Солнце всходит и заходит. Часть восемнадцатая

ГЛАВА VIII. «МЕТРОПОЛЬ» МЕНЯЕТ ВСЕ

Карьера в гору

 В этой главе речь пройдет о деле альманаха «МетрОполь» – пожалуй, важнейшем событии литературной жизни страны 70-х годов. И не только 70-х – участие в создании – с одной стороны, а с другой – разгроме «МетропОля» определило судьбы писателей, литературных деятелей и прочих людей, к тому прикосновенных надолго. Очень для многих – навсегда.

С другой стороны, «МетрОполь» был первым опытом создания легальной, но независимой литературной институции. Взглядом и в будущее, и из будущего – каким может быть союз, объединение писателей с различными эстетическими позициями, различным литературным и социальным опытом, но уважающими и ценящими друг друга? Эксперимент получился удачным. На всех, последующих после выпуска и разгрома «МетрОполя» официальных разборках, авторы альманаха держались стойко. Не предали своих товарищей-коллег. Наш герой любит повторять (ссылаясь на слова старейшего участника «МетрОполя» Семена Липкина), что «МетрОполь» это второй случай в истории СССР и России, когда никто из участников не предал друга друга, не отказался и не покаялся. «Первый случай – это Кронштадтское восстание 1921 года против большевиков», – кратко и кротко пояснил Липкин интервьюеру (было это уже, конечно, в постсоветские времена).

Увы, когда советский режим с его Союзом писателей, цензурой, присмотром КГБ рухнул, в литературных кругах победили нравы и обычаи совсем не «МетрОпольские»... И в этом смысле опыт создания альманаха и сплочения вокруг него замечательных, но таких разных людей, так и остался уникальным. Недостижимо идеальным.

Ну а для нашего героя «МетрОполь» означал и самый резкий, может быть, поворот в судьбе, изобилующей, как мы видели, резкими поворотами – с одной стороны. А с другой – приобретение литературной зрелости. Из эпопеи с «МетрОполем» наш герой выходит писателем зрелым, признанным (хоть и признанным по-разному, в КГБ, понятно, это было признание его как устойчиво «не своего»). Опыт бесценный, хотя и давшийся тяжело. Поставивший в какой-то момент его существование на грань гражданской смерти.

Итак, наш герой, покинув Красноярск, живет в подмосковном Дмитрове. Живет, между прочим, и не тужит. Вот как он вспоминает это сам: «Я жил тогда в городе Дмитрове Московской области, обменяв трехкомнатную квартиру в центре города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, на четвертушку шлакобетонного барака в рабочем поселке завода фрезерных станков, которому острые на язык аборигены дали название «негритянский поселок». Потому что из всех достижений цивилизации ХХ века там имелось лишь электричество. Сортир был на три барака один, газа не было даже баллонного, Интернет еще не изобрели. Я там был очень доволен жизнью, как мещанин, и счастлив».

Писал много (рассказы, вошедшие в «МетрОполь» написаны в основном в дмитровское время). Работал за небольшие деньги в Худфонде – где тоже смог найти и использовать в новых рассказах множество замечательных деталей и штрихов. Объехал по работе всю страну, встречался с необычными и по-своему замечательными людьми. Ходил по редакциям, где его по-прежнему практически не печатали. Знакомился и общался со множеством интересных людей в литературном и окололитературном мире. Именно после публикации в «Новом мире», как с гордостью вспоминает наш герой, «меня полюбил и признал Ю.О. Домбровский». Об этой дружбе следует сказать особо.

С замечательным писателем, бывалым зэком Домбровским наш герой именно через «Новый мир» и познакомился. Общение с ним было не только интересным, но и полезным – уже и потому, что суровый жизненный опыт старого писателя мог пригодиться и много лет спустя после его освобождения. И пригождался – в истории с разгромом «МетрОполя» и в последующем общении с КГБ. Как и дружба со скульптором Федотом Федотовичем Сучковым, так же сидевшим в сталинских лагерях (и в юности дружившим с самим Андреем Платоновым)!

А Юрия Домбровского, родившегося в 1909 году, впервые отправили в ссылку еще в 1933-м. В 1939-м он попадает в колымские лагеря, потом краткий «отпуск», и новый арест, заключение уже до 1955 года… После этого он написал несколько книг, включая замечательную книгу о Шекспире. Но главным его произведением стала дилогия о жизни в 1930-х – «Хранитель древностей» (издана в 1964 году) и «Факультет ненужных вещей» – впервые изданный за рубежом, в середине 70-х. Эта книга между прочим, удостаивалась оценки «последний великий роман ХХ века».

Что делали Домбровский, Сучков и Евгений Попов вместе? Вели свободные разговоры о литературе и обо всем на свете. Ну и, конечно, крепко выпивали… Сучков и Домбровский были живые люди, сохранившие, несмотря на все испытания, и живой ум, и не менее живой темперамент. Как-то раз Домбровский дал нашему герою совет, а можно сказать, и завет: никогда не посылать женщин за спиртным. Не из джентльменства, а потому «что они неправильно купят». Как вспоминает Евгений Попов, «Его «Факультет ненужных вещей», первоначально изданный во Франции, одна из самых главных для меня книг. А как смешно ссорились они с Федотом Федотовичем Сучковым Два старых зэка, два интеллектуала, два собутыльника, два старика. Наши старшИе! Наскакивали друг на друга как два петуха».

В архиве Евгения Попова сохранилась записка от Домбровского, написанная неровным, скачущим почерком на клочке бумаги. Не все можно даже разобрать. Вот что пишет Домбровский: «Я в Вас очень верю. После смерти дорогого нам с Вами В.Ш. (Василия Шукшина – МГ) (к сожалению, я с ним провел только один день, но это были полные сутки) Вы, по-моему, самый надежный». Лестно получить такое!

Юрий Домбровский написал на рассказы нашего героя целую рецензию – жаль, что «Новый мир» ее не опубликовал, так она где-то и затерялась, осталось только упоминание Евг. Попова в обзорной статье о «молодой прозе».

Жизнь Домбровского оборвалась трагически – в марте 1978 года, его избили неизвестные, и он умер, не дожив до 70-ти. Подозревали, что это происки КГБ, но, скорее всего, все было и проще, и по-своему трагичнее – это могли сделать подонки, которых несдержанный на язык, прошедший лагеря Домбровский никогда не боялся. Произошел инцидент в фойе ресторана Центрального Дома Литераторов в Москве. Виновных не нашли… Отсюда и версия про спецслужбы.

Вернемся к нашему герою. Если смотреть на чисто внешние литературные обстоятельства, в первые московские годы прорыва к чему-то большему, чем бытие полуподпольного, непечатаемого литератора не произошло. Казалось бы, путь на «официальный Олимп» таким заказан. Дадим слово нынешнему Евгению Попову: «Чтобы вступить в Союз писателей с его, как нынче выражаются, бонусами в виде практически бесплатных Домов творчества, престижных поездок, гонораров, выступлений, нужно было быть автором двух полновесных книг, а чтобы напечатать в СССР две полновесные книги, нужно было быть членом Союза писателей. Вот как хочешь, так этот заколдованный круг и расколдовывай. В партию вступай, иди в стукачи, годами пиши очерки о рабочем классе, который строит на морозе коммунизм. За все надо платить. Глядишь, смилостивится начальство, когда увидит, что ты уже испекся, готов на все, хоть Ленину поклоны у Мавзолея бить, как это сделал один знаменитый литературный «шестидесятник», угодивший за это в дурдом, глядишь тогда тебя и пустят в «их круг».

Но! Два рассказа в «Новом мире» с предисловием Шукшина делают свое дело. И с точки зрения окололитературной публики из числа «вечно-молодых» литераторов-претендентов на пропуск к официальным благам и вершинам. Наш герой вспоминает одного такого, который ужасно завидовал, да что там, был в полном отчаянье после знаменитой публикации Попова. «– Везет же вам, дуракам, – приговаривал он. – И вот ведь это же совершенно бесполезно, что тебя напечатали с предисловием Шукшина. Ведь ты из этого ничего сделать не сумеешь.

– А что из этого можно сделать?

– Да что угодно. Если бы мне такой фарт, если бы я эти рассказы написал, то я... я бы не то, что в Союз, я бы секретарем Союза писателей стал или, на худой конец, каким-нибудь главным редактором...

– Бодливой корове Бог рог не дает – пробормотал я, опираясь на народную мудрость».

Но главное-то – о чудо! – заходит речь о вступлении в сам Союз Советских писателей! И это даже без изданной книги! И даже без обряда публичного преклонения перед образом Вождя, отрицания буржуазных идеалов и поругания антисоветчиков, в общем, вступления НЕ СТЫДНОГО. Просто грянула очередная компания по привлечению «несоюзной молодежи» в писательские ряды, где за этой молодежью был бы хороший пригляд.

Ведь если рассуждать чисто внешне, наш герой вполне годился для роли новобранца творческо-идеологической армии. А что ж, простой парень из Сибири, не замеченный в активном противостоянии с режимом да вдобавок еще и выпить не дурак (между прочим, это имело значение – пьет, значит почти свой, не то что эти умники…).

Ох, не знали они его! Забыли про историю с подпольными «Гиршфельдовцами» и травестийное изгнание из комсомола (в котором, напомним, наш герой и не был никогда).

Но именно в тот момент сам Евгений Попов был не прочь попробовать каково это, быть «нормальным» писателем. Потому как не печататься, писать в стол для любого автора крайне не полезно. Как раз по этой причине в то время стали массово уезжать за рубеж писатели, которым здесь ничего не светило (или, что тоже вполне распространенный вариант, которые не желали иметь с «этой страной» ничего общего). Как вспоминал наш герой, «альтернативой отъезду за бугор желательно было бы стать советским писателем, но не той сукой продажной, что пишет для властей «чего изволите», а таким, как уважаемые мной личности тех времен – Аксенов, Битов, Вознесенский, Евтушенко, Домбровский, Искандер, Трифонов, Шукшин, Ахмадулина, Солженицын. Солженицына, впрочем, ровно в это время из СССР уже выперли. Или, если сил и таланту не достанет, чтобы покорить такие заоблачные литературные вершины, то, на худой конец, просто прогрессивным писателем, каковых пачками печатал молодежный журнал «Юность».

Тем более, что, по его словам, «Патентованным диссидентом я никогда не был, они для меня тоже были персонажами, как и коммунисты».

И чудо произошло – Евгений Попов стал членом Союза Советских писателей! И даже книга у него должна была выйти в издательстве «Советский писатель»!

Так что «МетрОполь», среди прочего, означал исчезновение только что народившегося официального писателя Евгения Попова. Крах всех надежд на «мирное сосуществование» и жизненное благополучие. Своего рода ритуальное самоубийство. Это и реплика тем, кто полагает, что наш герой тогда очень ловко и с правильным расчетом затесался в диссиденты. Расчета, мягко говоря, не было ни малейшего. Как и резона.

Ну, конечно, надо признать, что и вступление в СП всех литературных проблем не решало. Особенно если не смирять своего сибирского нрава и не сидеть тихо, как мышь под веником, молча наслаждаясь самим фактом своего членства в СП… Такое – не про нашего героя! Как вспоминает Евгений Попов, «меня сильно обозлила история с выходом, вернее невыходом моей книги в издательстве «Советский писатель». Эти совписовские совслужащие во главе с какой-то косой на один глаз бабой, ухитрились на основании трех положительных рецензий на книгу составить отрицательное редакционное заключение, где писали нечто вроде того, что рецензенты, конечно, люди уважаемые, но в данном случае все трое дружно ошибаются. И Георгий Семенов, и Николай Евдокимов и даже Дмитрий Стариков, имевший репутацию партийного обскуранта в отличие от двух других рецензентов, но, тем не менее, мои сочинения одобривший. Книга – дерьмо, и печатать ее ни в коем случае не нужно...».

А со всех сторон говорили: поезди на стройки пятилетки, повписывайся в литературные правила, вообще, присмирей... тогда все и будет. Такие перспективы пришлись нашему герою совсем не по душе.

Поэтому, когда его друг, также, как и Попов, за пару месяцев до «метрОпольского» скандала принятый в Союз Виктор Ерофеев (они познакомились на семинаре в Переделкино в 1976 году) сообщил о затее с независимым литературным альманахом, Евгений Попов был просто счастлив. Он даже расцеловал Ерофеева, принесшего радостную весть, о возможности ТРЕТЬЕГО пути. Не уходить в подполье, но и не шататься в литературных «шестерках», услужая литгенералам. А работать вместе с достойными людьми, в конце концов, с кумиром своей юности Василием Аксеновым.

Потом оказалось, что третьего пути нет. Не было тогда, и не факт, что он есть и сейчас (не склоняться ни к какому из литературно-политических лагерей, а идти своей дорогой). Как мы уже писали, «МетрОполь» так остался в единственном числе. Но тем ведь и ценен!

Итак, как пишет наш герой, идея «МетрОполя» принадлежит Василию Аксенову и Виктору Ерофееву. Она пришла им в голову во время совместного посещения стоматолога. Сидя в соседних креслах, в ситуации экзистенциального напряжения, которые испытывает в такой обстановке всякий (а особенно у советского стоматолога!) Ерофеев и Аксенов придумали независимый альманах. Евгений Попов был третьим. Затем присоединились авторитеты: Битов и Искандер. Эти пятеро и есть редакторы-составители альманаха.

Продолжение следует…