Акапелла, или Пока сияет твоё лицо

Бесподобное сочетание сущности как чего-то неуловимого и всех семи её одёжек (формочек) — в бесхитростных и, казалось бы, простых стихотворениях Алии Гайнатуллиной.

Возвращаешься к азбуке творчества: такое «сочетание» не даётся ни формальным трудом, ни силой воли, ни усидчивостью или дисциплиной, ни тем более самолюбием — только любовью к самому же таинственному Прекрасному. Любовью не к себе. Когда и сам ты прекрасен лишь настолько, насколько неудержима в тебе эта любовь к божественной Красоте, которая только мелькает в мире твёрдых форм, общих мест и мёртвых положений. Сочетание слишком случайное и редкое, чтобы быть подвластным и систематическому «служению искусству». Оно, стихийно-чудесное, как бы рассеянное, отстранено от массовых парадных бдений, от ежедневных общественных собраний (галочек-протоколов) — от всех важных повседневных селфи-сборищ вообще. Среди всего этого парфюмерного массива оно только тихо меркнет и вянет, словно бледный аромат ночной фиалки.

Явление поэзии Алии Гайнатуллиной — простое и ясное свидетельство того, что душа в её женском облике возможна лишь в виде материнской любви или чистой доброй девочки, почти не существующей в этом иллюзорном жестокосердом мире чистогана, наживы и выгоды. Ещё — в стихах. Все остальные виды существования гомо сапиенсов обоего пола для такой вот души — слишком вульгарны и пошлы. Прочие типы мужских и женских особей, телесно явленные в обществе — это переходные, преходящие быстропортящиеся мутанты бытия «слишком человеческого», наделённого пахучими остросоциальными свойствами многополого, как выяснилось в эпоху натуралистического фрейдизма, животного по имени гомо сапиенс. Так что существование души в нашем мире сделалось весьма проблематичным.

Кстати, в виде лирического отступления. Подавляюще-многочисленные бездушные (не прекрасные) виды гомо сапиенса в современном обществе как раз только и могут быть полезными и жизнестойкими. Многочисленные заслуженные «работники культуры» и просвещения (за относительно редким исключением), увлечённые крупными заработками чиновники, администраторы и особенно, бесспорно, эффективны бесконечно добросовестные карательные органы — вот соль современного мира. Все эти типы человека-в-становлении, человека обогащающегося, лучше всего способны служить извлечению для себя пользы из всего, что нас или его окружает. Или окружало недавно, но извлеклось. Оно, извлечённое полезное, присваивается чертовски-энергичными деятелями (в том числе культуры) до степени присвоения и чужой, не принадлежащей им, жизни. И вот, кажется, той драгоценной грани между чужой жизнью и своей собственной пользой-выгодой уже просто не существует в природе современного социума (или почти не существует). Разве что чудо случается. Всё великолепно обставлено — ритуально и красноречиво: только извлекай! Законно. Функционируй бесперебойно.

Фунционал — это, несомненно, Мозг (Монстр) — нечто абсолютно противоположное живой душе, как бы стыдящейся своего собственного существования и присутствия в мире.

Мозг ведь существует независимо от наличия в человеке души и даже часто вопреки именно душе и существует этот Мускул-бицепс. Тело-машина Мозга-Монстра подавляет тонкое и инструментально неуловимое —  гармоническое, благое, нерукотворно-божественное Прекрасное. Дуновение нездешнего мира. Мерцающее сознание прекрасной сущности души в принципе отрешено от любого потенциального вредительства и присвоения, от извлечения из Другого пользы для себя. Польза Другого для себя находится за гранью жизни Другого. Извлечь из Другого свою пользу — значит, покуситься на существование Другого. Но именно поэтому душа — для общества совершенно бессмысленный «конгломерат»: уж лучше раковая опухоль — из неё можно извлечь очередную ощутимую выгоду.

А что такое душа? «Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать», как точно выразился поэт. А то, что она прекрасна сама по себе, так этого общество видеть или знать отнюдь не обязано. Общество — тот же мускул Мозга.

Итак, вернёмся к поэзии от противного, как и положено в поэтической математике. Подведём итог вышесказанному. Людское тщеславие движет и движется не душой, но «стальными» мозговыми извилинами, ничего не прибавляющими самой душе человеческой, скорее даже подавляющими сам факт её божественного происхождения и тонких интенций её сверхсуществования. Движений почти не заметных и едва уловимых поэтами в мире вожделенной прибыли, общезначимой наживы и острой или «умеренной» несправедливости: иррациональной похоти и чистогана, умело прикидывающихся справедливостью и мудростью.

Но таковы и любые в принципе околокультурные общественные движения, курируемые дельцами и дилерами от искусства в стороне от зарождения самого искусства. Вечен тут наглядный пример с Ван Гогом. Стоило бедолаге умирать, чтобы на нём до сих пор наживались чуждые творчеству культурные упыри в законе? Смерть — беспроигрышное орудие любого приземлённого вампира, художник — вожделенная его жертва. Общество вампиров это реальность, несмотря на то, что это нонсенс. Такой парадокс мы имеем сегодня. Или это он — хочет нас поиметь.

Но только в универсальном (общественном и вселенском) сознании душа способна являться целиком и полностью во всей своей небесной Красе. Например, именно так и происходит в сознании пророческом или поэтическом. Это как Музыка. Но такое сознание (как и душа) не выгодно: его нельзя купить или продать. Оно — ещё не раковая опухоль.

 Тщеславие, честолюбие и игра мышц, главная среди которых человеческий Мозг — вот что такое прогресс и все производственные отношения в целом. Прибыль и капитал в деле — тот же Мозг! Функционал чистогана этого мира: Мозг нации. Чистая, искусственно извлечённая из всего живого польза-смерть: лучший из Функционалов. Не только война похотей человеческих, но и сама наука людская начинается и заканчивается этим Мефистофелем — уже не умом даже, именно Мозгом — натуральной школой: многоопытным ухищрённым рассудком в виде серого вещества под нашей скорбной коробкой существующего.

Мускул-Функционал-Мозг, со всеми его искусственными (не путать с Искусством) проекциями, осуществляемыми успешно в мир реальнейших иллюзий и всей машинерии наших собственных исторических желаний и свершений. Аминь.

И только душа человеческая, когда она, бледная и едва живая, появляется среди кровавого прогресса — одна чиста и ни в чём неповинна. Одна — бесконечно прекрасна.

Но именно в силу своей упоительной чистоты и невинности она, душа человеческая (не зависимая от многополого пола) почти и не существует на свете. Ну, разве что в виде дивных стихов, тех немногочисленных чудных строчек, сваливающихся нам на голову в виде золотистого блеска или лунного света, во сне или наяву. Ещё мелодий и звуков. Но и бессмертна — именно душа, а не Мозг: распадаются клетки и разбегаются врассыпную его силы. А бессмертны — едва живые в мире жёсткой наживы стихи.

И вот эта душа-поэзия, прозябающая (условие второго рождения) в обществе человеческом и есть величайший дефицит, не наделённый какой-либо покупочной стоимостью. Или убедительностью массового парфюмерного сознания.

Тонкое, ненавязчивое, трепетное, само себя не узнающее и как бы смущающееся своим появлением посреди всей эстрадной цыганщины, среди всех занятых «королевской свитой» мест — душа человеческая, «пассажир без места». Стихи, прелестные, невинные и дивные.

Душа — женщина, девушка, девочка: независимо от пола тела-мускула. Или души вовсе нет. И есть только многополый пол нечеловеческий? (Этакая приапическая матка-версия.)

Стихотворения Алии Гайнатуллиной — это какое-то запрещённое, ну, или просто недозволенное социальной Наукой о Мозге алхимическое золото души. Или капля благодати на все муки бедного человечества, исстрадавшегося в кровавом беге по кругу за прибылью и наживой. И кто же его ещё пожалеет?

Алексей Кривошеев

Молитва

Мир кипит от новостей

И пыхтит кастрюлькой…

Стану просто без затей

Ласковой мамулькой.

Буду тихо причитать,

Чтобы не убило…

Мне не хочется страдать,

Мне бы — мирно было!

Чтобы живы были все

И куда-то вдаль

Ускакал по полосе

Взмыленный февраль.

Я хочу цветов, тепла,

Ну и все такое.

Чтобы птицею пришла

Армия покоя.

Глухарем токует весть –

Помер тот иль этот…

Тех вестей не перечесть,

Падают кометой.

Вот проснуться бы во сне

И прийти в себя –

На родимой стороне,

Всех людей любя…

Свет

Это то единственное,

Что согревает в самый лютый холод,

Словно неожиданно яркое солнечное утро

После серых и промозглых дней.

Это то самое ценное,

Что дает силы жить,

Наполняя сердце музыкой Весны, Любви и Надежды –

Акапелла тебе,

Настигающая посреди хаоса и безнадеги,

И она о том, что ты есть.

И это все для тебя и о тебе тоже.

И ты преображаешься,

Словно оживая и вспоминая

Все самое светлое и счастливое в твоей жизни и в тебе.

Пока сияет твое лицо

Космическим светом чудесным,

Пока живет твоя душа.

Мир велик и чудесен,

И он есть Любовь.

Театр

Когда мне

недостаточно искусства,

рафинированного,

или чего-то нежного,

высокого, нездешнего,

немного искусственного –

я иду в театр.

В последний момент забегая

в билетную кассу,

Хватаю то,

что ещё осталось.

В партер уже не досталось!

Да и не надо — дорого!

Мучаюсь на балконе,

Смотря попеременно

То в бинокль,

то в очки

со сломанной дужкой –

монокль.

Ощущаю себя

стоящей на перроне

в ожидании скорого поезда,

в предчувствии

быстрого погружения

в действие

и приближения…

Захватит ли навечно,

целиком

вот этот льющийся со сцены

свет?..

И шляпка с виноградной гроздью,

дурацкая,

что на безумной героине,

вдруг донесёт невинно

нотку «Изабеллы»…

Мне в платье млечном

нежного оттенка

а ля императрица

руками вдруг замашет

словно птица…

И карусель кружится,

а мы на ней куда-то мчимся,

и плачем, и смеёмся,

и навсегда встречаясь,

расстаёмся

с последними хлопками

в закулисье.

Фантазии внезапная страница,

Италия,

сверкающие грани на стакане…

Мороженое в вазочке.

Отелло в балахонистом

тумане…

Раскрашенная чепуха,

разглаженные розовые лица,

распахнутые веера,

обмахивающие бурное вчера,

сметающие в явное сегодня… Увы.

Вот ради этого иду в театр,

где развивается кошмар,

иль забывается кошмар…

Игра актеров неплоха…

Музыка Листа

Уж с неба моросит

морозной белой крупкой.

В такие дни фонит,

настроенный так хрупко –

мой маленький мирок,

заношенный до дырок.

Отъявленный сурок,

ленивец и проныра,

повиснув на хвосте

лемуром-пофигистом,

царапну на листе

мелодию Листа…

Сон

А я опять тебе пою,

и будто просто Воскресенье.

Ночное явственное зренье

срывает оторопь мою.

И мы, не помня оправданий,

несёмся в вечную страну,

наперекор всем завываньям

зимы — внедряемся в весну.

Укоренившиеся стеблем,

вгрызаясь в неба дикий мёд.

И яростно-непоколеблем

Луны сияющий излет.

Самый легкий кофе — капучино

Самый легкий кофе — капучино

С пенкой невесомой молока.

Встретиться так просто, беспричинно,

Словно бы на зов издалека.

Побродив по гулким магазинам,

Ткнувшись в нереальное стекло…

Я бы это платье поносила, –

Если бы оно мне подошло.

Даже этот дождь неосторожный

Ласково так землю целовал.

Мы бежали — скрыться невозможно…

Начался веселый карнавал!

С неба теплым дождиком спустилась

Летняя, хмельная благодать.

Бесподобно это поучилось –

Под дождем по лужам пробежать.

Подготовил Алексей Кривошеев