, как диверсию, то она достигла цели…

Ну а сам «МетрОполь» был издан Карлом Проффером в знаменитом издательстве «Ардис», затем во французском «Галлимаре», и началась его мировая известность. А вместе с ним – и известность его авторов, включая, конечно, и нашего героя.

Говорит Евгений Попов

Логически неправильное мое решение принять участие в «сомнительном» альманахе непосредственно в процессе приема в Союз писателей, о котором мечтали десятки, если не сотни литераторов, в конечном итоге изменило мою и не только мою жизнь к лучшему. Ибо такая реклама, которую нам сделали коммунистические дураки, в Америке, говорят, миллион долларов стоит. Для меня это покруче даже оказалось, чем публикация в «Новом мире» с предисловием Шукшина. А сколько я людей хороших благодаря «МетрОполю» повстречал, скольких добрых друзей и знакомых обрел! Не печатали столько лет, в КГБ таскали, ну и что? Может, оно и хорошо, что из Союза советских писателей выгнали... По крайней мере, я теперь хоть не несу ответственности за всю ту подлость и свинство, что творились в этом стане «помощников партии» до самого-то до рассвета «перестройки», который этим брейгелевским слепцам, видите ли, открыл глаза, и они, с разрешения начальства, подались кто в «демократы», кто в «патриоты».

Продолжение следует…