Ахроматический росчерк улицы. Окончание

Вдвоем  

– Скучная ваша улица. Кафе мало-мальского и того нет! – немного обиженно проговорила девушка в берете нежно-бежевого цвета.– Как это?.. Как это нет? – проворчал я в ответ. – А немецкое кафе в девятиэтажке напротив лопатинских домиков?!

– Что, так и называется?

– Да! Почти так! Мы так его называем. Оно, конечно, скромное, почти крохотулька. С тремя пластиковыми столиками да барной стойкой. Но есть, что покушать и выпить!

– Фи! – фыркнула девушка и взметнула своей ножкой в полусапожке ворох залежавшихся рыжих листьев у бордюров. Те, словно бабочки чешуекрылые, полетали чуть стайкой и снова опустились вниз.

– Есть бильярдный клуб. Правда, по улице Тургенева, чуть вкось от Вологодской. И все же его родина документированная, запротоколированная, на картах отмеченная – наша улица Вологодская.

– И что там интересного? Что занятного?

– Ну, бильярд!!!

– Всего лишь?!

– Несколько русских больших бильярдных столов. Несколько "американок". Мягкие диванчики, пуфики, бар. В выходные по вечерам гуляет в клубе сомнительная публика: много шума, громкая слишком музыка и несмолкаемое рычание припаркованного авто. И внутреннее убранство помещения вызывает некое колкое сожаление. Но можно интереснейшим образом погонять шары. В дневное время почти безлюдно.

Я взял привычку и похваливать, и открывать истину вещей – незачем темнить перед своей спутницей.

– Нееет! Не люблю, не хочу. И не умею играть в бильярд, – урезонила девушка... Елена.

Прогуливались мы однажды осенним воскресным днем. Было это давненько, а кажется порой – вчера. В уши дул прохладный октябрь, на глаза наплывала малоприятная тусклая серость неба. Ни одного осколка желтого, ни одного зайчика солнечного, ни одного проблеска. Явно погода-природа была не в настроении. В такой раскислый день и думать лень. А тут у меня свиданьице бесценное! Лена чем-то похожа на лисичку – так она мне виделась. Наверно воротничок куртки ее пушистый-распушистый, коричневатый слегка, навеял воздушные мысли. Ее взгляд острый, проникновенный, пленяющий. В ушах висели сережки-колечки. Носик чуточку вздернут. Волосы ее подобно золоту. Улыбка выглядывает из мультфильма "Крошка Енот", и, когда она улыбается, кажется можно услышать детскую песню. Немного веснушек на пухленьких щечках. И голос – серебряный колокольчик.

– В чем-то ты права! Бедна наша улица жизнью живой. И сходить куда-нибудь, чтобы отдохнуть, развеять рабочие скучные мысли – и того нет, – грустно подвел я черту, бросив всякие попытки обелить свою родную улицу. Одним словом, легко сдался. Сдулся воздушный шарик!

– Смешной ты! – все, что она сказала в ответ.

– Ну, есть центр АвтоВАЗ. Единственный в городе. Есть "Мальвина". Магазин детских игрушек, почти как "Орленок" на Первомайской. И известный круглый дом на перекрестке Кольцевая – Вологодская. Достопримечательность!!! Ого-го! Эту сказку в 1985 году построили по проекту уфимца Рудольфа Кирайдта.

– И что? Пойдем туда? – с укором проговорила Лена.

– Обязательно надо куда-то идти... Высиживать "ресторанно-кафешную программу". Демонстрировать свою финансовую состоятельность. Быть кем-то еще! Может, ко мне? Как-никак я не далеко живу.

– Фи! – на этот раз обиженно фыркнула она.

Шли дальше молчаливые, будто в рот воды набрали. Я со своей стороны – не знал, чем ее очаровать. Что такое сказать... Слова окаменели, обретя невыразительную грубую форму. Булыжники-слова. Елена надувшись, отчасти поняла, что зря затеяла спор. А спор-то пустячный. Гуляя по улицам Уфы, мы забрели на Вологодскую. И я по дурости своей молодецкой, возьми да ляпни, что сия – "красавица" моего детства. Улица-любимица! Лена, как уроженка города, прекрасно знала все прелести-серости данного места. И втравила, можно сказать, меня в игру, придавая своим словам интонации горячего спора. Якобы, хвались, дорогой мой, что же такого бесценного, классного у твоей "красавицы". И куда можно сходить, насыщая себя бесценным, вкусным, духовным богатством. Если удастся хоть самую малость, то она, возможно, останется у меня сегодня на ночь. И я начал крутить-вертеть в голове масштабную картинку улицы, вспоминая практически каждый дом, здание, что "поживали" на ней. Но спустя минут пятнадцать, возможно и чуть больше (на часы я не глядел) я понял – не задалось.

Тишина довлела. Понурые, скучные мы брели вдоль трамвайных путей. На нас искоса по-доброму с долей сочувствия поглядывали прохожие. Явно мы, как зеркало, отражали свою боль, обиду, горечь. Я уже ждал, что вот-вот она скажет, ну якобы ей пора домой... время позднее... Но во мне что-то щелкнуло вдруг. Будто внутри меня, или точнее – внутри сознания – щелкнул фотоаппарат, или может печатная машинка. В общем, что-то такое, что пробудило во мне безграничную фантазию и некую мужскую боевитость.

– А знаешь? Здесь... вон в том доме, – я рукой показал на девятиэтажку, что рядом с 75-й школой, – жил гитарист группы "ДДТ" Рустэм Асанбаев. Он один из первых, кто играл рок и блюз в Уфе.

– Серьезно? – удивленно спросила она. Лена, как и все мы уфимцы, в большинстве своем, любили, обожали творчество Юрия Шевчука.

– И они как-то катались в чешском трамвае по нашей улице. И, имея при себе гитары, спели несколько песен пассажирам. Особенно запомнилась многим песня "Не стреляй".

– Надо же! А я и не слышала о таком случае. Но вы, черниковские, конечно, могли такое запомнить. Байка, быль... как еще сказать, – улыбнулась она.

– Был в нашем микрорайончике и Довлатов Сергей. Вернее, будучи журналистом, он пару раз прилетал в Уфу. Как известно, он родился здесь, на улице Гоголя. Его родителей эвакуировали сюда в 1941 году. Но здесь: пес поймешь – жизненные переплетения – по заданию журнала "Костер" приезжал сюда. Жил по улице Коммунаров, что носом касалась Вологодской. Из окон обозревал оживленный пятачок, где скрещиваются непривычно пять дорог. Есть характерные слухи, что его двухнедельная жизнь в Черниковке была довольна весела и насыщенна: звон бокалов и рюмок не утихал днем и ночью.

Я сделал небольшую паузу, дабы глотнуть сгусток свежего воздуха. И набраться сил для следующего своего творческого разгона. Елена, в свою очередь, ушла в тишину. Очевидно, переваривала фонтан неожиданных сведений. Я продолжал, боялся остановиться; да – остановка смерти подобна.

– Да, что там Довлатов! Мальцом бегал здесь Андрей Губин, посещая наш именитый Дом пионеров. Там классный был еще кружок радиолюбителей. В частности, плотно изучали морзянку и умение работать с "ключом". И Спиваков – скрипач, дирижер, тоже рожденный в Уфе, и между прочим в Черниковке, играл несколько раз на скрипке прямо на бульваре Плеханова. Аксаков Сергей Тимофеевич тоже в наших местах часто бывал.

– Аксаков? – переспросила она. – Он же вроде как из века девятнадцатого?

– Все правильно! Здесь он гостил, в лопатинской деревне. Чаевничал у дворян Лопатиных, и у них же иногда собирались местные и приезжие из других городов литераторы. Случалось, что Аксаков, как страстный охотник бегал с ружьишком в угодьях Курочкиной горы. У Нестерова, художника, можно найти в его знаменитых картинах пейзажи наших зеленокудрых мест. Я уж точно не помню, как те картины называются... Но они есть. Про Земфиру я молчу... с ней и так все ясно, как ясный день.

Меня словно сильным разудалым ветром несло. Столько красок небывалых, небылиц накидал на свою улицу-любимицу. Где приврал, где преобразил в нечто большее – не так было важно. Важно было другое – Лена смеялась, и так чисто, раскрепощенно, открыто. Конечно, она моим россказням не очень-то поверила, но ее увлекла моя прыть, занятная неожиданная выдумка. И она, излучая своеобразное свечение удовольствия, сказала:

– Ладно! Пошли к тебе! По дороге купим тортик "Нарада". Ты же не против?..

Лечу и лечу я над проспектом

И что в тебе эдакого? Что тебя питает? Что в тебе растет, поднимаясь веткой за веткой, лепестком за лепестком... рукой за рукой – ввысь, в пространство, в межуличную обыденность? В забытье – многими, нерастраченную временем "совковость". Ты – встряла, где-то между секундной и минутной стрелкой часов, а часовая – и вовсе стала едва заметной полоской, отростком. А скорее, – тленом. И я, не на гоголевской птице-тройке несусь по Вологодской, по проспекту (а пусть будет в моем видении – проспектом), а парю над ним... лечу. И руки мои короткие, чуть накаченные стали крыльями. Я округлый, как волейбольный мяч, ощущаю себя пушинкой, перышком, что не спешит опуститься на "цельнометаллическую" землю. И что вижу я? Улица широка, величава, остра углами. Как говорилось ранее, похожа на кочергу с ее гладь-дорогой. Правда, у основания ручки тоже идет небольшой загиб, но все частности, вольности футуристического смельчака-художника. Много на ней преобладает оттенков серого: панельные дома, хрущевки с шиферными крышами, асфальт, бордюры и пыль – всегда пыль. Но сквозь серость запыленную нашу, вековую, прорываются стройные рядки деревьев. И тополя шумливые с июньским белым пушком. Березы, словно молоденькие невестки. Рябина острохваткая, красноглазка, и манит она своими крохотными плодами, заманивает. И есть рядки яблонь диковатых – ранетки рубиновые. Мало кто их срывает в качестве вкусняшек, для утоления голода. Ввиду того, что кисловаты, мелковаты и кругло не выразительны. Так и растут яблоньки дикарками, не востребованные. Ясень с семенами-вертолетиками бубнит что-то про себя. Одним словом, есть чем прикрыть, зазеленить нашу улицу... проспект. Не голь-пустыня асфальтная, как в некоторых местах наших уфимских, приуфимских.

А все лечу, порхаю и вглядываюсь в просторье. Ого! Открылся новый магазинчик. Опять из серии сетевых дискаунтеров – "магазин рядом с домом". Что поделаешь, они растут как грибы, как поганки. История человеческая со страниц Интернета подсказывает мне, что первые сети магазинные начали появляться в Германии в XV-XVI веках. Разбогатевшие мясники и лавочники, расширяя свою торговлю, открывают несколько торговых лавок, пекарен под одним названием. Уже тогда был запущен этот "змей длиннохвостый", потребительский. Пестрят ныне буквы ядовитые, игривые: "Магнит", "Полушка". "Байрам", "Пятерочка", "Монетка" и нет им конца. И огнища-подсветки выплескивают смесь "роз, васильков, лилий", будто с дискотеки цветомузыка. Они, "сети", и подкрашивают современный вид города. Печалька, очевидна! Блекнут на фоне дискаунтеров обычные продуктовые: "Дарья" – круглосуточный магазинчик, "Уткино", "Хмель"... А сколько здесь "сбербанков" и парикмахерских – жуть невыносимая, но терпимая. Создается иногда впечатление, что человек вологодский только и живет тем, что подстричься, освежиться дешевым одеколоном, наполнить напоследок карманы кредитами и... Ага! Что-то знакомое зазвучало меж зубов, где-то похожее я читал. Для полной густоты, конечно, не хватает Безенчука – мастера гробовых дел; но чего у нас нет, того и нет. И нет Безенчука с пышными венгерскими усами.

Имеются у нас два торговых центра. Уж без них, наверное, сейчас улица – не улица, а так – натоптанная бегемотами тропинка. "Лопатино" под поглядом частных домов, ушитых сайдингом и профнастилом. Очень скучное здание, если честно! "Хужей" я не видел. Надо было постараться, чтоб такое соорудить. И эти старания осознаны со стороны логики. Ведь окраина города, деревня "Лопатино" лезет своими топорами, граблями в глаза... мужик лапотный. Стоит, наверное, удивиться, что вообще построили данный торговый домик в три этажа. Я туда практически никогда не заглядываю. Куда интереснее "Тополя" на перекрестке... в нынешнее время шести дорог (эти шесть дорог тоже нечто удивительное: светофоров натыкали кучу, "зеброиды", и все равно перейти нужную дорогу иногда затруднительно. Сама Вологодская с двумя дорогами, улица Коммунаров и улица Богдана Хмельницкого скрестились, сплелись между собой, будто братья сводные). "Тополя" – само поэтичное название происходит от пирамидальных тополей, что растут вдоль поликлиники № 32. И здание, что очень занятно, построено в виде треугольника. Крыша торгового дома, соответственно, если посмотреть сверху – настоящая пирамида. Архитектурный стиль, но я могу ошибаться, – сталинский ампир. Возможно! Здесь в "Тополях" есть все, как в Греции. И мне нравится плутать меж торговых лавок стеклянных, где по-настоящему можно заблудиться в поисках чего-то нужного. И все из-за острых углов на поворотах; глазу не привычно нестандартное размещение лавок. Вообще создается ощущение, что происходит съемка с помощью камеры "рыбий глаз". Отсюда и особый, не для всех, ощутимый эффект.

Насчет досуга, культурного отдыха могу только назвать детскую библиотеку № 30 напротив школы № 75. Не простая библиотека, а модельная, оснащенная компьютерами. К своему стыду, я в этой библиотеке ни разу не был. Да и появилась она на нашей улице довольно поздно для моего далеко не детского возраста. Но то, что она есть, уже весьма и весьма замечательно. Я постоянно прохожу мимо нее после работы, и, к сожалению, никогда не видел входящих туда и выходящих оттуда читателей... живых, настоящих.

Полет мой идет нормально! Нормалек! И что-то грусти немного нахлынуло. Как ни пытался, как ни пыжился – не удалось спеть дифирамбы в честь Вологодской улицы. Казалось бы, вот нащупал нечто чистое, горделивое, но нет – повылезали нехорошести бытовые, казенно-сухие кляксы. Эх! Сладости, патоки нет и в мыслях. Но брызну напоследок поэтичным, лиричным слогом, ибо какая она не была, есть – я все равно люблю свою родинку-улицу. Взмахну еще раз крылом... пером! Так, в легкую; и пару строк, дабы не утомлять читающий пытливый глаз.

* * *

И чуткая ты, и злободневная. Сколько на твоих квадратных метрах обитает заводчан, трудяг?! Всегда взъерошенная, вспыльчивая и сердечко твое моторное стучит, рычит без остановки. Ты будто в постоянной, в изношенной робе, спецовке и рукава закатаны по локоть. По локоть в грязи ручища, в известке, в масле трансформаторном. Лицо в жирных несмываемых пятнах, нос кривоват, пухловат от былой дворовой драки. Но завсегда, и иначе никак, проглядывает улыбка светлая, лучезарная... всеобещающая, всепобеждающая. Ты – незнакомка! Ты – нетленка! Ты – упрямица! Ты – дерзновица! Ты – немножко "столица"!