Как только начало светать, хозяин сада, лет 40-45 украинец, с большой осторожностью открывает дверь, выходит наружу и подает нам ведро молока и испеченный на круглой сковородке белый хлеб. Но лейтенант Шурыгин встал перед ним и говорит: «Спасибо за подарки, дорогие наши, мы не голодны!» Хозяева, поклонившись и попрощавшись, скрываются в доме. Как только их не стало, лейтенант нам: «Товарищи, на западных украинцев надеяться нельзя, командование не разрешает принимать от них еду, без разрешения у них еду не брать!» – «Есть, товарищ лейтенант», – отдал ему честь автоматчик. Накрыли военную машину маскировочной сеткой и сели подле яблони покурить.
Лейтенантов командир дивизии собрал на совет, Шурыгин ушел туда. В это время автоматчик (к несчастью имя и фамилия его мне не запомнились) зашел к хозяевам сада и попросил ту еду, которую они подавали. Я хозяину и его жене: «Сами поешьте», – говорю. Они улыбнулись и выполняют мою просьбу. И мы с жадностью начинаем есть. Комаров, немного поев, набрался сил и говорит: «Дай-ка лейтенанту Мингазееву тоже немного оставим», – попросил принести его вещмешок и котелок. Вернувшийся лейтенант с удовольствием поел. Как же это победители должны впроголодь наступать?! К полудню наши вещмешки были полны продуктов, их сельчане сами принесли нам.
Мы оставили этот поселок и выступили на запад. В конце дня приблизились к Перемышлю. Перемышль бомбят. Но нас повернули в сторону юга. Направление, по которому мы движемся – большая шоссейная дорога, соединяющая Перемышль, Хыров и Дрогобыч».
Дрогобыч – город в Львовской области Украинской ССР. Расположен в предгорьях Карпат.
Хыров – город в Старосамборском районе Львовской области Украинской ССР, на р. Стрвяж.
«Вдоль этой шоссейной дороги проходит железнодорожная однопутка. Наша дальнейшая задача – занять станцию в 10 км от Перемышля, около поселка этой станции устроить засаду, или, можно сказать, оборону держать против отступающих фашистов, или, если придется, вступить в бой.
Взятие станции
Мы ползем в направлении шоссе «Перемышль – Дрогобыч», в сторону станции. Солнце, движущееся в сторону Карпатских гор, ослепляет глаза. Наш экипаж идет впереди в роли дозора. Мехводитель из ТПУ: «Товарищ лейтенант, вижу одного немца на бричке, запряженной парой лошадей», – говорит. Мы видим, как немец взмахивает руками, а лошади идут шагом. Немец, кажется, нас не замечает, потому что мы движемся вперед с горы по инерции. «Не останавливайся, пока не дойдем до конца», – говорит лейтенант Шурыгин. Дуло пушки я приподнимаю вверх, а Комаров тихонько толкает тележку. Лошади вздрагивают и останавливаются справа от канавы. Очнувшись словно ото сна, немец спрыгивает с телеги и пытается взять в руки автомат. В это время лейтенант, открыв люк, кричит: «Хэндэ хох!» Но немец опомнился, схватил наган, застрелился. «Эх ты, командир! Не взяли живого!» – сказал кто-то.
За нами второй, третий экипажи останавливаются. Комдив Мехненко прибежал: «Что случилось? Почему остановились? – и, не дождавшись ответа, увидев мертвого немца, – Что, уже воевать начали?» – «Да нет, еще нет, товарищ капитан, он сам себя», – сказал Шурыгин. «Он шел или убегал?» – снова спрашивает капитан. «Да нет, он спокойно уходил, как ни в чем не бывало», – отвечает Шурыгин. «Значит, фашисты не знают, что мы здесь. Товарищ Миллиграммов, отправьте вперед на разведку мотоциклистов. Почему нас разведка не предупреждает. Нам в этих местах надо быть осторожными. Фашисты могут из засады перейти в наступление», – сказал Мехненко. Капитан Горенев подошел к нему: «Товарищ капитан, это запасные автоматы фашистов, целая бричка, посмотрите-ка», – и показал на Бойко, который раздавал автоматы экипажам. «А почему он их раздает?» – спрашивает Мехненко. «Так ведь их же бросить нельзя. Это наш трофей», – ответил Горинев.
Нам было приказано на том же месте по обе стороны дороги, немного отойдя, маскироваться. Только мы заняли позиции, как вернулись мотоциклисты-разведчики. Капитан Мехненко собрал командиров батарей. Командиры экипажей приняли последние указания от командира батареи. Мы снова выехали на шоссе и двинулись вперед.
Перед нами большой лес. Войдя в этот лес, снова сделали небольшую остановку. А как вышли из него, нам сообщили, что примерно в 2-х км отсюда будет бой за станцию. На станции стоит немецкий бронепоезд.
Мы в военном порядке на большой скорости рванули вперед. 3 батареи самоходок цепью движутся к станции. Хотя впереди открытая местность, станцию не видать. Это оказалась низина. Перед нами виден бронепоезд. Он осторожно дымит, а рядом никого не видать. Идущая впереди батарея капитана Миллиграммова направилась прямо к бронепоезду. Наша батарея держит дорогу между станцией и деревней. Здесь примерно полкилометра. Мы видим, за бронепоездом в 70-80 м на зеленой траве копошатся фашистские солдаты. Их около 50. То ли пляшут, то ли дерутся – нам не понятно, темно. Лейтенант Шурыгин: «Не стрелять без команды. Если будет команда стрелять, то только осколочными». Вон экипаж капитана Миллиграммова уже пробрался к бронепоезду. Выстрелы не слышны. Мы идем прямехонько туда, где фашисты копошатся. Фашисты нас заметили. И побежали было в сторону бронепоезда. А в них начали стрелять с той стороны. Несколько фашистов упали, а остальные застыли, подняв руки. А бронепоезд так и стоял, пуская потихоньку пар.
Вечером в станционной деревне проводился обыск. Поймали одного фашиста, переодетого в женщину. Он оказался командиром бронепоезда. Командир 1-й батареи допрашивает немецкого офицера. Только он говорит по-немецки, как воду пьет. «Он ведь еврей!» – говорят про Миллиграммова. Ну и пусть, зато он человечный, дружелюбный. Русские товарищи не очень-то любили евреев, но его любили.
Стало известно от немецкого офицера, что фашисты отступают в направлении «Перемышль – Дрогобыч – Чехословакия». Бронепоезд получил приказ доехать до Хырова под Дрогобычем. Но под Хыровом (а этот город был очень удобен для обороны немцев – со всех сторон окружен маленькими горками, а на склонах гор – низкорослые молодые сосны и елки) немцы готовились к большой битве.
Не помню название занятой нами станции. Мы замаскировались на ржаном поле. В первую ночь наши долго бомбили город Перемышль».
К исходу 17 июля 1944 года оборона врага потеряла свою устойчивость. В этот же день на польскую территорию вступили войска 1-й гвардейской танковой армии генерала М. Е. Катукова.
Катуков М. Е. (1900–1976 гг.) – советский военачальник, дважды Герой Советского союза в 1944, 1945 гг. В Великую Отечественную войну командовал танковой дивизией, бригадой, корпусом, гвардейской танковой армией (с 1943 г.). О нем позже мы тоже прочитаем в дневнике.
Ввод в сражение крупных танковых сил, активные действия авиации за две недели непрерывных боев позволили продвинуться на запад до 200 км, расширить фронт наступления до 400 км, освободить Львов, Станислав, Перемышль. Немецкие войска оказались рассеченными на две части: остатки 4-й немецкой танковой армии отходили за Вислу, а войска 1-й немецкой танковой и 1-й венгерской армий откатывались в Карпаты.
«До рассвета над городом висело розово-красное зарево. На завтра стало известно, что Перемышль нами освобожден до полудня.
Через 5-6 дней наступления кухня нас догнала. Как стемнело, в полночь нас позвали кушать, но из нашего экипажа пошли только один русский и один казах, автоматчики, покушали. А мы не пошли. Почему? Для нас сон был слаще еды.
На этой станции мы провели две ночи и два дня, отдохнули немного. В деревню, как говорят казахи, на родину успели письма написать и вручить санинспектору – письма нам обычно приносили санинспектора. Но я во время этой войны из дома не сумел получить ни одного письма, ни одной весточки. Возможно, эти письма и были написаны, но не могли нагнать нас в пути.
Лейтенант Шурыгин нам, своему экипажу: «Нас фашисты в Хырове ожидают. Предупреждаю, там война будет жесточайшая». Я в письме домой написал, что я на склонах Карпатских гор, чтобы на карте нашли, и пусть города Дрогобыч, Хыров найдут, и что в тех местах мы с немцами должны были жестоко столкнуться. И мое предсказание сбылось.
Продолжение следует…
Сост.-комментатор – к.и.н. З. Р. Рахматуллина; перевод В.Ж. Тухватуллиной.