Размышление про УФЛИ и не только. Часть вторая

С очень интересной литературой я встретился, когда служил в армии. Служил я в ВВС. После окончания «учебки» в Красноярске попал в город Тарту в Эстонии. Молодому бойцу не до литературы – просто нет времени физически. Через год я пошёл в библиотеку нашей части. В этом здании и раньше, до войны, была библиотека.

Шёл 1974 год. Книги, которые я там увидел, удивили меня тем, что среди них были очень редкие. А когда я им починил розетки, меня старший библиотекарь запустила в их хранилище, где были книги, запрещённые в то время в СССР: Мережковский, Гумилёв и другие закрытые издания. Там так же увидел брошюры Бухарина, Рыкова и других «врагов народа». И ещё редкое издание – переписку Ленина с Троцким. Как мне потом объяснили, до Отечественной войны в буржуазной Эстонии эта вся литература была тогда легальна и она как бы по наследству перешла в собственность библиотеки нашей воинской части. Это я пишу к тому, что многое, что начали печатать после перестройки, я успел прочитать ещё тогда. И после, когда я уже работал, когда очень часто приходилось ездить по командировкам в другие города и местности, моё изучение нового начиналось с книжных и букинистических магазинов, а если оставалось время, то и библиотек.

А однажды библиотека сама пришла к нам. Это было в Экибастузе на Всесоюзной энергетической стройке, куда со всего Союза бросали рабочую силу: строителей, монтажников, ну и нас – наладчиков. Прибыли мы туда на помощь бригадой наладчиков из четырёх человек сроком на один месяц сразу после нового года. Нас долго искали, куда поселить. В Экибастузе погода морозная – минус 40 и ветра, а справляя Новый год, предыдущие бригады, перепившись горячительного, побили многие окна в общежитиях-гостиницах. Тут нам предложили поселиться в читальном зале в одном общежитии – там было больше целых окон. Единственное, там не было кроватей. На полу спать в такие морозы мы отказались, тогда нам предложили под матрацы на пол положить толстые журналы, и тут же местный завхоз всё исполнил. Мы спали на матрацах, а под ними все популярные литературные журналы. В то время во многих организациях на подписке деньги не экономили. Спустя несколько дней один из нашей бригады пожаловался, что по вечерам скучно. Тогда другой наш товарищ ему ответил:

– А ты, когда лежишь у себя на матраце, сунь правую руку под матрац – там у тебя будет «Москва», сунь левую – там будет «Новый мир», под головой «Юность» и «Наш современник», а в ногах журнал «Иностранная литература». И всегда там можешь найти, чего душа желает…

Мы тогда до конца месяца после работы, по вечерам много чего там перечитали из этих журналов.. И вообще скажу: в командировках у нас с собой всегда, кроме технической, была познавательная, ну и, конечно же, художественная литература.

Наверное, скажу прописные истины, что для будущих пишущих авторов само чтение литературы очень важно. Это помогает грамотно формировать литературную мысль, используя копилку знаний, которая формируется при чтении. Чем больше читаешь книг, тем больше запас слов в твоем мысленном обороте. Так же твой обычный, непосредственно разговорный, оборот и тот словарный запас, которым пользовался на протяжении жизни, играет большую роль в написании художественных текстов. Если говорить о своей разговорной лексике, скажу: я рос, как и многие мои сверстники, во дворе. А там встречается разное: и мат, и сплошной мат, и что-то похлеще. Про себя скажу: я всегда избегал крайностей в разговоре со всеми. Особый институт разговорной речи – это Армия. Первое время, после срочной службы и возвращения из армии, я не мог долго высказаться нормально. В голове крутились одни только матерные слова, запрограммированные во время службы. Там, в армии, это было сильно распространено, даже среди офицеров и, особенно, нижних чинов. То же самое в моей практике было раз, когда я как-то работал несколько месяцев в глухой пустыне. Там, буквально рядом с нами, работала мехколонна. Я не считаю себя каким-то чистюлей рафинированным – мне и раньше часто приходилось общаться с некоторыми людьми на пролетарском мате, но в сплошном похабном мате уголовного контингента (матёрые бывшие уголовники работали в этой мехколонне) трудно было найти хоть одно нормальное слово. В такой речи, может быть, и есть какие-то свои лексические, смысловые «заморочки» для специалистов по ненормативной лексике, но после длительного общения с ними было удручающее ощущение, будто постоянно живешь в словесных помоях.

А сейчас хочу сказать несколько слов о том, что я вынес из посещений УФЛИ и своей небольшой практики как надо писать (это только моё мнение). Умение превращать свои фантазии и замыслы в произведения, которые потом будут читать, по-моему, это и есть литературное творчество. Но это похоже на теорию. И здесь на выручку должна прийти память, которая формировалась при чтении художественной литературы. Память, в которой зафиксированы многие литературные приемы, а здесь, при написании, они переходят в твои литературные навыки. Кроме чтения художественной литературы, для обогащения своей памяти литературными приёмами и своей личной лексики, как первейший твой арсенал, для формирования литературных образов и их мыслей нужна, наверное, интуиция в подборке литературных характеристик и гигантская работоспособность, а, главное, нужно, как говорят, чтобы господь в темечко поцеловал. Тогда напишутся хорошие произведения, талантливые романы, к примеру, «Возвращение помещика» или что-то ещё лучше (а, может быть, для «Возвращения помещика» и не надо было, чтобы в темечко целовали... «Возвращением помещика» – это первое, что вспомнил… Я, конечно, признаю, что с этим здесь немного похулиганил. Да простит меня за это автор романа Александр Иликаев!) И ещё я заметил: это большой кайф, несравнимый ни с чем, когда ты пишешь и чувствуешь, что у тебя что-то получается…

А может так получиться, что всё, что я выше предлагал, воплотилось в одном человеке, который ходил и ходит в УФЛИ, и это всё оказалось не релевантным, и всё же писателя или поэта всё равно не получилось? Тогда как? Я думаю, если есть сильное желание, надо пробовать и работать, и что-то хорошее обязательно получится!

И вот ещё одно. Я недавно для себя отметил, что во время этой творческой работы, во время увлеченных поисков очередного сюжета и уже потом, определившись с этим, сосредоточившись над своими художественными образами, ты ощущаешь: происходит с тобою что-то такое, что не можешь сразу объяснить. А потом понимаешь, что, сосредоточившись в творчестве, напрягаясь от твоих внутренних оценок и сравнений образов, ты проходишь через какие-то невидимые для тебя моральные фильтры. И есть возможность (возможность – двойное подчёркивание, потому что это не происходит само собой и зависит от тебя самого, от твоей честности) постепенного очищения, хотя бы от части СКВЕРНЫ, засевшей в тебе. Потом появляется и присутствует твоя взрослая боязнь предать когда-то эти свои ощущения, оценки и вновь погрузиться в эту скверну. Теперь совсем коротко, о чём писать и как писать. Дискуссий у нас на эти темы в УФЛИ я не помню, но как-то кто-то из наших обронил, что писать надо только правду. Конечно же, там, где описываются события исторические или близкие к ним, нужна только правда, и это неоспоримо. Но вот сама сухая правда нашей жизни не всегда интересна будет читателю, не говоря о том, что там не часто существует художественная привлекательность, чем всегда славилась художественная литература. И куда девать писательскую фантазию? Думая об этом, я вспомнил об одном интервью Федерико Феллини в «Литературной газете» в 80-х годах 20-го века, которое он тогда дал. Там возник вопрос: «Всегда ли сценарии его исторических фильмов соответствуют исторической правде?» Он ответил, что некоторые историки, прочитав его сценарий, начинают спорить не с ним, а между собой. Если это устраивало такого мэтра, как Феллини, то комментарии, я думаю, излишни. Вот ещё такой момент: к примеру, во время написания произведения отношение к какому-то образу у автора меняется в процессе написания. Я такое встречал по жизни не только в литературе. Бывало, что кто-то из моих друзей менял своё мнение о чём-то кардинально. Я себе задавал вопрос «почему?». И это у меня продолжалось, пока я не услышал одну притчу. Вот она: «Говорят, что знаменитый Леонардо да Винчи, когда писал свою картину «Тайная вечеря» с двенадцатью апостолами – долго искал натуру для написания Иуды. А когда он всё-таки нашёл натуру, то обратился с вопросом к этому человеку: – Мне знакомо ваше лицо. Мы где-то виделись? На что человек ответил: – Так вы же с меня Христа писали!» Подумав об этой притче, я пришел к тому, что адекватная вразумительность в процессе моделирования образов весьма рефлексивна и ещё до конца, наверное, нами не изучена. Творческий человек – художник, видевший недавно в ком-то образ Христа, вскоре может отожествлять его же с Иудой… Не говоря о том, что это может происходить с разными художниками.

Сейчас снова немного обо мне.

Да, литературный багаж у меня был нулевой: рифмовал стишки в армии и после, на бытовом уровне. Были записи своих афоризмов и так, по мелочи. Основная моя писательская деятельность – писал на заявлениях моих подчинённых на отгул «НЕ ВОЗРАЖАЮ»… И ещё у меня не плохая художественная память на события, которые вокруг меня происходили. У меня хорошие взаимоотношения с юмором, с сатирой, и ирония мне не чужда. В УФЛИ Илья Гольд был часто моим собеседником на эти темы. И потом, когда я пробовал писать свои рассказы или стихи, меня часто тянуло свернуть в плоскость юмора и иронии. Вот и поделился здесь частью того, что было у меня «литературного», когда я пришел в УФЛИ. Написал сейчас про себя – чтобы про других писать, я мало что о них знаю, а если кто-то ещё сможет написать то же о себе – будет здорово.

Продолжение следует…