Неповесть. Часть шестьдесят третья

Лакуна

В те годы снабжение деревень алкоголем, а особенно табаком прекращалось на период уборки урожая (табака и в Уфе не бывало в сентябре в течение нескольких лет подряд); по-видимому, весь грузовой транспорт был задействован в перевозках зерна и овощей с колхозных полей, а в городе не было табачной фабрики. С алкоголем в деревнях проблем не было, почти в каждой избе гнали, а вот табак высаживали немногие, и те очень скоро смекнули, что делиться, даже и за деньги не выгодно.

Посему самосад в деревне скоро закончился (вернее, крестьяне перестали его нам продавать), и курящие стали испытывать адовы муки ломки без привычного наркотика.

На общем собрании учащихся и преподавателей было принято решение откомандировать кого-нибудь толкового в Уфу за куревом, конечно, выбор пал на меня, как на наиболее шустрого и коммуникабельного (к тому же как на старосту группы).

И так назавтра утром я отправляюсь в кабине ГАЗика, увозящего с полей картофель, на овощебазу. С собой у меня огромный альпинистский рюкзак (чуть ли не с меня величиной) и «общак» – порядочная сумма денег. Дорога выдалась скучная, шофёр попался нелюдимый и большую часть времени я продремал.

Прибыл я в район Черниковки около станции «Бензин», где-то часам к двум пополудни, т. е. сразу после обеда, и сразу же мне повезло: буквально за углом, в двух шагах, только что подогнали к табачному киоску грузовик с табачными изделиями, а разгружать машину оказалось некому, поскольку грузчики не поспешали возвращаться с обеда. А продавщице, наоборот, хотелось всё продать побыстрей, и закрыться, да и шофёру простаивать не очень-то хотелось, поэтому из её уст вырвалась мольба о помощи, направленная в сторону прохожих. Тут же я и пара проходящих мимо мужиков предложили свои услуги (за несоблюдение лимита продаж и не стояние в очереди, тогда давали лишь один блок на руки, а народу быстро набежало более ста человек, но мы были первыми и вся очередь жутко нам завидовала).

К тому же появилась возможность выбора сорта курева, и вот я решил взять на все наши деньги сигареты «Махорочные», т. к. они стоили всего четыре копейки за пачку (ближайший их конкурент стоил уже десять копеек – «Памир») и они были нормальной длины, а не укороченные как «Южные» или «Новые». Разгрузили машину мы очень быстро, и я столь же быстро и отоварился, под недовольный шум очереди, набивая свой рюкзак огромным количеством курева. Быстро набив полный рюкзак и все карманы ядовитым дефицитом и оставив после себя пустую полку, я с чувством честно выполненного долга отправился к себе домой, где с удовольствием не спеша вымылся в ванне, после чего отправился во двор к друзьям-приятелям (кстати, и они страдали от отсутствия курева). Состоялась замечательная вечеринка с возлияниями, затянувшаяся далеко за полночь (мамы не было дома, она была в очередной командировке). Приятелям, конечно, тоже перепало никотина из моего огромного запаса.

Дома я задержался, как уже говорил, на сутки и под вечер следующего дня отправился в путь обратный, в Вишнёвку. Доехал до Булгаково на автобусе и принялся ловить попутку, но в сторону Вишнёвки, как назло, никто не ехал, деревушка была небольшая и хозяйство там было так себе. День тем временем окончательно перешёл в вечер, настали сумерки, а единственная машина, которая шла в нужную сторону появилась лишь часам к восьми, да и то не доезжала до Вишнёвки километров 7-8, а сворачивала в другую сторону. Зверски хотелось есть и пить и я поехал на этой, надеясь, что найду ещё попутку уже на месте. Расплатился с шофёром всё теми же сигаретами. И пошёл к ближнему дому в надежде узнать дорогу в Вишнёвку.

Но нашёл лишь очередное приключение, причём достаточно знаменательное.

Лакуна

Однако по порядку: высадился я на околице села (название его напрочь забыто) и побрёл вдоль по улице в надежде встретить кого-либо из студентов, туда присланных (студенты тогда работали повсюду, а уж вблизи города и подавно). Ожидания мои вскоре оправдались – навстречу, весело приплясывая, направлялись несколько весьма привлекательных девиц в телогрейках и платках. Оказалось, что по улице прогуливаются и другие представительницы прекрасного пола и в значительном количестве. Вот уж где запахло настоящим приключением.

Я обращаюсь к ближайшей паре девиц с отчаянной просьбой помочь с пропитанием, и сразу же меня торжественно тащат в избу, где ещё несколько очаровательных особей противоположного пола хлопочет у плиты, выясняется, что в этой деревне работают студенты Мединститута, а это, в основном, девушки – малина полная, одним словом. Меня окружают и наперебой угождают, заботливые и хозяйственные красавицы, стирают мои пожитки, внимают моим россказням и анекдотам… Вопрос с застольем разрешается моментально и вкусно. Сразу вспоминается 1001 ночь и Гарун ар Рашид. Утоление голода, жажды и алкоголизация привели к возникновению новых желаний. Пример возросших потребностей.

Райское место эти девичьи общежития.

Лакуна

Девушки кроме ужина предлагают и горячительное, а потом настойчиво предлагают разделить и нехитрый деревенский досуг – приглашают в Дом культуры в кино, и на последующие танцульки. По дороге в клуб я пытаюсь выяснить дорогу в Вишнёвку, но девицы старательно обходят эту тему и настаивают на непременной ночёвке: «ну куда же ты один, в такой темноте побредёшь ночью с таким мешком и т. д. и т. п., вот завтра утром мы тебе всё покажем и расскажем». Бреду в клуб, где было накурено до синевы, в полумраке играла гармоза и слышались хриплые песнопения местных Карузо. Короче, тоска зеленущая. Я от такого веселья засобирался уже было идти, несмотря на незнание маршрута, но так просто меня не отпустили, а потащили опять в избу. На ночь они меня оставили всё же, почти силой (тут я, пожалуй, лукавлю), сообща выкурили из моих запасов пару-другую пачек (у них тоже плохо с куревом было), ночью же было выпито ещё немало спирта (люблю медиков).

Словом, я провёл вакхическую ночь с четырьмя подружками, изучая анатомию в чистом виде, но где-то к пяти утра понял, что если задержусь ещё, то уже не в состоянии вообще передвигаться буду, посему выспросил всё же про дорогу и обманул бдительность медичек (сказал, что мне в туалет, а сам за рюкзак и бегом). Уже рассвело, и я отправился к моим, жаждущим никотина, сокурсникам и педагогам. Утро выдалось весьма прохладное (чуть ниже ноля), но ясное, выпал обильный иней, лужицы подёрнулись ледком. Идти по дороге нужно было восемь-девять километров, однако выяснилось, что вполне можно было срезать по полям у поворота, но там путь преграждала речка шириной метров пятнадцать неизвестной глубины, берега её были обильно истоптаны домашними животными, то есть было не слишком глубоко, а вот следов проезда транспортных средств не наблюдалось. Дело представлялось рискованным, но…

Я упрямо попёрся напрямую, хотя, как я уже писал, плавать совершенно не умею, а тут ещё и холод, но с берега речки отчётливо можно было разглядеть околицу Вишнёвки, до которой отсюда было всего километра полтора. После длительных колебаний и раздумий, всё же заставляю себя топать вброд.

Вот до чего может довести лень!

Лакуна

Раздеваюсь совсем и осторожно отправляюсь в ледяную воду, где, войдя по колено, окунаюсь целиком (б-рррррррр!), потом на берег, рюкзак и одежду пристраиваю на голову и вхожу в реку… так совершилось крещение, правда не на святки, но водичка была именно такая... Впечатление от такого погружения предстояло далеко не слабое, но уж если я решил, что обратной дороги уже не будет (разве что слишком глубоко окажется, я молился, чтобы не было глубоко, и, видимо, Ангел-хранитель внял моей молитве). Холод обжигает как пламя, но организм справляется (слава богу, не случилось: ни судорог, ни остановки дыхания), и вот я осторожно бреду, постепенно погружаясь: вот вода выше колен, вот выше пояса, вот и до середины груди уже доходит и холодно как в Аду в озере Коцит. В голове только одно, а что если будет глубже и придётся обратно, а потом ещё восемь километров мокрым по морозу. К моему счастью, дно начинает потихоньку повышаться, хотя и остаётся вязким и илистым (ноги застревают, и приходится двигаться медленно), но вскоре уже приближается и обледенелая кромка противоположного берега, на которую выбираюсь с трудом (лёд на бережке скользкий, а упасть нельзя ни в коем случае, ведь тогда все мои усилия пойдут прахом – всё содержимое рюкзака и одежда вымокнут). Выбираюсь повыше, надеваю трусы, и уже начинаю было одеваться полностью, чтобы идти остаток пути по полю к деревне… но тут обнаруживаю, что мне не просто тепло, но и даже жарко (ответная реакция организма на резкое охлаждение, такое я уже испытывал в детстве, переходя босиком через замёрзшую реку на спор). Я только покрепче привязываю одежду к рюкзаку и взваливаю его на плечи. И вот в таком виде появляюсь на поле, где, как оказалось, работают наши. Они-то все в телогрейках, платках, сапогах, а я в одних трусах и босиком – народ балдеет, не часто такое можно было увидеть (тогда ещё телевидение не охотились за жаренным и интернета не прогнозировалось).

Виктор Иванович, перепугавшись последствий (он ведь отвечал за наше здоровье), немедленно тащит меня бегом по полям в наш коровник, где заставляет одеться и, достав из своих запасов бутылку водки, заставляет выпить сразу два стакана подряд (что-то везёт мне на выпивку последние дни). На все мои возгласы, что мне не холодно, он совершенно не реагирует. Ладно, пью, хотя водку не особенно люблю, но тут же халява, и можно! На поле он, естественно, меня в таком виде не выпустил, и пришлось тосковать с дежурными до обеда. С горя напоил совхозного петуха водкой, и он забавляет меня и дежурных девчонок своими пьяными выкрутасами и хриплым кукареканьем. Потом валится замертво и засыпает лёжа.

Радость от привезённого табака превратила моё возвращение в триумф, праздник для всех (кроме некурящего Серёжки), а тут ещё и представление: утреннее возвращение голого гонца из вояжа в город.

Веселились мы далеко за полночь, я отвечал на многочисленные вопросы о городе (можно было подумать, что мы тут уже с год), но уже следующим утром обрушились суровые будни (и тут мне несказанно повезло), пошли дожди, и стало зверски грязно и холодно, барак наш продувался насквозь, и вся романтика как-то враз улетучилась, и работать в слякоть нас не вывозили, толку не было выковыривать картошку из раскисшего башкирского чернозёма, потому что на поле даже трактор мог заехать с трудом. Несколько дней просидели в коровнике, потом дожди перешли в морось, теперь после работы долго приводили себя в человеческое обличье, что крайне трудно, имея один умывальник с холодной водой на всю стаю и частенько не имея возможности посетить баню и даже толком согреться. На поле жгли костры, куда бегали греться каждый час, телогрейки наши намокали и становились тяжелющими.

Работали, однако, мы до полного сбора всей картошки, а там окончательно похолодало и пошли затяжные октябрьские «снегодожди» (мамино выражение).

По возвращении меня, как героя, оставили в старостах, что гарантировало повышенную стипендию.

Героям слава.

Продолжение следует…