Неповесть. Часть тридцать седьмая

Лакуна

Сразу через дорогу главный вход в ЦПКО им. А. Матросова, за вход в который по выходным взимается плата, многие жители Архирейки ходили сквозь парк домой и поэтому ворчали (очень скоро это отменят).

У входа в парк обычно: лоток с мороженым, бочка с квасом (летом) и лоток с овощами-фруктами. В массивных столбах ворот расположены билетные кассы: входная и летнего кинотеатра имени А. Матросова. Главный вход был, естественно, слизан с московского. Типовые высоченные ворота из чёрного металла, трёхметровый металлический забор с очень частыми вертикалями, так что даже такое плоское создание как я не могло протиснуться.

На центральной аллее парка, в центре, памятник Матросову, справа деревянный игривый летний кинотеатр, далее по центральной аллее, справа на возвышении небольшое кладбище нескольких видных деятелей революции и национальной культуры, обнесённое массивной чугунной оградой (зачем в парке культуры и отдыха кладбище непонятно), на центральной аллее фонтан, напротив этого кладбища, слева за двумя рядами больших тополей, большущая спорт-площадка из нескольких волейбольных полей, теннисного корта и баскетбольной. У самой ограды высажены кусты. Ротонда, в которой по выходным играет духовой оркестр, далее деревянное резное летнее кафе «Отдых», выкрашенное бело-голубым и столько уже раз перекрашенное, что кажется мохнатым. За кладбищем справа от аллеи бильярдная «Академия», за ней танцплощадка и большой пустырь, где летом ставят большой шатёр Шапито и располагаются разборные постройки и вагончики обслуги, и зверинец цирка. Между аллеями густые заросли акации, сирени и других кустарников, вдоль дорожек на бетонных тумбах скамейки из длинных реек, крашеных в голубой. После постройки в Уфе капитального здания цирка, наш парк лишают высокого звания центральный (этот титул переходит парку им. М. Гафури), а на этом месте ставят парашютную вышку и колесо обозрения. Парашютные забавы, однако, быстро приелись. Там же качели-карусели и городок других детских аттракционов. Парк засажен соснами, тополями, берёзами и кустами акации, жасмина, черёмухи и сирени, повсюду расставлены тяжёлые длинные садовые скамейки из бруса и бетонного (вначале чугунного) основания, урны располагались у каждого края скамеек, их каждый май красят в голубой.

Уже после моего окончательного отъезда из Уфы парк этот исчезает с карты города и вместо него возводится уродливое и угрюмое здание нового обкома, вырубаются деревья и кусты, чтобы площадь перед обкомом просматривалась охраной (куда подевали памятник Матросову и мини-кладбище понятия не имею). Теперь там просто пешеходная зона со смотровой площадкой.

(Матросов нашёлся – его сместили сильно влево на место бывшего спорт-плейса).

Таков мой новый мир.

Лакуна

Живут в моём подъезде разные люди, и уже почти не осталось тех специалистов, для которых возводилось наше здание. На первом живёт уже описанная ранее Ветка, правда после отсидки, это довольно тихая барышня, поскольку её папаша имеет сношение с антрепризой, летом у них проживают цирковые, как-то даже братцы Запашные там столовались. Этажом выше живут с разведённой мамой сёстры Мартыновы (Савицкие), Ира и Лариса, выше в центре лестничной площадки ещё одна Лариса – особа привлекательная, но выше меня и я поэтому её сторонюсь, на пятом семья башкирского поэта Таджетдинова (с весьма трагической судьбой), о ней будет своё отступление, на нашей площадке в квартире 120 чуть позже появляется мальчик Вова (Гидроцефал), с которым тоже связано множество забавных историй, ещё позже, в 1968 г., на мою площадку в квартиру 121 переезжает художник, окончивший наше училище уже после меня. Знаменит он стал после росписи полов в квартире в шахматную клетку, что смотрелось тогда весьма авангардно.

Остальное население нашего подъезда интереса для меня почти не представляло.

Лакуна 

Мои новые друзья: Мишка Минаев (теперь он Балашов) живёт в 9-м подъезде на четвёртом этаже, другой – Яшка Зайдель в 7-м, на пятом, во втором живут Рустик Амиров и Азик Канзафаров в квартирах четвёртого этажа напротив друг друга (16 и 17). Ещё некто Рубен (тоже Рустем) из второго, из 15 квартиры третьего этажа (он присоединился к нашей компании много позже, году в 1962). Они почти ровесники мне, чуть помладше… с остальными сверстниками сохранялись лишь шапочно-приятельские отношения.

А наша компания стабильно сохранялась долго, вплоть до моего отъезда в 1968.

Лакуна 

Дом выходит сразу на три улицы: Ленина, Фрунзе и Советскую.

По Советской и Ленина за домом – мелкие старые постройки, частный сектор.

На Советской напротив дома помпезное, выкрашенное зелёным здание Обкома КПСС (благополучно отобранное у еврейской диаспоры после революции здание Синагоги).

На Советской же, на углу с Пушкина в изящном двухэтажном здании XIX века, находится и роддом, где меня произвели на свет.

Дальше, на другом углу Пушкина и Советской музыкальная школа, где я так незадачливо проучился, и заканчивается Советская перед зданием Пединститута на улице Октябрьской Революции или попросту Октябрьской, как её называют жители города. По Ленина, на углу с Пушкина, замечательный магазин «Рыба» с богатой винотекой, а через дорогу Уфимское училище искусств (где когда-то моя мама преподавала историю мировой культуры), теперь это Башкирский институт Искусств, напротив Оперный театр, в подвале которого ютится Театр кукол. Далее по Ленина приснопамятный «Сталинский» сквер, к тому времени уже просто скверик. Далее здание в стиле «Модерн», куда переместили магазин «Детский мир», а сразу за ним трамвайное кольцо.

Я теперь в самом центре города живу.

Лакуна

Первое время я ещё бегаю в старый двор, тогда я ещё продолжал дружить с Юлаем, а ещё туда переехал, как раз с Ленина, 2, Мурад Ахметов (т. е. мы как бы поменялись).

Мурад – сын композитора и председателя Башкирского отделения союза композиторов. Мальчик он начитанный и с ним интересно общаться, правда, он слегка заносчив, считает себя гением и будущим супермузыкантом. И мы подружились с ним именно на Тукаева, 29 (хотя я и до этого момента был с ним знаком).

Музыкантом и известным он действительно стал, учился он у Хачатуряна в «Гнесинке» и очень успешно. Менторский тон у него так и оставался на протяжении всей его жизни, но дружить мне с ним это не мешало (таков уж он был и не мне его переделывать).

Я любил его тогда, жаль, что он уже оставил этот мир.

Лакуна 

В новом дворе сверстников моих гораздо больше и существует, даже несколько группировок внутри дворового общества, но в случае нападения извне все тотчас объединяются (в те годы существовало множество подростковых банд в каждом большом дворе или квартале, воевали улица на улицу, микрорайон на микрорайон). Собиралось до нескольких сотен в каждом отряде, и бились, чуть ли не насмерть, с применением дубин, кастетов, велосипедных цепей и ножей, криминальные элементы всячески поддерживали и направляли такие проявления злобы и вербовали к себе наиболее свирепых.

Доблестная Советская Милиция же обычно терпеливо ждала окончания сражения, после чего забирала тех, кто уже не в силах был убежать, т. е. побеждённых наказывали дважды.

Как я уже говорил, группировок во дворе несколько: чистая шпана (куда входили ещё и жители небольшого дворика Ленина, 4), дети пролетариев и обслуживающего персонала, и дети интеллигентов и чиновников. Я примкнул к интеллектуалам, естественно потому, что эти ребята тоже были довольно начитаны и конфликты в группировке разрешались без битья морд. Те из нас, что были постарше, охотно делились книгами и выслушивали наши комментарии, почти без обидных кличек и подзатыльников. С остальным населением двора тоже удавалось обходиться без свар. К мелкоте мы относились снисходительно, но более всего просто не замечали. Лишь впоследствии стали приглашать их в свои игры (но тогда мы уже были и повзрослей и поумней, а они достаточно подросли для равного общения). Взрослое население двора жило своей жизнью, вне дома во дворе собирались лишь мужики поиграть в картишки или в домино (ну и выпить само собой, но пристойно, почти без шума).

Было много и ребят постарше, и эти тоже были разделены по похожим признакам, но границы группировок там были более размыты. Лидером у них считался Марат Гарифуллин, он даже не жил во дворе нашем, но руководил всей группировкой. Это был циничный, злобный, недалёкий уголовник – главарь местной банды. Его попросту все боялись, а за его спиной маячили ещё более серьёзные криминальные круги и «Смотрящий» по нашему району.

Говорят, что этот Марат жив и до сих пор и недавно проводил во дворе сходняк «ветеранов».

Вот вам и бескриминальный социалистический рай.

Лакуна

Вслед за мной на Ленина, 2, из расселённой и ликвидированной саманной развалины переехал и Витька Петров (мой одноклассник по начальной школе) и его младший брат Сашка. Сашка – откровенная шпана, и тотчас примкнул к шпане из дворика Ленина, 4, и вместе с ними гопничал в округе. В тот период мы с Витькой общались крайне редко (на уровне: здорово-пока), но позже, когда он поступил в училище искусств на класс контрабаса, вновь приятельствовали, тёплые приятельские отношения с ним сохранялись на протяжении всей остальной жизни, но и он уже в местах потусторонних.

При дворе вскоре после моего переезда был открыт клуб, расположенный в цокольном этаже седьмого подъезда и мы там частенько проводили время в ненастье и зимой. А в седьмом подъезде в подвале был оборудован общественный туалет – редкость тогда, ближайшие были только на трамвайном кольце и в дальнем конце парка.

Большинство ребят из этого дома учились в школе № 11, а в школе № 3, пожалуй, только я, хотя к дому ближе была всё-таки тройка.

И школа третья, конечно, была лучше.

Лакуна

В конце апреля 1959 мне, с огромным трудом, достали путёвку на весь май, июнь и часть июля во Всесоюзный противотуберкулёзный санаторий «Дружба», на побережье Чёрного моря в Лазаревском районе, близ станции Макопсе (Большого Сочи тогда не было ещё).

Путёвок выделялось туда тогда крайне мало и от Уфы попало всего четверо: две девочки и два мальчика (пара десятилетних и пара тринадцатилетних, мне только в июне должно было исполниться четырнадцать, а четырнадцать был критический возраст).

Нас повезли на поезде через Москву с пересадкой (прямого поезда на Кавказские курорты тогда не существовало), чему я был рад чрезвычайно, я грезил этим городом.

До Москвы поезд шёл тогда 28 часов, а ехали мы в купейном вагоне с сопровождающей нас женщиной. Поезд прибывал на Казанский вокзал в 5 утра, и метро было ещё закрыто, поэтому вначале нас повели завтракать в ресторан при вокзале, откуда я благополучно смылся, узнав время и место отправления поезда в Сухуми (уже с вокзала Курского). Отпрашиваться я не стал, чувствуя, что позволения не будет.

Чутьё вывело меня сразу на Красную площадь, мимо высотки гостиницы «Ленинградская», далее по Кирова, потом мимо «Детского мира» и вверх по улице 25-го Октября к площади, за «ГУМ».

А потом я отправился через Манежную площадь изучать: сначала ул. Горького, а потом по бульварному кольцу в сторону Арбата и так далее, где в метро, которое вызвало массу впечатлений и воспоминаний, как красотой станций, так и необычностью подземных путешествий, спуск и подъём на длинных эскалаторах, особенный запах «искусственного» воздуха и сожжённого железа, темнота и грохот на перегонах. А где пешком или на экзотическом троллейбусе (у нас в городе тогда только трамваи и автобусы возили людей).

Сходил я и в музей им. Пушкина ненадолго, поскольку быстро устал рассматривать шедевры. И вернулся на Манежку, минуя Александровский сад вдоль кремлёвской стены.

Пообедал где-то в дорогом центральном кафе, кажется, это был «Метрополь», а может «Прага», сходил в кино в «Художественный» (поезд отходил в 22-30) и появился на перроне Курского вокзала только после второго звонка. Бедная женщина не знала, что и делать, она и в милицию обращалась и объявления по вокзалу заказывала (она ведь отвечала за нашу жизнь и здоровье), но ходить строем я не желал, и считал, что заблудиться в городе может только болван (что и было доказано, но следовало всё же отпроситься).

День выдался длинный и суперинтересный.

Женщина эта после вышеупомянутой поездки зареклась связываться с доставкой детей, хотя до этого это был для неё постоянный источник дополнительного дохода и дармового недельного отдыха на море.

Отравил я ей, бедной, и отпуск и радость бытия. 

Продолжение следует…