Неповесть. Часть двадцатая

Лакуна

Уж если я приглашал друзей к себе, то непременно безудержно хвастался – демонстрировал мои изобретения. Я вообще много говорю и требую много внимания своей особе, если говорить не о чем, тут же начиняю сочинять про свои небывалые приключения.

Сейчас удивляюсь терпению тогдашних моих гостей.

Я очень люблю конструировать всякие приспособления, которые изготавливаю регулярно и они, в большинстве своём, работоспособны и для хвастовства своими талантами мне, конечно, нужна была аудитория.

Благодаря вырёванными и приобретёнными для меня родителями нескольким металлоконструкторам (модными в те времена), я имею в достатке материалы, и не только для изготовления устройств по приведённым чертежам (сборка по чертежам быстро приедалась, поскольку раз за разом собирать одно и то же было свыше моих сил, правда, я уже научился работать по приведённым схемам и начал разбираться в чертежах и принципах работы различных механизмов).

Я всегда пытаюсь что-нибудь придумать самостоятельно и действительно смог изготовить собственные устройства. Из них запомнился мне только экскаватор «обратная лопата» – он был действующий и его придумал и собрал я сам (наблюдая работу его прототипа на стройке и при прокладке газопровода). Делал я его довольно долго, потому что сразу многое не хотело работать или не нравилось мне. Ковш его был изготовлен из шестиугольной картонной коробки от маминой пудреницы.

Были изобретены и построены другие агрегаты, такие как ленточный конвейер, но материал для его ленты был недостаточно шершав и пластичен, поэтому с него всё сваливалось и он постоянно клинил. Неудачные творения работали плоховато или были недостаточно «настоящими» за что были разобраны вскоре после сборки.

Ещё одно изделие вышло удачно – козловый подъёмный кран, этот тоже красовался на подоконнике во время наших игр.

Главным недостатком конструктора я считал постоянное исчезновение винтиков, колёс, шкивов и гаек, они падали на пол и терялись в щелях между половицами и закатывались в неведомое. И не было в нём настоящих обрезиненных колёс, а без них невозможно изготовить настоящий автомобиль-самосвал.

В конце апреля 1953 натаскал я в комнату свежепривезённого песка из песочницы во дворе и поместил в большую обувную коробку от маминых бот (без спроса конечно, но после длительной перепалки с мамой всё же оставленную на подоконнике).

Нагружал этим песком свои самосвалы (у меня была целая армада дешёвых игрушечных грузовичков), действуя этим экскаватором, затем моя автоколонна перевозила песок через весь подоконник в другую такую же коробку; когда весь песок был перемещён, тягач перевозил экскаватор на специальной платформе (из того же конструктора) и всё действие разворачивалось в обратную сторону. Так я мог играть часами, придумывая и обыгрывая разные ситуации. По дороге усыпанной песком между коробками передвигались и легковые машинки, вокруг вырастали всякие строения из кубиков и коробок, жаль только что игры эти были пошаговыми, поскольку рук только две, а машинок полно. Друзья, разумеется, принимали в этой деятельности самое прямое участие, мы часто ссорились во время игры, кричали, ругались, расставались насовсем (до завтра). Бедной маме приходилось беспрестанно подметать рассыпанный песок, она ругала меня или иногда уговаривала самому подмести за собой. В результате песок этот прожил на подоконнике аж до следующей весны.

И со Славой и с другими моими друзьями мы постоянно играли таким образом и не только на отведённом для этой цели подоконнике, но и на полу, реже вытаскивали наш технопарк во двор, но там постоянно крутился кто-нибудь и мешал процессу игры.

Мы спорили, жужжали и шумели, и сорили, позже даже стали убирать за собой с подачи моей мамы.

Дома всячески поощряли подобную дружбу и учили не замечать физические недостатки, а любить и уважать человека как личность.

Славу я последний раз встречал уже после того как навсегда уехал из Уфы, он стал мастером по ремонту бытовой техники.

Тогда сформировалось моё отношение и к человеку, и к технике.

Лакуна

Второй мой друг тех лет был грузный и толстый, звали его Витя Петров, он был добр и зачем-то стеснялся своего еврейства, говорил – мы карелы. Кроме посещений моего дома мы часто играли и во дворе. Жил он в саманном бараке, построенном в годы войны для расселения эвакуированных.

Барак был ужасен, грязен и без удобств, воняло помоями, тухлятиной, мочой, комнаты были маленькими, тёмными, с низким потолком, с одной кухней на этаж, поэтому приглашать меня в гости Витька стеснялся. Был я у него за всё время детства не более десяти раз. Отца у него не было, но был ещё младший брат Сашка.

Любил Витька побороться, и мы с ним возились везде. Витька был частым гостем у нас и наши всегда его старались подкормить (несмотря на свою толщину, он вечно хотел есть).

Мне иногда удавалось его побороть, и это были редкие минуты славы – я немедленно оповещал двор, что Витьку поборол!

Дружил я с ним до самой его смерти.

Лакуна

Рядом с нашим домом в одноэтажном каменном домике в три окошка жил взрослый парень – немой, его мы почему-то боялись и дразнили – «Немтырь, немтырь!», лишь спустя некоторое время выяснилось, что он очень добр к детям и частенько он за нас вступался в различных конфликтах с взрослыми и хулиганьём. Вскорости мы уже ходили за ним хвостом – у него ещё были и золотые руки и он с удовольствием мастерил для нас всякую всячину.

В соседнем дворе жил Генка, я уже упоминал о нём – он тоже входил в круг ближайших и тоже часто гостил у меня, и, пожалуй, ещё Юлай, хотя тогда он был совсем малявкой.

Часто в гости заглядывал и мой второй одноклассник Ильяс Киекбаев, он жил через дорогу во дворе типографии обкома КПСС, с ним я тоже дружил и он заходил ко мне, хотя реже чем Слава и Витя.

Серьёзных неприятностей и драк в период начального обучения почти не было, остались только обидные дразнилки: «Вальсон-кальсон» и «Цыпленок» за мелкие размеры (моя первая фамилия была Вольфсон), хотя может быть и было что-то, но не оставило следов и шрамов ни на теле, ни в памяти.

Синяки детства не живут долго.

Лакуна

Примерно тогда же случился позорный инцидент с кражей.

У одного из тогдашних уличных или школьных приятелей (имени его уже не помню) отец служил в Германии и каждый месяц присылал оттуда необыкновенные по красоте игрушки в огромном количестве. Мальчик этот постоянно приносил новые игрушки и безудержно хвастался ими в компании. Жили они далеко; вверх по Пушкина по левой стороне, чуть не доходя до улицы Аксакова (это от моего дома почти восемь кварталов). Тем не менее я частенько ходил к нему в гости и меня принимали очень хорошо. Поначалу было пристойно и достойно, мы играли по нескольку часов подряд, позже нас приглашали за стол, потом меня отправляли домой, но серая крыса зависти росла в моём сознании, соблазн разъел совесть и я пал… так прошло пара месяцев и вот Дьявол нашёл таки лазейку в моей совести и овладел юной неискушённой душонкой, и тогда...

Спёр я у него несколько маленьких (хорошо помещались в карман) моделек советских самолётов (три); кстати, их изготавливали где-то в СССР из алюминия, но продавали в ГДР, откуда отец этого парня и присылал их (их должно было запускать по нити, но какой-то изъян конструкции не позволял это делать и игрушка беспомощно болталась на нитке, видимо надо было использовать скользкую нейлоновую леску, но в нашей стране такого тогда ещё не было и в помине).

Я наивно полагал, что при таком количестве игрушек они не заметят пропажу, но был быстро изобличён и понёс заслуженную кару.

К мальчику меня больше не отпускали, да и в дом к нему больше тоже не пустили, даже когда я пришёл просить прощения.

Назавтра его родители пришли к нам со скандалом, забирать краденное. Я, завидев их, тут же сбежал на улицу, но и это не спасло от позора и некоторых угрызений совести.

Так мне и надо!

Лакуна

В школе тогдашней были уроки труда, где сначала нас учили работать по дереву, а позже мы работали уже по металлу. В четвёртом классе мы изготавливали ручки к молоткам и топорища, на которые насаживали вышеупомянутое, применяя клинья. Но венцом нашей деятельности были скворечники, их изготавливали долго и тщательно, а весной, в «День птиц», торжественно приколачивали на окрестные деревья. Не знаю, нравились ли скворцам наши поделки, но воробьи охотно в них селились. В пятом классе мы уже исполняли «Высший пилотаж» – изготовляли табуреты, лучшие из которых направлялись на выставку детского творчества, а остальные раздавали куда-то незаметно, один отдали мне, и я торжественно водрузил своё корявое изделие посреди прихожей. В конце учебного года нас допускали уже до токарного станка, но вот что мы вытачивали, кроме ручек для скакалок и ручек к сковородникам, были какие-то балясинки, которые потом шкурили и лакировали, остального, увы, уже не помню.

В шестом начиналась работа по металлу – это был боёк слесарного 600-граммового молотка. Это изделие готовилось полгода, обрабатывалось напильником, потом шкурилось, и даже полировалось до зеркального блеска (опять же лучшие изделия потом красовались на выставке технического творчества), ещё таким же образом готовились слесарные зубила. Мальчишки на этих уроках втихаря делали заточки, обматывали незаточенную часть изолентой и таскали в карманах верхней одежды. Эти нелегальные изделия готовились из сломанных полотен ножовок по металлу, а мечтой каждого было найти или спереть напильник, «отпустить» его и потом заточить и закалить. Зачем нам требовалось холодное оружие, так никто и не знал, но все целеустремлённо готовились в бандиты. Естественно заканчивалось трудовое воспитание допуском к металлообрабатывающим станкам, где и постигались азы профессий.

Моё поколение умело работать руками.

Лакуна

Вообще играл я с игрушками очень долго – лет до двадцати двух, собирая у себя окрестную детвору, и играл с малышами со всего двора, как с равными. Такая получалась альтернатива нынешним компьютерным играм, только сюжеты и место действия мы придумывали сами.

Известная инфантильность присутствовала при этом и можно было командовать малышнёй.

У меня, уже взрослого, была даже электрическая немецкая (из ГДР) железная дорога с паровозиком и четырьмя товарными и двумя пассажирскими вагонами, выменянная мной на несколько декоративных рыб и аквариум, она работала от сети 220 вольт через трансформатор, а рельсы служили проводниками. Кроме рельс и подвижного состава был один арочный мост, два стрелочных перехода, автоматический шлагбаум и здание вокзала с двумя путями. Общая длина полотна была метров пять и я постоянно докупал рельсовый путь, который состоял из десятисантиметровых участков и закруглений, всё это разворачивалось на полу, на ковре с подсунутыми под него разными предметами для создания рельефа (потом дорогу разбирали, а ковёр стелили на место – наш сундук).

И тогда же присутствовало множество самодельных автомобильчиков из пластилина с колесами от электросчётчиков и рессорами из половинок лезвий безопасных бритв (у нас в подвале дома на Ленина, 2 была мастерская по ремонту электросчётчиков и почему-то слуховых аппаратов (там же я позже прибарахлялся радиодеталями). Идея изготовления такого транспорта принадлежит Эросу, он постоянно что-то мудрит с подвеской. Естественно, мы все тоже подключились к изготовлению подобного (вот так и рождается мода). У всех моих дворовых друзей такие автомобильчики тоже появились в мгновение ока. Недавно такую же картину я наблюдал у современных подростков, только они катают маленький скейтборд и уж его никто не делает своими руками, а покупает.

Вот только с колёсными парами для тех машинок был постоянный дефицит, тогда мы и открыли существование мастерской под первым подъездом.

Так и не могу постичь, что общего между счётчиком и слуховым аппаратом.

Продолжение следует…