Встречи с бабой Шурой в Чёрном Отроге. Часть вторая

Вторая неделя

Село оставляло самое благоприятное впечатление. Улицы широкие, чистые и ухоженные. Зевак и болтающихся не было видно. Ими становились мы, участники Литературной резиденции. Нам было интересно всё и хотелось заглянуть в любой дом по улице.

Но первым делом мы заглянули в Историко-мемориальный музей В.С. Черномырдина. Музей был создан по инициативе земляков и семьи видного советского и российского государственного деятеля. Он начал функционировать с 2011 года. Экспонатами стали предметы, которыми пользовался Виктор Степанович, когда работал на предприятиях Оренбуржья и России в различные годы. Среди экспонатов видное место занимает Кабинет премьер-министра России В.С. Черномырдина, переданный Правительством Российской Федерации. В музей мы возвращались снова и снова: переживали историю, повторяли фразы Черномырдина, фотографировались на их фоне.

Каждое посещение открывало для нас что-то новое и интересное. Да и пройтись по улицам села доставляло массу приятных эмоций. Вот, у ворот дома играла девочка с котёнком. Крякали степенные уточки, которые важно выходили из ворот на улицу. Мне эта картинка сельской жизни показалась самой притягательной, имеющей глубокий смысл.

Новый храм во имя Иоанна Богослова вырос рядом со старой церковью. Маленький храм служил верой и правдой с момента освящения и даже тогда, когда процветали годы безбожия. Колокольня была снесена. В 50-е годы двадцатого века в здании церкви располагался райком партии. Жизнь не прекратилась, она продолжалась. Позднее было принято решение о строительстве нового здания Гавриловского райкома КПСС. Виктор Черномырдин, будучи школьником, принимал посильное участие в строительстве. Он носил кирпичи. Годы пролетели, и Виктор Степанович выкупил здание, когда это стало возможным, сохранив его как дань истории, как преемственность поколений. Сегодня здание соединилось с построенным историко-мемориальным музеем и составляет единое целое.

Наши встречи с бабой Шурой стали регулярными. Я как будто через призму жизни жительницы села видела историю своей семьи, своих родных мест. Баба Шура – это образ русской женщины, перенёсшей все выпавшие на её долю испытания без ропота, с именем Господа в душе.

– Трудно было, особенно, когда дочки были маленькими, – задумчиво говорила жительница села, – маму уже схоронила, их оставлять было не с кем. Купила трём дочкам Вале, Наде и Любе по кукле, чтобы играли. Закрывала их на замок. Когда приходила с работы, то открывала и свет зажигала. Как только начиналась уборка, Марфа Васильевна сразу вызывала: «Сорокина, Скороход и Сугробова, собирайтесь на ток!» И я шла, куда деваться!

Баба Шура вздыхала, замолкала, а потом снова начинала говорить. Словно она хотела выговориться за всю жизнь. Я гладила бабушку по руке, успокаивала, как могла. Иной раз слёзы застывали в глазах моей собеседницы. Но как только заходила речь о Викторе Степановиче, то менялся голос, и речь становилась более быстрой.

– Я ведь тоже пела под гармошку. У меня и мама была певуньей. Она пела подголоском. Деревня провожала парней в армию. Мы пели любимую песню Виктора Степановича: «На столичном Варшавском вокзале станционный гудок прогремел…». Эх, я, бывало, припевала.

Я заметила, что когда баба Шура исполняла песню, то замирало всё вокруг. Даже воздух становился невесомее. Слова песни превращались в молитву, и она уносилась в небеса.

Третья неделя

С гордостью музейные работники показывали книгу «К 185-летию села Чёрный Отрог посвящается», изданную в 2012 году. Книга, как гласит предисловие, является народной в высоком смысле этого слова, ибо написана жителями села. Она создавалась и теми, кто родился на берегах Сакмары, и теми, кто приехал однажды сюда на работу, да так и остался. Чёрный Отрог и для них стал родным. Редактор книги Наталья Васильченко-Рахимова обращается к читателям: «Родная земля связала воедино тех, кто жил до нас, и тех, кто придёт позже. Как из бездонного колодца, душа здесь черпает силы, и потому она так тянется сюда…, чтобы однажды понять: все облака плывут в родную сторону».

Меня заинтересовала судьба лиственниц, которые растут на территории сельского храма во имя апостола Иоанна Богослова. Лиственницы не здешние, они были привезены в Чёрный Отрог и посажены на церковной земле как подарок ко освящению храма в 1850 году. Сегодня на дворе 2022 год. Сколько лет этим красавицам – можно сосчитать. Сейчас их осталось две. Было три лиственницы.

В селе не помнят, чем объясняется этот подарок с берегов Чёрного моря. Да, я не оговорилась. Саженцы лиственниц прибыли с юга. Возможно, в этом виновато название села?! Чёрный Отрог принял душевный подарок с Чёрного моря.

Краевед Саракташского района Оренбургской области, научный сотрудник Музея Черномырдина в Чёрном Отроге Пётр Григорьевич Гусев рассказывает: «Об этом факте поведала Агафья Сергеевна Никулина, урождённая села Чёрный Отрог. А она узнала от своего дедушки. Кто знает, может, священник хотел удивить сельчан, а, может, старался сделать храм привлекательным для всей округи. За лиственницами ухаживали прихожане, служители церкви. Наверное, деревья были огорожены плетнями. Ведь перед храмом была церковная площадь, на которой собирались казаки. Здесь проходили митинги. Позднее на столбе было установлено радио. За церковью уже открывалась степь».

Старый сельский храм во имя Иоанна Богослова (рядом выстроен новый храм, который может по красоте соперничать с собором) имеет скромное, невысокое здание. Он верно служил людям. Лиственницы были своего рода защитой церкви от людской злобы и неверия, ведь они были посажены с любовью и верой. Может, поэтому церковь сохранилась, несмотря на закрытие и поругание церковной жизни в 1933 году.

В здании храма находились райком комсомола, потом школа-интернат со столовой. В алтаре располагалась кухня, вспоминает учитель истории Елена Васильевна Игнатенко. Церковь восстановили, а в 1996 году был отстроен новый храм, младший брат, но значительнее и величественнее по размерам. И сегодня два брата верой и правдой продолжают служить людям.

Лиственницы вместе с народом пережили судьбу Чёрного Отрога. Трагические события гражданской войны ХХ века коснулись этих мест, голодный 1921 год отразился на жителях оренбургского села, раскулачивание и создание колхозов не обошли стороной сельчан. С церковной площади на Великую Отечественную войну уходили на фронт черноотрожцы, и многие не вернулись, пали смертью храбрых на полях сражений. Какой отчаянной болью отозвались в сердцах жителей годы гонений на церковь! Всё прошло, восторжествовала Любовь! Но одна лиственница всё же погибла в 1942 – 1943 годах.

Лиственницу по праву называют таёжной красавицей, и век её долог. Она живёт до 400-500 лет, а то и может до 800-900 лет. Черноморские лиственницы прекрасно вписались в кампанию церковного сада. Вместе с яблоней, боярышником, чёрной рябиной сбрасывают свой наряд осенью, а весной вновь расцветают ярко-зелёными хвоинками. На их фоне потом загораются огоньками красноватые или зелёные шишечки, жёлтые колосочки.

Значит, выпала на их долю радость жизни! Значит, хранить им вместе с черноотрожцами память сердца ещё не одно столетие! Значит, будет крепчать связь Чёрного Отрога и Чёрного моря!

Четвёртая неделя

Месяц пролетел незаметно. Нужно было расставаться с бабой Шурой. Я уже привыкла к ней, к милым, неспешным разговорам.

– Я ведь ещё не рассказала, что работала техничкой в райкоме. Так что я находилась в гуще событий. Мы решили открыть нашу церковь. Мы раньше пешком ходили в Студенцы, соседнее село. В Студенцах церковь не закрывали. Представляешь, миленькая, двенадцать километров пешком. Сейчас пешком не ходят. Вот, у меня провели собрание, потом ездили в Оренбург за разрешением. Какая была радость, что нам разрешили. Сначала в старой церкви начали совершать службы. Сколько она пережила: интернат, там сажали рассаду, был райком. Вот ведь и в нашей жизни было сложно, и в жизни церкви. А потом выстроили новую церковь в 1996 году. Виктор Степанович расстарался! Благодать есть в старой церкви и в новой духу надышишься.

Я понимала, что благодаря простым людям и вертится колесо истории. Простые труженики принимали на веру всё, что происходило в государстве. Не просто принимали, а исправляли неправильные явления своими силами, не тая обиды и злобы.

Мне было непонятно, как баба Шура в таком преклонном возрасте живёт самостоятельно и справляется с бытом одна. А, может быть, я смотрела на неё и представляла себя. Мои дети тоже выросли и разъехались.

– Я привыкла, – отвечала бабушка, – но недалеко живёт дочка. Остальные дочери уехали из Чёрного Отрога, но навещают иногда. Я ведь приучала их к труду ещё маленькими. Девчонки помогали. Маленькая Надя смотрела за козами. Другие по домашности делали. Как-то Валя пошла за нашими козами, а пригнала чужих. Я потом привязывала ленточки на шею, как бусы. Надя пойдёт, по ним и найдёт наших козочек. Сейчас мало держат скотины, раньше много держали. Мама держала корову, я – коз.

Баба Шура засмеялась открыто и добродушно. Да, в Уфе мне будет не хватать наших встреч.

– Когда мужа не стало, пришлось всё делать самой. За дровами ездила в лес. Сначала надо было прорубить дорогу. Пилила, чтобы освободить проезжую дорогу. По деревне пилу искала. В совхозе просишь трактор с трактористом, чтобы привезти хлысты. В корыте возила катыши, потом колола их сама.

Баба Шура показала руки, натруженные, с застарелыми мозолями. Она смотрела на них и как будто не верила себе.

– Баба Шура, а вы не хотите уехать из села? – спросила я.

– Нет, что ты! Здесь и мама моя родилась. У нас был крохотный дом, всего на два окошка. Он был крыт соломой. А ворота были собраны из жердочек. Как я уеду от воспоминаний? А ещё я привозила с бахчи арбузы и дыни. Бахча была под Вишнёвкой. Они были такие сладкие и ароматные. Здесь моя жизнь.

Я уехала из Чёрного Отрога и увезла с собой в сердце тепло душевных разговоров с бабой Шурой, очарование сосен в сельском парке, тихую приветливость улиц и жар оренбургского солнца.