Торопливый, негромкий стук в дверь застал его врасплох: Джек едва успел выпрямиться за столом, на который улегся было грудью в приступе отчаяния, как на пороге возник Генри – бледный, взъерошенный и серьезный.
– Ты чего? – с непривычки удивился капитан. Юноша молчал, переводя дыхание, тревожно и взволнованно глядя на него огромными черными глазами – ни дать ни взять молодой жеребенок-стригунок, впервые выпущенный в чистое поле. – Я тебя напугал? – догадался наконец Джек, сам подошел ближе, желая похлопать по плечу, приободрить – но в последний момент, нахмурившись, опустил уже протянутую руку.
– Эрнеста ушла, потому что сама так решила. Я ее не выгонял, – сухо, отрывисто проговорил он, сам не зная, перед кем ему больше хотелось бы оправдаться: перед этим юношей или собственной совестью. – Ты тоже ни в чем не виноват
– Она мне не говорила, – сглотнув, наконец хрипло вымолвил Генри. Вздрогнул, умолк, но тотчас глубоко вдохнул и начал заново, умоляюще глядя на Рэдфорда: – Я сначала не понял, почему вы поссорились – но когда узнал, что мистер Дойли тоже ушел… Она не рассказывала мне о твоем отце, Джек, Богом клянусь!
– Генри, – Рэдфорд мягко приобнял его за плечи, – Генри, я знаю, что ты славный парень и хороший товарищ, но ведь я не совсем дурак. От кого же ты мог узнать, если не от Эрнесты?
– От тебя, – хрипло выпалил Генри, сжавшись еще больше. Должно быть, лицо Джека при этих словах выразило нечто большее, нежели простое удивление, потому что, взглянув на него, юноша торопливо принялся объяснять: – Помнишь, как я оставался ночевать в твоей каюте после того, как меня смыло за борт во время шторма? Должно быть, тебе тогда приснился кошмар – я… я слышал, как ты говорил о своем отце во сне… а потом увидел твои шрамы и все понял, – почти шепотом закончил он. Рэдфорд молча выпустил его из объятий, шатнулся в сторону; опомнился, обеими руками сжал голову, глянул серьезно, испытующе:
– Не врешь? Да нет, я верю… верю, это я так, – заверил он открывшего было рот Генри, достал припрятанную между стеной и платяным шкафом объемистую бутыль и сделал два жадных глотка.
– Ну ты и дал маху, дружок, – хрипловато вздохнул он, потирая лоб. – Выпьешь?
– Джек, – с неподдельной мольбой в голосе заговорил Генри, в запале побелевшими от напряжения пальцами хватаясь за край стола, – Джек, мисс Эрнеста ни в чем не виновата. Я тогда же спрашивал ее о тебе – прости, я не должен был, но я правда очень испугался за тебя! – однако мисс Эрнеста сказала, что не будет распускать о тебе сплетни и лучше бы мне забыть то, что я слышал. Я пытался – я правда пытался… но я не смог, Джек! Когда я увидел, как он говорил с тобой… – Генри задохнулся и смолк, зажимая себе рот ладонью – видно, боялся сгоряча наговорить лишнего. Джек решительно выбрался из-за стола и обнял юношу – быстро, без колебаний и с не слишком свойственной ему обычно горячностью.
– Спасибо, – глухо выговорил он наконец. – Спасибо, что не забыл. Это было… здорово.
– Верни ее, Джек. Если хочешь, накажи меня, но верни ее, – чуть слышно отозвался Генри. Рэдфорд усмехнулся без тени веселья:
– Знать бы еще, где она. Я скажу Макферсону, чтобы послал людей в город, но вряд ли она этого не предусмотрела. И Эрнеста ведь всегда была умная, как сам дьявол, она не станет на каждом углу кричать о том, кто она такая.
– Тогда надо найти мистера Дойли, а он приведет нас к ней, – предложил повеселевший Генри. Джек усмехнулся и, развернув за плечи, легонько подтолкнул его к двери:
– Зови Макферсона!
Однако старый боцман, казалось, не нуждался в его распоряжениях: выслушав нарочито небрежно отданный приказ, он перегнулся через стол и принялся доверительно докладывать:
– Капитан, людей-то я, если по правде, уже отправил, да только лучше бы и нам самим поторапливаться. Я слыхал, что к мистеру Рэдфорду пару дней назад приехал гость – очень уважаемый человек, командор аж с пятью кораблями – и еще, говорят, в прошлом месяце он разоблачил и казнил двоих предателей, его бывших друзей…
– Вот как. Ясно, – рассеянно пробормотал Джек, побарабанил пальцами по заваленному бумагами столу и осведомился: – Сколько толковых ребят сейчас на борту?
– Толковых-то? – почесал в затылке Макферсон. – Ну, положим, если снять всех с работ…
– Черт с ними, с работами, – мгновенно заверил его Джек. Старый боцман повеселел:
– Тогда человек сорок наберется, не меньше. Мисс Эрнесту все любят, коли им сказать…
– Нет! Скажешь, когда сойдем на берег, не раньше, – отрезал капитан, снова принявшись ворошить бумаги. – Отбери из этих сорока добровольцев пятнадцать самых крепких и не слишком болтливых. Моргану не следует знать, для чего они нам нужны, слышишь?
– Сделаем, капитан! Когда сходим на берег?
– Как только будем готовы, – Джек с ненавистью повертел в руках истрепанный лист бумаги, на котором с трудом можно было разобрать цифры, сунул его под свернутую рулоном карту и окликнул уже взявшегося за дверную скобу боцмана: – Погоди! Вместе пойдем.
* * *
Был уже глубокий вечер, когда Эрнеста в заполонившей после заката Меланетто толпе народу проскользнула в кабак «Мертвая голова» – не самое презентабельное, но уважаемое местными за своевременность и качество подаваемой выпивки заведение. К тому же, на всем острове это строение отличалось своими внушительными габаритами, превосходя лишь дом самого Джона Рэдфорда. «Мертвая голова» спокойно вмещала, по меньшей мере, сотню человек единовременно, удовлетворяя все потребности изголодавшихся по прелестям сухопутного житья моряков – от крепкого рома и многочисленных азартных игр до веселых женщин. В подобном месте для человека сведущего не составляло никакого труда завести нужное знакомство или даже найти команду для службы. Вот только Эрнеста Морено, несмотря на свое нынешнее положение, пришла сюда вовсе не за этим.
В отличие от многих своих товарищей, она не считала ром лучшим помощником во всех несчастьях; однако теперь пришла в это заведение с единственной целью напиться как следует. Завтра она начнет поиски новой команды – не Бог весть какой, но ей не привыкать начинать с чистого листа, – а сегодня можно утопить в пятке-другом кружек память о былых товарищах: о верном Билле, никогда не оставившем бы ее в подобную минуту; о честолюбивом убийце Винченсо, с которым она прежде делила все тяготы пиратской жизни; о притворщике Джеке, чье истинное лицо она видела сквозь многочисленные маски слишком хорошо, чтобы остаться в его команде надолго; о не то просто слишком наивном, не то откровенно непонятном ей мальчишке Генри Фоксе; об Эдварде Дойли… о нем, пожалуй, и вспоминать даже не хотелось.
Когда-то давно у нее были отец и мать – два человека, которых она любила всем сердцем и которым могла поведать все, что лежало на душе тяжким грузом. Однако даже им она не смогла бы сказать точно, пожалела ли о своем уходе. Разумеется, они с Джеком не виделись слишком долго для того, чтобы можно было всерьез рассчитывать на его расположение и дружбу; и разве он не сделал для нее и так предостаточно? Если бы она смогла просто уйти, избежав этих бессмысленных разговоров! И этот Дойли – ему-то, всегда глядевшему на нее с плохо скрытым презрением, какой резон был столь отчаянно цепляться за ее присутствие?
За долгие годы на корабле Морено привыкла общаться с мужчинами как равная. Иначе и быть не могло: сперва ее оберегал Билл, а затем ее имя и умения сами по себе стали достаточной защитой. Все личные отношения она пресекала на корню, сознавая, что стоит изголодавшимся по женскому обществу пиратам вспомнить, что перед ними – девушка, почти такая же, как и те, что остались на берегу – и никакая защита, никакие предосторожности не спасут ее от бесконечного потока домогательств и унижений... Эрнеста глухо засмеялась, сгорбившись над кружкой. Нашла, о чем думать – теперь, когда уже все позади, а этого Дойли она наверняка видела в последний раз. Определенно, нужно пить меньше… или больше? В любом случае, пить еще надо.
К тому моменту, когда «Мертвая голова» неожиданно наполнилась приветственным гулом и полупьяные пираты, с трудом вставая со своих мест, принялись снимать шляпы перед возникшим на пороге Джоном Рэдфордом, Эрнеста была уже в таком состоянии, что лишь флегматично принялась изучать его потемневшее еще больше от выпитого рома лицо и горящие откровенно безумным огнем глаза. И далеко не сразу она заметила что-то странное – сперва звук знакомого голоса из-под полей новой шляпы с огромным ярко-алым пером – а затем увидела и самого спутника Рэдфорда, которому он наливал ром из той же бутылки, что и себе, и слушал его замысловатый рассказ – должно быть, Винченсо был уже достаточно навеселе, чтобы безо всякого стеснения сочинять на ходу…
– … тех мятежников я вынужден был отдать на суд команды, хотя, видит Бог, мне было нелегко поступить так с бывшими друзьями, – прихлебывая ром, вещал Алигьери, не замечая, как в глубине одной из множества устремленных на него пар глаз медленно загорается пламя тяжелой, жгучей ненависти. – Полагаю, вы, капитан Рэдфорд, меня понимаете – вы ведь известны своей справедливостью и неуклонным следованием законам. Кто бы их не нарушил – даже самый близкий вам человек… А доказательства вины моего старшего помощника Уильяма Катлера и его любовницы Эрнесты Морено были неоспоримы…
– Лжешь ты все! – внезапно раздался громкий и четкий женский голос. И столь уверенно и решительно он прозвучал, что людская толпа невольно расхлынулась в стороны, давая дорогу его обладательнице. Крепко сжимая в руке обнаженную саблю, Эрнеста Морено вышла вперед и выставила ее перед собой, направив сверкающее лезвие на, казалось, окаменевшего Винченсо Алигьери. – Господом Богом, позволившим мне спастись с острова, на котором этот человек бросил меня и моего друга умирать от голода и ран, клянусь вам – он лжет!
Глава X. Бой не по правилам
Едва успел отзвучать гневный голос Эрнесты, как со своего места навстречу ей поднялся сам капитан Джон Рэдфорд.
– Что все это значит? – требовательно спросил он, пряча за негодованием собственное удивление. – Даже если каким-то чудесным образом тебе удалось спастись с острова, на котором тебя оставила твоя команда – как ты посмела явиться сюда? Обвинений в сговоре с врагом с тебя еще никто не снимал!
– Значит, снимут сейчас, – сквозь зубы процедила Эрнеста, в упор глядя на бывшего капитана. – Винченсо Алигьери, ты сейчас не на своем корабле и не являешься единственным возможным судьей. А я обвиняю тебя в том, что ты несправедливо обвинил меня и моего друга в сговоре с врагом, пытался без суда выбросить меня за борт, а когда Билл остановил тебя, ты выстрелил в него и оставил нас на необитаемом острове – вопреки всем законам с одним пистолетом на двоих!
– И поэтому спаслась только ты? – поднял бровь Винченсо. Эрнеста сверкнула глазами:
– Билл умер от раны, которую ему нанес ты! Тому есть достаточно свидетелей!..
– И кто же они? – властитель Меланетто потянулся за своей излюбленной трубкой. Морено, смертельно побледнев, закусила губу:
– Вся команда «Кобры»! Люди с «Пеликана», «Морского льва», с «Орла» и «Удачи» – они все здесь, и любой знает меня в лицо так же хорошо, как знал покойного Билла. – Она обернулась, указывая на каждого, чье имя называла: – Вот Эдмунд Гриффин, Одноглазый Робин и Рейли Легкая Рука – как вы думаете, кто привел этих троих на борт «Пеликана»? Тобиас Стивенсон, кто спас вам жизнь, когда капитан вражеского судна уже занес саблю, чтобы раскроить вам череп? А кто голосовал первым за вас в тот день, когда вы были избраны квартирмейстером?..
– К чему сейчас говорить об этом? – слегка охрипшим голосом перебил ее Винченсо, предостерегающе-властным взглядом обводя собственную зашептавшуюся команду: в толпе матросов отчетливо послышался глухой ропот, однако открыто высказываться никто не спешил. – Разве кто-то из названных тобой людей возразил против моего решения?
Эрнеста не ответила; черные глаза ее с напряженным ожиданием впились в толпу бывших товарищей, на длинных ресницах блеснули слезы, и видно было даже, как под плотной тканью жилета и рубашкой бурно вздымалась высокая грудь.
– Неужели никто из вас не решится подтвердить, что он лжет? – заговорила она яростным, вздрагивающим от с трудом подавляемых чувств голосом, в упор глядя на опускавших глаза рослых мужчин, на голову или две выше нее. – Вспомните, сколько добра Билл сделал каждому из вас! Вы же отлично знаете, что для него интересы команды всегда были превыше всего остального… И хоть я и не понимала таких крайностей – но ведь и я тоже… тоже старалась заботиться о вас… и я… Скажите же что-нибудь! Почему Билл – почему именно он оказался предан своими же… – Эрнеста умолкла и поднесла руку к мучительно искривившимся губам. Затем ее пальцы, дрогнув, закрыли лицо.
– У вас есть иные доказательства вашей правоты, мисс Морено? – после продолжительного молчания, внимательно взглянув на Винченсо, спросил властитель Меланетто. Эрнеста, дернувшись, будто от удара бичом, подняла на него смертельно сухие глаза:
– Есть другие свидетели того, что Билл умер от раны и что у нас был один-единственный пистолет, из которого я стреляла в воздух, чтобы подать сигнал проходившему мимо судну.
– И кто же они?
– Люди, подобравшие меня на острове. Ваш сын, капитан Джек Рэдфорд, и его команда.
Забытая трубка, вывалившись из на мгновение ослабевших пальцев, в немедленно наступившем молчании гулко стукнулась о поверхность стола. Винченсо вздрогнул и опасливо покосился на застывшего гранитным монолитом хозяина острова, но почти сразу же, взяв себя в руки, отпарировал:
– А я – капитан Алигьери, и я и моя команда можем подтвердить, что ты и Билл Катлер…
– Заткнись! Не смей снова осквернять его имя своей ложью, – яростным жестом остановила его Эрнеста и сама глубоко вдохнула, силясь успокоиться. Добившись этого лишь отчасти, она обернулась к Джону Рэдфорду и продолжила: – Капитан, я пришла сюда вовсе не требовать наказания для этого негодяя – я знаю, что это бесполезно. Но я хочу справедливости.
– Много раз доводилось мне выслушивать обвинения в несправедливости моего суда, и все же вновь и вновь люди приходят ко мне и просят о нем, – величественно кивнул властитель Меланетто. Эрнеста отрицательно покачала головой:
– Я прошу вас не о суде, а о том, что должно было случиться еще тогда, на борту «Кобры». Пусть меня и Винченсо судит Бог, – левой рукой выдернув из-за пояса пистолет, Эрнеста швырнула его на стол между собой и Алигьери: – Принимаешь мой вызов, Ченси?
Продолжение следует…