Неповесть. Часть пятая

Лакуна

О вкусном.

На масленицу бабушка печёт особенно вкусные блины и заворачивает в них всё подряд, делает из творога необыкновенно вкусные сырники или запеканку, а в апреле ещё печёт булочки с изюмом в виде птиц, удивительные, и ещё пирожки с курагой или черносливом и изумительные творожные шанежки. Делает и еврейские фаршмаки и паштеты, и фаршированную рыбу. А то жарит в духовке целого молочного поросёнка, нафаршированного яблоками, черносливом и клюквой.

На Пасху невообразимо вкусные куличи с изюмом и политые сахарной глазурью, готовит и пасху из сладкого творога, тогда это называлось «сырковая масса», с изюмом.

Бабушка умеет готовить всё, и необыкновенно вкусные борщи и супы, и окрошку, и уху из любых видов рыбы. Печёт и жарит пироги и пирожки с разнообразной начинкой. Жарит беляши и курники. Запекает и жарит дичь, добытую дедом, жарит поросят, уток, гусей и индеек с яблоками, черносливом или с клюквой (или со всем этим вместе).

Пироги и пирожки с курагой, творогом, капустой, с луком и яйцами, изюмом и чёрной смородиной, с малиной и ещё множество сочетаний, которые уже остались за гранью памяти.

Варит кисели и компоты, делает желе и муссы. Печёт и украшает торты, или воздушные бисквитные, или слоёные «Наполеоны», или невесомые безе, склеенные кремом или вареньем.

В детстве каждый раз я ел что-то новое, раньше не пробованное, такой великий дар был у бабушки моей. Невероятно откуда она брала столько времени на всю эту стряпню, ведь она вела и интенсивную светскую жизнь, посещая подруг и друзей, да и у нас постоянно кто-нибудь гостил, и частенько собиралось общество по вечерам.

Ну вот, понаписал всё это и подавился слюной.

Лакуна

Ложку и вилку я держу в кулаке, чтобы ни капли не пролилось, а взрослые постоянно заставляют держать эти предметы правильно, но только отвернутся, как ложка снова зажата в кулаке.

Еду в нашем доме готовили вкусно и настаивали на полном её уничтожении за трапезой. Дед постоянно призывал меня вступить в «Общество чистых тарелок» по примеру Ильича.

С тех пор я так и считаю, что если в гостях не подчищу всё выставленное на стол, то смертельно обижу хозяйку.

Удивительно, но в раннем детстве я обожал всё то, что остальные дети обычно ненавидят. Это, например, касторка, ложку с которой я чуть ли не вырвал из бабушкиной руки, а позже рыдал и просил ещё. А также люблю рыбий жир с кусочком подсоленного хлеба (постоянно ною: ну дай ещё!) и всякие витаминки, и гематоген. Ещё мне нравилось, когда капали горячее камфарное масло или борный спирт в больное ухо.

Мама меня зовёт: мальчик Наоборот.

Лакуна

Религию в нашей семье не исповедовали, но многие церковные праздники праздновали как-то между прочим, а у троюродных в комнате висела иконка в серебряном окладе с горящей под ней масляной лампадкой и окантованная вышитым рушником. У бабушки вроде тоже была иконка (при мне про религию никто не разговаривал, и я даже не знал божьего имени), но не на виду и ещё было множество дореволюционных церковных открыток с золотым тиснением. Но на пасху обязательно были крашеные яйца, пасха и куличи (обычно бабушка выпекала несколько больших, разного вкуса куличей с изюмом внутри и политых белой глазурью с разноцветной сладкой крошкой). Обязательны были и веточки вербы, их ставили в воду, позже они прыскали листочками и украшали наши подоконники, а когда веточки обзаводились корешками их высаживали на берегу Сутолоки и некоторые деревья тех лет всё ещё стоят там. Тогда я очень удивлялся, что у многих моих знакомых были специальные «родственники» так называемые крестные родители или дети. У меня таких не было. Но тогда не вызывало зависти к остальному человечеству.

И позже, когда уже мама пекла на пасху куличи, я таскал их в школу, обычно штук пять (тогда мне не доставалось и крошек). Мама переняла у бабушки секрет её сдобного теста и, в свою очередь готовила печёности отменно. Вот только секреты компотов и варенья, а также жаренья дичи ей не дались, жаль… но дичи после переезда в коммуналку мы и так не видели.

Весна всегда вкусна и радостна, а мир прекрасен и без икон.

Лакуна

Опять о вкусном.

Лето! Бабушка варит удивительные варенья и компоты из всех ягод и фруктов. Варенье варится в огромном медном блестящем тазу с деревянной точёной ручкой.

И тут же на ужин всех кормят пенками от этого варева, и мне достаётся больше всех и даже раньше, я во всё время приготовления постоянно путаюсь у неё под ногами вместе с любопытной Пашкой.

Пашка меня не понимает, ведь в этих вареньях нет ни капли рыбки или мяска, она презрительно покидала кухню, негодующе тряся хвостом.

Эти варенья потом лежат до глубокой осени, тогда их вскрывают и наслаждаются ими всю зиму и весну. Удивительно, но у нас никогда не оставалось ничего из прошлогодних запасов, так здорово бабушка рассчитывала необходимое количество летних и осенних заготовок (а может их просто раздавали родственникам, друзьям и Сибаевым).

Моя бабушка все блюда готовит превосходно, а её печёные изделия и до сих пор для меня эталон домашней выпечки. Больше никто в мире не умеет так печь пироги, куличи и торты, был какой-то особенный секрет в изготовлении ею теста. Туда шло множество ингредиентов, и даже медицинский спирт, который приносила тётя с работы (она у нас работает хирургом по лечению костного туберкулёза), её клиника находится рядом в Старой Уфе. Ещё этот спирт настаивали на лимонных или апельсиновых сушёных корочках и подавали эту настойку гостям на праздниках.

Тесто получается настолько вкусное, что я таскаю со стола его и поедаю сырым, а меня прогоняют, потому что боятся, что у меня разболится живот.

Мама моя только частично переняла секреты изготовления такого сдобного теста, но и она готовила печёности удивительные и, кажется, любила стряпать, а спирт она заменяла на водку.

Тётка переняла искусство изготовления тортов (но готовила, в основном, «Наполеон» из множества тонких блинчиков и особенного заварного крема).

Ещё часто мне делали забытый нынче «гоголь-моголь»: брали сырое яйцо, разделяли белок и желток. Потом венчиком взбивали белок до возникновения стойкой пены, а желток растирали с сахарной пудрой добела, после чего сливали белок и желток в стакан – это был изысканный десерт. Мама усложняла состав ещё и добавлением сливочного масла и какао в порошке в растёртый желток – это она называла «свар».

Гурманом я был уже тогда и живот мой с радостным урчанием усваивал все эти вкусности и не расстраивался по пустякам.

Лакуна

А ещё мы каждое лето ездим отдыхать за город (а дед работать) на какой-нибудь башкирский курорт и живём там как на даче.

Ехать туда далеко, много часов, и мы добираемся поездом в купейном вагоне. Тогда ещё бегали и общие вагоны – пульманы с тремя ярусами полок, куда билеты продавались без мест, и там всегда было особенно тесно, некоторые ехали даже стоя как в трамвае, а все прохода и свободные третьи ярусы были завалены мешками и чемоданами, в этих вагонах постоянно ругались. Были ещё и, так называемые, «Рабочие» пригородные поезда, где в вагонах были простые лавки из реек и поручни как в трамвае. А товарные поезда состояли, в основном, из двуосных вагонов-теплушек с раздвижной дверью посередине. Новых четырёхосных вагонов, платформ и цистерн было ещё совсем немного, но они были чистые и красиво покрашенные тёмно-красной краской, некоторые вагоны были даже полностью из железа. На всех вагонах тут и там красовались эмблемы ЖД и всякие надписи мелом.

На вокзале всегда дымно, шумно и за окнами нервно кричат маневровые паровозики без тендера, таскающие по путям связки пассажирских вагонов. Второй путь всегда свободен – по нему спешат товарные и пассажирские поезда, не останавливающиеся в Уфе, это экспрессы «Москва-Пекин» и «Москва-Владивосток», их возглавляют огромные паровозы ИС с ярко-красными двухметровыми ведущими колёсами. Остальные пассажирские поезда таскают паровозы поменьше, серии «СУ», но и у них ведущие колёса внушительны. Товарные поезда тащат тоже огромные (только ведущие колёса у них поменьше) «ФД» или «Л». Иногда удаётся сбежать на перрон, чтобы посмотреть, как проходит какой-нибудь сквозной поезд, но ненадолго, обычно меня быстро ловят: или дежурный по станции или милиционер.

Сразу после третьего звонка паровоз оглушительно кричит и слышно громкий частый стук, это колёса локомотива пробуксовывают, но скоро стук замедляется и уже слышно тяжёлое дыхание, набирающего ход состава.

С тех самых пор магия вокзалов постоянно тревожит и зовёт в путешествия.

Совсем рядом с вокзалом, слева от него находится Паровозное Депо с «каруселью» посреди двора и множеством ворот в полукруглых арках, там паровозы отдыхают и заправляются, а потом их прицепляют к поездам дальнего следования. Ещё дальше вагонное Депо, где вагоны моют, ремонтируют, а потом из них составляют состав или просто прицепляют к проходящему поезду.

С другой стороны (справа) от вокзала, большущий и шумный, весь в клубах дыма и пара, Паровозоремонтный завод, где за дырявым забором на рельсах множество осей с разными колёсами для ремонта подвижной части. Колёса выкрашены в красный цвет с белой окантовкой.

А товарная станция и сортировочная находятся за рекой, на станции Дёма.

Билеты деду вручают в депутатской кассе, отдельно от остальных пассажиров.

В этой кассе нет окошечка, очереди, всегда тихо, мягкая мебель, кружевные занавески и бархатные бордовые гардины, золотой журнальный столик хохломских мастеров со свежей прессой, буфет с напитками и ковёр на полу и детские игрушки, включая коня-качалку, которого у меня не было никогда (это к вопросам социального равенства при советах, которые так любят муссировать сейчас). Билеты приносят и вручают люди в форме, часто это сам начальник вокзала или дежурный офицер-железнодорожник в красной фуражке.

Вот, наконец, билеты получены, и мы грузимся в красивый купейный вагон, с полированными дверями и ковром в коридоре вдоль дверей купе.

Двери в вагоне массивные, тяжёлые с ручкой и двумя защёлками под треугольный ключ. Захлопываются они очень плотно и оттого что имеют приличную массу с хлопком (однажды я не успел отдёрнуть руку и прищемил пальцы, было очень больно, а ноготь на указательном пальце почернел и позже слез, слёз хватило почти на весь путь до станции назначения).

На станцию прибываем после нескольких часов пути, там обычно нас уже поджидают работники санаториев с конной коляской или телегой, на которой мы долго добираемся (до места километров двенадцать-пятнадцать). На такое путешествие уходит часа четыре, и томительность медленного путешествия скрашивают виды, открывающиеся перед нашим взором.

Дороги эти живописные, с глубокими колеями, часто заполненными прозрачной дождевой водой, после очередного сильного дождя. Башкирские чернозёмы после ливня раскисают настолько, что даже лошадь не может провезти телегу, и тогда приходится ждать несколько часов, пока дорога подсохнет, впрочем, лето в Башкирии жаркое и сохнет быстро.

Я маленький и мне ждать не скучно, да и на станции полно интересного и загадочного. Вокруг валяются всякие промасленные железяки, с которыми так интересно играть…

Наконец кучер объявляет, что уже пора трогаться, грузимся мы весело и отправляемся в дальний путь.

Продолжение следует…