«Муравечество»: быть Чарли Кауфманом

Я писал о фильмах Кауфмана, в частности о «Вечном сиянии чистого разума» и его режиссерском дебюте – «Синекдоха, Нью-Йорк», потому, зная его работы, мог иметь некое представление о самом романе. В печатном виде Кауфман не ограничен практически ничем, и потому пускается в своем романе в невероятно далекие дебри, еще глубже и масштабнее. Но остановимся на том, что это такое «Муравечество» Чарли Кауфмана – гениальная книга, гениальная графомания, просто графомания или просто гениальное произведение? В случае с автором вопрос, скорее всего, зависнет где-то в воздухе, не рискуя опуститься к земле в виде ответа.

По сюжету мы имеем главного героя – некоего не очень удачного кинокритика Б. Розенбергера Розенберга (он не еврей, чтобы вы там не говорили), который отправляется в какой-то маленький городок с целью написать монографию об одном старом фильме. В доме, где снимает комнату Розенберг, по соседству обнаруживается некий старичок, и позже выясняется, что он – режиссер, но его фильма никто не видел, ибо он не показывал его никому. Розенберг именует соседа Инго. Анимационный кукольный фильм Инго снимался на протяжении 90 лет и длится три месяца. Во время просмотра Розенбергом материала, Инго умирает, и главный герой, думая, что нащупал золотую жилу, намеревается перевести фильм и материалы к нему в Нью-Йорк и посвятить всех живущих с этим неизвестным доселе шедевром. Но, по пути, пленка с фильмом сгорает, а Розенберг получает травму головы, в результате которой частично теряет память. Теперь Розенберг единственный носитель фильма и ему предстоит вспомнить его весь и попытаться восстановить.

Чарли Кауфман – это чаще история внутри сознания, наполненного мыслями, фантазиями, сновидениями и личными переживаниями. В «Муравечестве» Кауфман не изменил себе в плане рекурсии: история о герое, который живет в чьей-то голове, которая в свою очередь тоже контролируется кем-то извне. Здесь могут выступать и герои, и их авторы, и читатели/зрители. Количество вселенных, в которых развивается действо, варьируется до колоссального, накладываясь друг на друга. «Муравечество» – это такой абсурдный постмодернистский талмуд длиной в 700 страниц, который может отсылать к лучшим работам Томаса Пинчона или к «Бесконечной шутке» Дэвида Фостера Уоллеса. К последнему примеру роман наиболее близок – и там и здесь говорится о кино и фигурирует некий фильм. Также роман изобилует ссылками и интересными фактами из мира кинематографа.

«Муравечество» книжка довольно забавная, даже смешная, сколь и пронзительная. В ней иронизируется масс-культ, лавина толерантности, даже появляется Дональд Транк, который может уничтожить весь мир. Чарли Кауфман умудряется даже иронизировать над самим собой и унижать самого себя на страницах книги, а главный герой без продыха пишет рецензии чуть ли не на все вокруг, включая свою бороду. Первую половину книги можно от души посмеиваться над абсурдом происходящего, а где-то даже удивляться авторской фантазии. Ближе к середине этот запал спадает, автор начинает самоповторяться и повествование буксует. Ближе к концу происходит настолько массивная атака бреда, апокалиптической фантастики, повествование уже окончательно завязывается в настолько тугой узел, что гораздо легче его уничтожить, чем развязать. Но после последних размышлений книжка все же стала оцениваться мною на высших балл, благодаря тому, что написанные автором мысли были во многом созвучны моим.

Кауфман через свою книгу рефлексирует на тему творчества, кино, его места в жизни. Его герои часто задаются вопросами о реальности того, что они видят и познают. Утраченный фильм Инго может быть той призмой, через которую фильтруется сознание каждого зрители. Что если фильм, который смотрит два зрителя, воспринимаются совершенно по-разному обоими, хотя структура фильма одинакова? То же самое можно сказать о «Муравечестве» Кауфмана и, скорее всего, любой прочитанной книге – они рождаются у нас в голове, обретают там свою форму и живут с нами всю оставшуюся жизнь. И даже этот неоднозначный, сложный, смешно-трагический роман существует для того, чтобы нам об этом сказать. И тут я замечаю, что являюсь сам главным героем книги, который занимается критикой: как я смею что-то говорить от себя, если ткань книги или рецензируемого объекта не поддается анализу в объективном смысле? Ведь все, что я могу сказать о книге – это то, что я вынес для себя и про себя.

Кауфман и сам раскрывается в романе как представитель киноэлитарности, который, отчасти, борется с непонятостью, некой отчужденностью в мире, где правит масс-культ. В романе, по сути, отражается и смысл творчества и юмора, как последнем бастионе в бушующем и отрицающем мире, где каждая странность, любой отход от привычных норм оборачивается одиночеством и неудачами.

«Муравечество» – роман, конечно, на любителя подобных смысловых игр, а также для кого имя Чарли Кауфмана – не пустой звук. Это роман-сатира, роман-откровение, роман-бесконечная шутка. Это безудержная фантазия, сон, фильм о фильме внутри фильма, это давление автора над героем и читателем. «Муравечество» – это выход за все возможные пределы. Читать столь длинный, разнообразный, неоднородный и многомысленный роман – выбор ваш. Но я не пожалел ни денег, ни времени и буду ждать очередных безумных творений от Кауфмана.

И отдельное спасибо стоит сказать издательству «Individuum» и переводчикам Сергею Карпову и Алексею Поляринову за то, что донесли «Муравечество» до русского читателя. Поистине добротная и качественная работа.